Израильская военная медицина: врач-репатриант знает ее изнутри

Хирург-ортопед Александр Лернер – один из пяти репатриантов, которых Ицхак Герцог наградил в ноябре за помощь стране в военное время. Всю войну доктор Лернер спасал руки и ноги солдатам и гражданским. Он рассказал «Деталям», почему на этой войне так много тяжелых раненых, как узнает пациентов по шрамам и почему готов не задумываясь лечить террориста ХАМАСа или «Хизбаллы».

Доктор Лернер родился на Дальнем Востоке в семье военного. Рос в Витебске, окончил там мединститут. Работал травматологом, защитил кандидатскую, в 1990 году приехал в Израиль. Подтвердил квалификацию и 19 лет оперировал самые сложные травмы конечностей в Хайфе в больнице «Рамбам». Потом возглавил отделение в медицинском центре «Зив» в Цфате. Александр Лернер еще и профессор, он преподает ортопедию на медицинском факультете Бар-Илана тут же на севере, а живет в Кармиеле. Но как только началась война, он немедленно предложил свою помощь коллегам с юга.

Александр Лернер: «Я сразу позвонил в больницы Ашкелона, Ашдода и Беэр-Шевы: ребята, давайте помогу, чем могу. Решили, что я им срочно прочту небольшой курс по современным методам лечения боевой травмы.

Потом был звонок из «Сороки», где лежал очень тяжело раненый солдат. Одна нога ампутирована, вторая под большим риском ампутации. Я сразу поехал в Беэр-Шеву и прооперировал его. Приезжал потом еще несколько раз, потому что нужна была серия операций. Там была значительная потеря тканей и тяжелая инфекция. Но мы с коллегами смогли не только спасти ногу, но и сохранить ее функции. Благодаря этому парень смог начать ходить и пользоваться протезом для второй ноги. И это большое достижение».

— Как выглядели больницы на юге страны в те дни?

— Я оказался там не сразу, не 7 и не 8 октября, когда больницы столкнулись с запредельной нагрузкой. Надо сказать, что любая израильская больница даже в мирное время готовится к одновременному приему большого количества раненых. На такие учения приходят солдаты или школьники, которые изображают несколько десятков пострадавших.

Самое ответственное место, на которое ставят наиболее опытных врачей, это сортировка. Надо решить, кто нуждается в немедленной помощи, а кого можно перевести в другое медицинское учреждение.

Так что каждый врач, медбрат, санитар знал, где он должен быть и что делать. Но к приему сотен пациентов подготовиться невозможно. На помощь пришли врачи и медсестры из отпусков, медики, уже вышедшие на пенсию. Пациентов, которые могли подождать, переводили в центр страны. Раненых с угрозой жизни оперировали там же на месте.

Я помогал коллегам из Бер Шевы, Ашдода, Кфар-Сабы, ездил в «Рамбам», в Хайфу. Хочу отметить, что в этих больницах мне довелось работать с отличными, умелыми и знающими врачами с большим опытом, которые спасли сотни раненых военнослужащих и гражданских. У себя в «Зиве» мы принимали раненых солдат и пострадавших от «катюш» гражданских с севера страны. После начала операции в Ливане приходилось делать очень тяжелые операции. В современной войне пулевые ранения – редкость. 80% или даже 90% приходится на минно-взрывные травмы с множественными повреждениями.

Подчеркну, что это всегда работа большой команды. Мы вместе старались сохранить жизни, сохранить руки и ноги ребятам — настоящим героям, которые жертвовали собой ради страны, ради всех нас.

— Тяжело было?

— С одной стороны, мне попадались очень трудные случаи. Но в чем-то с такими пациентами работать проще, хотя это и кажется парадоксально. Дело в том, что это молодые ребята, которые буквально вчера еще могли все. А теперь они в больнице и стоят перед выбором: ампутация или череда болезненных операций и долгая реабилитация. И они готовы через все это пройти, чтобы вернуться к максимально полноценной активной жизни. У них очень высокая мотивация.

И раненые, и уже выздоровевшие готовы помогать друг другу. Зачастую, когда у меня свежий раненый, и ему предстоит, например, долго ходить с аппаратом Илизарова, я просто звоню своим бывшим пациентам. Иногда – еще со времен Второй ливанской. Они всегда рады помочь и даже приехать, все объясняют, делятся собственным опытом по восстановлению.

— Мне кто-то рассказывал, что на этой войне у ЦАХАЛа хорошие бронежилеты и шлемы, поэтому гораздо чаще приходится иметь с серьезными травмами рук и ног. Средства защиты спасают жизненно-важные органы, а ортопедам достается большен работы. Это так?

