Российская театральная труппа меняет Санкт-Петербург на Тель-Авив

Направляясь в яффский театр «Гешер» на новое представление театральной группы Fulcro, будьте готовы к неожиданностям: аккордеон и музыка техно. Монологи и диалоги. Крики и шепот. Песни на шести языках  — русский, немецкий, идиш, польский, украинский и иврит. Холокост и палестинские беспорядки 1929 года. Живая демонстрация приготовления гефилте фиш, хотя и в такой форме, которая подчеркивает отсутствие опыта в этом искусстве. И где-то среди всего этого — удивительная и необъяснимая вылазка в Иерусалим XVI века.

Это смешение стилей, языков, музыки и повествований и есть «Третье кабаре — Горящий куст», которое проходит в ангаре русскоязычного театра в Яффо. Название, а также рассадка (стулья вокруг столиков кафе, окружающих центральную сцену, с небольшими сценами по углам зрительного зала) помещают представление в рамки шоу песни и танца, между фрагментами которого порой нет никакой связи.

Однако тот факт, что мы видим это представление в театре, предполагает некую форму художественного высказывания. Это ожидание усиливается в свете темы шоу: большинство сюжетных линий посвящено Холокосту, а песни взяты из видеозаписей Йельского киноархива и свидетельств о Катастрофе европейского еврейства. Это настоящие песни, которые люди писали в ту пору и которые, возможно, даже помогли некоторым из них пережить ее ужасы.

Естественно, это повышает ставки. Откроет ли шоу что-то новое о величайшей трагедии 20-го века? О величайшей еврейской трагедии? О человеческом духе в экстремальных ситуациях? Это ожидание остается без ответа. Однако несомненно, что «Третье кабаре» откроет зрителям «Гешера» театральную группу Fulcro, менее десяти лет назад возникшей в Санкт-Петербурге, члены которой после вторжения России в Украину в феврале 2022 года переехали в Израиль.

Знаменитый театр «Гешер» все еще оплакивает потерю своего основателя Евгения Арье, скончавшегося в январе 2022 года. Однако в какой-то степени он заново переживает дни своего становления в начале 1990-х годов. Более 30 лет спустя новая группа российских исполнителей — очень молодых, очень красивых, очень одаренных — прибыла на наши берега и планирует взять их штурмом. Да, история повторяется.

Подобно тому, как приезд ансамбля «Гешер» отличался от предшествовавшей ему миграции актеров «Габимы» в Израиль, Fulcro («точка опоры» на итальянском и португальском) попал в Израиль при уникальных обстоятельствах: спасаясь от удушения российской культуры, начавшейся после путинского вторжения в Украину в феврале 2022 года.

В отличие от «Гешера», лидер группы — женщина: 33-летняя Даша Шамина; она подчеркивает, что старалась не оказывать давления ни на кого из актеров или сотрудников Fulcro, убеждая их вместе с ней переехать в Израиль.

«Такое решением не могло быть коллективным, — говорит она; мы, разговаривая, сидим в небольшой комнате в театре «Гешер», который принял Fulcro и помогает группе встать на ноги. – Отъезд из России был для нас предрешен, но это решение пришло волнами. Я думаю, так происходит со всеми [имеется в виду «Гешер» и «Габима» до них]: эта история — всегда непростая. Каждый принимал свое решение самостоятельно, но вдруг все эти решения совпали».

Друзья в высших кругах

Три года назад Шамина была задержана во время выступления Fulcro в Санкт-Петербурге и доставлена на допрос в полицию и государственные органы. Несмотря на этот кошмарный сценарий, она говорит, что не была чрезмерно обеспокоена. Спектакль был частью фестиваля, организованного в честь открытия театра, который был основан всего несколькими месяцами ранее, в разгар пандемии коронавируса.

В соответствии с духом времени и строгими российскими ограничениями на публичные собрания, Fulcro сосредоточился на постановке пьес на открытом воздухе, с небольшим количеством зрителей, активно участвующих в действии. Один из маршрутов спектакля проходил через парк рядом с театром.

«Маршрут назывался «Власть» и рассматривал влияние авторитарной власти на людей, — вспоминает Шамина. — Мы цитировали стихи Иосифа Бродского и его слова о том, что «Свобода — это когда забываешь отчество у тирана». Как мы вскоре обнаружили, местным жителям это совсем не понравилось, и они сообщили о нас властям: они написали на нас более 20 жалоб».

Власти отреагировали на эти жалобы, но пока Шамину допрашивали («Серьезно, главный вопрос, который они задавали, — нравится ли мне Владимир Путин, — вспоминает она), она всегда знала, что у нее есть секретное оружие. «Возможно, я не боялась потому, что наш родственник и хороший друг моего отца, член нашей семьи, занимает очень высокий пост в ФСБ Санкт-Петербурга. Это единственная связь нашего театра с правительством. Это была наша небольшая защита.

