«Замурованные в бетон»: скрытая музыка Аушвица и фильм, раскрывший ее

Дэвид Линч, возможно, не самый очевидный источник вдохновения для фильма о музыке в самом известном нацистском лагере смерти, но это — лишь один из многих сюрпризов в новом документальном фильме Тоби Тракмана «Последний музыкант Аушвица».

46-летний режиссер из Бристоля всю карьеру посвятил двум своим страстям — кино и музыке. Его последней работой стал четырехсерийный документальный фильм «Camden» для Hulu о легендарном пригороде на севере Лондона, где когда-то жила Эми Уайнхаус.

«Я очень опасался открывать этот ящик»

Когда мы беседовали с Тоби в видеоинтервью на прошлой неделе, он вернулся из Калифорнии, где снимал «королевскую семью музыки» для своего последнего проекта. 

Его увлечения удивительно сочетаются в новом документальном фильме, представляющем самые примечательные музыкальные произведения, созданные узниками Аущвица-Биркенау. Фильм также подчеркивает сюрреалистическую и жестокую роль, которую играла музыка в лагере. Как говорит один из участников, «музыка играла под самые ужасные вещи».

А какова роль Линча? «В третьем сезоне сериала «Твин Пикс» есть 20-минутная безмолвная сцена со взрывом атомной бомбы, — объясняет Тракман. — В интенсивности и атмосфере этой сцены было что-то такое, что я пронес через весь процесс создания фильма».

Другие неожиданные источники вдохновения для документального фильма, в котором звуки играют не меньшую роль, чем изображения — Берлинский мемориал убитым евреям Европы («Когда входишь внутрь, пол наклонный, и ты быстро теряешь равновесие и чувствуешь себя неловко», — говорит еврейский режиссер) и британский художественный коллектив United Visual Artists, чьи работы — в том числе с бристольской группой Massive Attack — включают «свет, звук и пространство».

Однако, хотя этот документальный фильм является идеальным подведением итогов его 15-летней карьеры, Тракман признает, что его пришлось долго уговаривать снимать «Последнего музыканта».

«Честно говоря, когда мне впервые предложили этот проект, я очень сомневался, стоит ли браться за него», — говорит британец, который считает себя евреем скорее по культуре, чем по религии. 

«Я очень опасался открыть этот ящик Холокоста и шагнуть в него, зная, что мне лично придется жить в этом мире очень долго».

В конце концов, после нескольких месяцев разговоров его убедило осознание того, что он хочет «сохранить» священную историю. «Не хочу, чтобы это делал кто-то другой. Я почувствовал, что на мне своего рода ответственность».

Трекман «потерял ветвь» своей польской семьи во время войны, но никто из них не погиб в Аушвице. Более того, до съемок он никогда не был в этом месте, где в 1940–1945 годах погибло 1,1 миллиона человек, в том числе почти 1 миллион евреев.

В ходе производства он посещал это место много раз, но первый раз поехал туда без камеры, чтобы, как говорит, «ознакомиться с обстановкой».

«Конечно, первый визит всегда оставляет сильное впечатление — у нас была, по сути, частная экскурсия с замечательными гидами. Но я не испытал той инстинктивной, эмоциональной, физической реакции, которой боялся вначале, потому что знал: это будет первый из многих визитов.

Даже тогда, — добавляет он, — я знал, что должен найти способ не поддаться эмоциям, чтобы нормально работать. А в следующие визиты у меня была камера, за которой я мог спрятаться, была работа, и это как бы защищало меня».

«До смерти боялись» сыграть не ту ноту

Название «Последний музыкант Аушвица» может немного вводить в заблуждение, поскольку речь идет не об одном человеке, а о нескольких талантливых музыкантах, отобранных из первоначального списка из примерно 80 музыкантов, содержавшихся в лагере смерти. Среди них польский композитор Шимон Лакс, чешская певица и сиделка Ильзе Вебер, польский дирижер Адам Копыцинский и немецкая виолончелистка Анита Ласкер-Валльфиш (которая дала фильму название).

Последнюю мы также видели в другом мощном документальном фильме ««The Commandant’s Shadow» (Тень коменданта), где она вспоминала о своих переживаниях в Аушвице у нацистского коменданта Рудольфа Гебса. 99-летняя женщина, известная своей прямолинейностью, снова играет важную роль в фильме Тракмана, на этот раз рассказывая, как она играла в некоторых из 15 оркестров лагеря.

«Мы до смерти боялись сыграть не ту ноту», — говорит Ласкер-Валльфиш в фильме о том, как они развлекали отдыхающих офицеров СС или играли марши у входа в лагерь каждое утро и вечер, когда заключенные отправлялись на работу, часто не возвращаясь обратно.