— Это часть правды. Дело еще и в значительном улучшении первичной помощи. В этой войне мы видели очень тяжелые ранения, после которых раньше люди обычно не выживали.

Прежде всего, это заслуга медицины переднего края и служб эвакуации. У всех солдат современные перевязочные средства, все они проинструктированы. Сразу же на поле боя сами солдаты и полевые медики останавливают кровь. Уже во время эвакуации на бронированной машине раненого подключают к аппарату искусственного дыхания. Там же ему могут при необходимости сделать переливание крови. Потом вертолет, в котором врачи продолжают оказывать экстренную помощь. В результате выживает больше раненых, но и тяжелых пациентов в критическом состоянии становится значительно больше.

В среднем во время войны в Газе солдат оказывался в больнице через 1 час после ранения. Недавно я ездил в Германию на съезд травматологов -ортопедов, рассказывал о нашем опыте. И когда говорил про этот «золотой час», военные врачи и специалисты по экстренной медицине смотрели на меня с большим удивлением. Они просто не верили, что такое бывает.

— В одном из интервью мне говорили, что в Ливане придется намного труднее. Это было еще до операции «Стрелы севера». Врачи и медбратья тогда считали, что там ЦАХАЛу не стоит рассчитывать на быструю эвакуацию. Так и получилось?

— Конечно, в Ливане было сложнее. У «Хизбаллы» большая насыщенность зенитными средствами. Все эти ПЗРК, угрожающие вертолетам и мешающие эвакуировать бойцов. Поэтому были развернуты дополнительные медицинские бригады недалеко от поля боя, которые спасали жизнь и стабилизировали раненых перед эвакуацией.

И все равно в большинстве случаев солдаты оказывались в больницах довольно быстро. Ни во Вторую Ливанскую, ни в годы существования зоны безопасности в Южном Ливане не было ничего подобного. Я знаю, о чем говорю. Я 19 лет работал в больнице «Рамбам» в Хайфе. Мы лечили раненых в 1990-е, и во время Второй Ливанской.

Недавно в Хайфе я шел к поезду на станции «Бат-Галим». И тут молодой мужчина бросается на шею. Лицо вроде знакомое, но не могу вспомнить, кто. Спрашиваю прямо: рука или нога. Говорит: нога. Прошу поднять штанину и по шраму сразу все вспоминаю: «Ты командир взвода «Голани», ранен там-то и там-то». Как у нас говорят, тяжелая травма – это как свадьба, связь с пациентом на всю жизнь.

— Часто общаетесь с бывшими пациентами?

— Наша страна очень маленькая, и в этом есть свои плюсы. Один из них – возможность встретить бывших пациентов и увидеть, к чему они пришли. Я смотрю на них и понимаю, что я сделал правильно, а что мог бы лучше.

Один офицер, которого я оперировал, был тогда командиром батальона десантников. Вернулся в строй, дослужился до генерала и ушел в отставку с поста командира дивизии. Так что он полностью восстановился после ранения.

Во время гражданской войны в Сирии мы в медицинском центре «Зив» в Цфате лечили раненых сирийцев. Больше 1000 человек прошли через нашу больницу за несколько лет. Это были мужчины, женщины, дети, участники боевых действий, а также и гражданские. Помню, как однажды привезли сирийского раненого. Он мне сразу улыбается и говорит: доктор, ты меня помнишь? Ты оперировал меня год назад. Оказалось, что после возвращения в Сирию, он вновь был ранен и снова попал к нам.

А еще были десятки тяжелораненых сирийских детей с ампутацией или угрозой ампутации конечностей. И в большинстве случаев мы не только спасли жизнь, но и сохранить способность ходить.

— У Израиля ведь до сих пор нет мира с Сирией

— Да. И пациенты приезжали запуганные. В глазах страх. Их же привезли в страну, про которую им с самого рождения говорили, что там враги. А им оказывали первоклассную врачебную помощь, такую же, как нашим гражданам. Они, может быть, не станут после этого большими друзьями Израиля. Но точно не будут уже так яростно с нами враждовать.

Помню, одна девочка лет семи очень тяжелая: одна нога практически ампутирована, другая просто сильно повреждена взрывом. Она совсем не говорила. Мы думали, это последствие контузии. Но медсестры вдруг услышали, как она ночью разговаривает с мамой. Оказывается, перед отправкой в Израиль отец предупредил ее, что это страна врагов, и что она не должна тут ни с кем разговаривать. Мы восстановили ей ноги, удлинили кости по методу Илизарова. И она уходила от нас на своих двоих. На прощание девочка нарисовала мне картинку с цветами и надписью «Доктор, я тебя люблю». Это вселяет некоторый оптимизм.