Мы никогда не брали денег у государства, но мы знали, что если что-то случится, мы можем позвонить ему и сказать: «Пожалуйста, скажите им, что с нами все в порядке». Я всегда задавалась вопросом: «Это компромисс или нет?» Является ли сама возможность этого телефонного звонка компромиссом? В конце концов, в России все должны идти на компромисс. Мы не брали денег, мы никак не сотрудничали с государством. Мы отказались сотрудничать даже с Союзом театральных работников России. Но возможность такого телефонного звонка всегда существовала — и это делало меня бесстрашной. Актеры тоже знали, что они могут сказать на сцене все, что угодно, и, как правило, останутся в безопасности».

В тот день, когда ее задержали и допрашивали, Шамина решила воспользоваться своими связями и позвонила высокопоставленному другу семьи. Это сработало. Ее тут же отпустили, не заведя на нее никакого дела.

Прошло два года, и 24 февраля 2022 года, в день вторжения России в Украину, ей позвонил тот самый друг. «Слушай, ты должна уехать. Тут больше ничего не будет», — предупредил он ее. Как и многие другие из тех, кто жили в то время в России, Шамина это уже осознала.

Поэтому в мае 2022 года вместе со своим партнером и двумя детьми она переехала в Израиль. В последующие месяцы к ней стали присоединяться актеры и коллеги из Fulcro.

Шамина говорит, что идея эмиграции витала над театром еще до начала войны. Для некоторых актеров остаться в России было вариантом по умолчанию из-за вспыхнувшей пандемии. Но когда в соседней Украине разразилась война, начали формироваться различные идеи, и один вариант сразу же превзошел все остальные: Израиль.

«Мы даже не рассматривали Европу — и потому, что Европа была для нас менее очевидна, и потому, что интуитивно мы знали, что Израиль — это то место, в которое мы хотим верить и в котором хотим быть. Если театр должен был воскреснуть, то это должно было произойти только в Израиле. Мы не говорили: «Давайте попробуем в Германии, Франции или другом месте»; было ясно, что если мы соберемся вновь, то это будет здесь».

Однако на самом деле процесс был гораздо сложнее. Актеры, музыканты и другие члены коллектива быстро разбежались — в Турцию, Грузию, по всей Европе, а другие задержались в России. В конце концов, через несколько долгих месяцев большинство воссоединилось в Израиле.

«70 процентов из нас имеют еврейские корни и имеют право на алию, — объясняет Шамина. — У нас в какой-то степени еврейский театр, хотя многие открыли для себя свою еврейскую идентичность, только работая над нашими пьесами». Оставшиеся 30 процентов вынуждены искать решение проблемы, которая существует в государстве Израиль последние 75 лет: его иммиграционная политика».

В свете художественных и языковых проблем, стоящих перед группой, в ближайшем будущем планируется начать постановки на иврите.

Больше всего Шамину и ее коллег сейчас беспокоит получение артистических виз для актеров и сотрудников, которые не имеют права на израильское гражданство. «Двое из наших ребят были вынуждены покинуть Израиль и могут вернуться только при условии, что получат визу артиста. Есть и другие, которые находятся здесь, но срок действия их виз истекает, и они ждут, когда комиссия МВД рассмотрит их дело».

Настя Гордыманова, 24 года, была одной из последних актрис, присоединившихся к группе в Израиле. Ей потребовалось девять месяцев, чтобы набраться смелости и наконец сделать большой шаг в неизвестность. «Когда все это началось, я была в панике, потому что понятия не имела, что делаю, — говорит она. — У меня не было «золотой карточки» в виде еврейских корней, но я все равно думала, что мне, наверное, стоит поехать. Но мои родители были категорически против и злились.

Я обратилась к моей сибирской бабушке, самому уравновешенному человеку в семье, и она мне сказала: «Это твоя жизнь, тебе решать». Это мудрые слова, но мне все равно было трудно принять решение между тем, чтобы остаться и держаться — в конце концов, я русская актриса — и тем, чтобы уехать». В конце концов, после долгих колебаний и слез, она решила принять предложение Шаминой приехать в Тель-Авив.

«Это был ключ к выходу из той ситуации, в которой я оказалась; я приехала сюда на три месяца, — говорит Гордыманова. Рассказывая о том, что произошло дальше, она немного смущается: — В итоге я оказалась в такой ситуации, что поехала в Грузию и вышла замуж за своего партнера, у которого еврейские корни. Я очень рада, что приняла это взрослое и разумное решение; я поняла, что это действительно то, что мне было нужно. Было слишком много совпадений, что привело меня к выводу, что мы, вероятно, прокладываем новые горизонты и делаем что-то правильно».

Гордыманова не уверена, станет ли для нее Израиль промежуточной станцией или она останется тут надолго, но пока она счастлива.

«Через месяц я поняла, что не хочу уезжать и возвращаться на оставшееся в России пепелище. Сейчас у нас все хорошо, у меня и моего партнера. Вообще, здесь происходит сумасшедшее слияние — люди из Москвы, из Санкт-Петербурга, которых мы никогда бы не встретили, если бы не уехали из России. Мы что-то строим, что-то делаем — и вдруг снова захотелось жить. Потому что там просто страшно, и слава Богу, что мне удалось вырваться».