Сама музыка — еще одно удивительное открытие этого документального фильма. Наряду с более предсказуемыми мрачными произведениями, такими как «Похороны» Лакса и душераздирающая «Еврейская песня смерти» Розебери д’Аргуто, есть и удивительно оптимистичные композиции. Есть также мелодии, содержащие еврейские или польские мотивы, не знакомые тюремщикам, которые настаивали на том, чтобы играли только немецкую музыку.

Историк музыки Холокоста Франческо Лоторо наиболее запоминающимся образом подытожил это в фильме: «Эта музыка не принадлежит прошлому. Эта музыка принадлежит будущему».

Трекман признает, что люди, подходящие к «музыке Холокоста», думают, что они уже знают, как она может звучать. Они ошибаются.

«Когда я начал изучать этот вопрос, оказалось, что многие музыкальные произведения, которые мы ассоциируем с тем периодом, на самом деле написаны позже — с 1950-х годов», — объясняет он.

«Было настоящим сюрпризом, что произведения, написанные в то время, удивительно веселые, потому что таков был музыкальный тренд в то время. В целом, мрачная сторона Аушвица еще не проявилась, и это было довольно сложно согласовать с фильмом».

«Мы все с самого начала чувствовали, — добавляет он, —как важно показать, что в их музыке был элемент сопротивления и элемент надежды — или что люди использовали музыку, чтобы получить какое-то эмоциональное утешение.

В фильме есть разные мнения переживших это людей насчет того, помогала ли музыка на самом деле. Но даже если некоторые говорят, что помогала, это подтверждает, что она была какой-то формой эмоциональной поддержки. И еще одно: попытаться понять, как режиссер и как еврей, как рассказать эту историю, не вкладывая в нее ложного чувства надежды для зрителей.

Но в то же время нужно передать эмоциональные взлеты и падения —не должно быть монотонной картины страха и отчаяния. Все эти мысли крутились в наших головах, когда мы искали музыку».

Среди 1,3 миллиона узников Аушвица были также представители ЛГБТК+ сообщества, инвалиды, политические заключенные и цыгане — и фильм обязательно обращается к этой теме. Один из самых запоминающихся моментов фильма — когда музыковед Петра Гельбарт, внучка женщины, пережившей Холокост, поет пронзительную цыганскую песню «В Аушвице стоит большое здание».

Музыка как персонаж

С помощью аранжировщика и композитора Джессики Даннхайссер Тракман старался, чтобы музыкальные номера звучали проникновенно и чувственно. 

«Было очень интересно использовать музыку как самостоятельный персонаж фильма, — говорит он. — Я всегда хотел избежать ситуации, когда мы просто останавливаемся и начинается музыкальный номер. Это было бы очень трогательно, но, по сути, это пауза в фильме.

Я хотел, чтобы, когда зритель доходит до одного из этих музыкальных фрагментов, это усиливало эмоции, которые привели его к этому моменту, — объясняет он. -Часто именно в эти моменты зрители испытывают самые сильные эмоции, и надеюсь, тому причиной наша усердная работа над тем, чтобы правильно расставить эти фрагменты в фильме и придать им реальное значение».

Трекман считает, что годы, проведенные за работой над документальными фильмами о людях, оказавшихся в «суровых, травматических ситуациях» помогли ему построить доверительные отношения с охранниками Аушвица. По его словам, участие Ласкер-Валльфиш также сработало.

Однако съемки на территории, которая сейчас стала мемориалом, и которую только в 2024 году посетили более 1,8 миллиона человек, проходили по строгим правилам:

«Например, мы должны были убедиться, что все выступления явно происходили за пределами лагеря, потому что внутри лагеря никто не имеет права играть музыку. Но с их помощью мы смогли подойти к лагерю настолько близко, насколько это было возможно».

Не менее запоминается музыка, специально написанная для фильма Даннхайссер, которая, что необычно, сопровождала режиссера на протяжении всех съемок. «Я всегда говорил, что музыка, которую мы собирались сочинить для фильма, должна быть связана с утраченной музыкой лагеря, — говорит режиссер. — Это музыка, запечатленная в бетоне и стенах лагеря, и мы выцарапывали ее фрагменты и соскребали со стен».

Сегодня, несмотря на первоначальные опасения, Тракман явно гордится готовым фильмом и тем, что он выходит в британский прокат через пять месяцев после показа на BBC в Международный день памяти жертв Холокоста. Он призывает зрителей, уже видевших фильм по телевидению, посмотреть его еще раз на большом экране. Точнее, послушать еще раз.

«Я думаю, что в кинотеатре с объемным звуком прослушивания этих выступлений и невероятного саундтрека накрывают вас с головой, —и действительно переносят в другое измерение», — заключает он.

Адриан Хенниган, «ХаАрец», Н.Б.

Фото: Pixabay ∇