Тогда же к нам приезжали многие иностранные телеканалы. На CNN и BBC редко можно услышать что-то хорошее про Израиль. Но в тот период неоднократно на этих каналах были очень позитивные репортажи о нашей больнице, о гуманитарной помощи, которую наша страна оказывает гражданам страны, считающей нас врагами.

Одна английская журналистка очень интересовалась, каково мне лечить людей из враждебной страны. Я объяснил, что понимаю, что если бы я сам попал в Сирию, то вряд ли вернулся бы живым. Но кровь, кости и мышцы у людей одинакового цвета. И когда перед тобою лежит тяжелораненый человек, ты думаешь не о том, из какой он страны, а о том, как ему помочь.

Когда началась война в Украине, мне стали периодически звонить украинские коллеги. Иногда прямо по видеосвязи из операционной. Я им советовал, консультировал во время операций. И из России звонили тоже. Для меня все это раненые, люди, которые нуждаются в помощи.

— Стали бы вы оперировать террористов ХАМАСа или «Хизбаллы»?

— Если человек ранен, страдает, у него течет кровь, ему в любом случае надо помочь. Я оперировал и жителей палестинских территорий. Не в эту войну, но раньше. Раненых детей из Газы, из Иудеи и Самарии.

— В эту войну, наверное, и на наших гражданских времени не хватало?

— В периоды активных боевых действий в Ливане больница осуществляла только экстренную помощь. Но, как только обстановка улучшилась, мы вернулись к плановым операциям в полном объеме. Работали без перерывов. Хотя пару раз нашему отделению приходилось переходить в защищенные подвальные помещения.  Операционный блок изначально находится в защищенном помещении. Город Цфат часто обстреливали «катюшами», мы слышали близкие «бумы» и продолжали операции.

На севере до недавнего времени была только одна полностью многофункциональная больница – «Рамбам» в Хайфе. За время войны больницы севера страны расширили, в том числе и наш «Зив», открылась нейрохирургическая служба. Так что больница за этот год только выросла.

— Говорят, война всегда приводит к прогрессу в медицине.

— Война, конечно, двигает медицину вперед. Например, мы теперь научились эффективнее лечить некоторые ранения. Знаем, как лучше помочь людям после тяжелых производственных травм и дорожных аварий. Нашим опытом интересуются в разных странах, поскольку существует угроза войн, террористических актов. Я уже упоминал недавнюю лекцию в Германии. Теперь меня зовут выступить в Вене.

Я и сам многому научился. Ведь в травматологии никогда не бывает двух полностью идентичных случаев. Даже две ноги одного человека всегда разные.

— А что именно вы рассказываете иностранцам и своим студентам в Бар-Илане? У вас есть какие-то авторские хирургические методики?

— Когда тяжелораненый попадает в больницу, время дорого. И важно сделать необходимый минимум, чтобы спасти жизнь и сохранить руку или ногу. В таких случаях я часто использую такой метод, как временное укорочение конечности. При лечении особенно сложной травмы, со значительной потерей костной и мышечной ткани иногда лучше сохранить и соединить то, что осталось. Пусть нога или рука временно будет короткая и искривленная, зато оперативное вмешательство будет быстрым и менее травматичным. А это критически важно при лечении нестабильного пациента, где длительная операция может представлять угрозу жизни.

А потом мы начинаем восстанавливать длину методом Илизарова. Вытягиваем кость на 5, на 6 иногда на 10 см. Это целая серия операций. Вот и сейчас после 2 месяцев перемирия у нас долечиваются пациенты и проводятся восстановительные операции.

Я стараюсь продвигать эту методику и другие свои знания. Опубликовал несколько книг по современным методам лечения тяжелой травмы, включая боевые повреждения, на английском. Некоторые из этих книг рекомендованы для медиков в армиях стран НАТО.

Многим солдатам ВСУ удалось спасти конечности благодаря таким подходам. Да и раненым российским солдатам тоже. Повторю, тяжелораненый человек для меня – это, прежде всего, человек, нуждающийся в помощи.

Хотелось бы, чтобы скорее наступил мир, чтобы наши солдаты-герои и заложники вернулись домой, чтобы боевые травмы остались бы только в медицинских учебниках. Ведь нам и в мирное время вполне хватает работы.

Никита Аронов, «Детали». Фото: пресс-служба ЦАХАЛа