Начинающий талант

Гордыманова говорит с большим чувством и иногда бросает взгляд на Никиту Гольдмана-Коха, своего хорошего друга и коллегу по театру. Они вместе сыграли прекрасную сцену в «Горящем кусте», и в течение первого месяца пребывания в Израиле она жила с Гольдманом-Кохом и его спутницей Элей Гольдман, также актрисой Fulcro.

Эта пара была одной из первых, кто 12 месяцев назад прилетел в Израиль из России. Таланты Гольдмана-Коха не остались незамеченными. Выступая в Fulcro, этот 26-летний артист уже участвовал в нескольких постановках «Гешера». Это неудивительно, учитывая его очевидный талант, поразительную внешность — огромные глаза на бледном детском лице — и страсть к театру.

Гольдман-Кох вырос в Алтайском крае. У него еврейские и немецкие корни, а его семья родом из Украины. Он говорит, что с детства слышал дома от своих бабушек украинский и польский языки, к которым они обращались, чтобы скрыть то, что не предназначалось для его ушей, но, вероятно, им удалось только возбудить его любопытство. К совершеннолетию он обладал определенным знанием этих двух языков — а оттуда путь к любви к польскому театру был коротким.

Он полон похвал художественному и гражданскому мужеству польского театра, который, по его словам, отличает его от русского театра, и с гордостью рассказывает о том, как ему удалось в совершенстве выучить польский язык, включая произношение. С таким же энтузиазмом он рассказывает о трех типах буквы «реш» в иврите, которым он сейчас пытается овладеть.

Он также с нескрываемым энтузиазмом вспоминает свои первые дни студенчества в Санкт-Петербурге. «Я совершенно влюбился в этот город — в Невский проспект, Исаакиевский собор. Рядом с Русским музеем стоит памятник Пушкину. Когда я проходил мимо, я здоровался с ним и выражал свое почтение: таков был мой ритуал перед экзаменами или перед другими важными событиями. А потом, 9 мая, Невский проспект стал красным: флаги, вывески – «Мы победили тогда, победим и сейчас». И везде пели дети: «Если главный командир позовет на смертный бой / Дядя Вова, мы с тобой!»

Я видел, как менялось лицо города. Я смотрел на Санкт-Петербург, и это был уже не мой город. Что-то вытесняло меня оттуда. Невозможно дышать, невозможно смотреть. Мы шли с Элей по проспекту, там была бабушка, которая рисовала красивые плакаты в поддержку мира. На наших глазах два милиционера схватили ее за пальто и просто утащили. Я не думаю, что можно увидеть такое и остаться равнодушным». Через несколько недель они были в Израиле.

Начало Fulcro по сути дала польская пьеса «Наш класс» Тадеуша Слободзянека, посвященная жертвам резни в Едвабне – еврейского погрома, учиненного летом 1941 года их соседями-поляками.

Как для Шаминой, так и для ее актеров, этот спектакль, который был их выпускным проектом в Российском государственном институте сценических искусств в Санкт-Петербурге под руководством уважаемого Вениамина Фильштинского, стал той точкой опоры, которая определила направление, в котором будет развиваться группа, вступая на свой самостоятельный путь.

В ответ на мои слова, что начинать в Израиле с постановки пьесы о Холокосте — это израильская «хуцпа», наглость, в чистом виде, Шамина объясняет, что эта тема для них совсем не нова. «На протяжении всех лет нашей совместной работы, начиная с 2016 года [когда большинство актеров начали учебу], мы занимаемся темой Холокоста. Это не то чтобы мы решили: «Давайте поставим в Израиле пьесу о Холокосте, — объясняет она. — На протяжении всех этих лет мы изучали то, что произошло в середине 20-го века, и эту глубокую культурную рану. Потому что кажется, что если мы покопаемся там, то поймем что-то о сегодняшнем дне. И это действительно работает».

Вот что происходит, когда группа людей, чьи самые выдающиеся черты — молодость и невероятная красота, с каждым новым выступлением берет все более тяжелую тему: подъем Третьего рейха, советский ГУЛАГ и Холокост. Их первое кабаре, «Die Blumen», было поставлено в тель-авивском театре «Тмуна». Второе кабаре, «Шутка», основанное на песнях ГУЛАГа, было поставлено в России, сейчас его переделывают, и премьера состоится в Тель-Авиве в июле этого года.

В дальнейших планах Шаминой — проект, посвященный ядерным бомбардировкам Хиросимы и Нагасаки. «В «Горящем кусте» нас в первую очередь волнует: «Стрелять или не стрелять?». Будем ли мы оправдывать наше насилие, даже сегодня, тем, что наши бабушки перенесли тяжелые страдания, — спрашивает она. — Это ни в коем случае не мемориальный спектакль; театр — не для того, чтобы быть памятником. Это вопрос, поиск ответ на который мы ищем сейчас — от утраченной культуры идиш к себе сегодняшним и к тому, в каком направлении мы будем двигаться дальше».

Лиза Розовская, «ХаАрец», М.Р. Фото: Хадас Паруш