«Через полчаса «Хизбалла» будет у меня в саду». Заммэра Кирьят-Шмоны — о жизни посреди войны

Практически каждый день Кирьят-Шмона, город на границе Израиля с Ливаном, подвергается обстрелам. Иногда их по десять, но бывает и по шестьдесят. Однако же Алекс Карачун, отец двоих детей и заммэра (на добровольных началах) Кирьят-Шмоны боится не только противотанковых снарядов или «Бурканов», летящих на город. Он  также боится того дня, когда война закончится, и Кирьят-Шмона столкнется с рядом тяжелых вопросов.

«Страх того, что будет с нами после войны настолько же тревожит, как и сама война: уцелеют ли наши дома? Будет ли с нами страна? Получим ли мы все обещанные деньги? Сохранится ли наше коммьюнити? В общем – обеспечит ли нам государство ту жизнь, которая у нас была раньше?» — задается вопросом он.

«Жители города разбросаны по 460 точкам страны, которым мы пытаемся помочь и поддерживать с ними связь. У меня есть даже семья, которая временно живет в Мраре, друзской деревне. Что будет с нашей молодежью?  Резкое возрастание потребления наркотиков и алкоголя среди этой категории населения — наша печальная реальность. А семьи? Знаете ли вы, что многие семьи распались, не выдержав постоянного нахождения друг с другом на площади в 12 квадратных метров в отеле для эвакуированных?»

Алекс Карачун живет в Кирьят-Шмоне 35 лет, с двухлетнего возраста. С воодушевлением он рассказывает «Деталям», что другого такого города в Израиле нет. Большие парки, сквозь которые течет речка, зеленые пасторали, самые душевные люди, которых он когда-либо встречал. И хоть в этой части страны нет такого количества рабочих мест, как в центре или Хайфе – у этого города есть другие неоспоримые преимущества.

«Наши люди держатся вместе. Даже если между ними происходит какой-то конфликт, человек осознает, что тетя его оппонента была его учительницей, племянник сидит за одной партой с его сыном, а лучший друг одного – жених кузины другого, условно говоря. Вы можете сейчас ругаться, но уже через неделю оба будете танцевать на одной свадьбе. Ощущение одной большой семьи есть у всех горожан, — объясняет он. — Думаю, это произошло потому, что Кирьят Шмона со дня основания Израиля – самый обстреливаемый город страны. Мы росли не только в  парках, но и в бомбоубежищах. Общая беда укрепляет эмпатию друг к другу».

Трагедия 7 октября застала семью Алекса во время отдыха на Кинерете. Уже через день в сторону Кирьят-Шмоны полетела первая ракета «Хизбаллы». До 20 октября жители города терпели обстрелы, а 20 числа началась организованная эвакуация города. Основным страхом стало то, что события «черной субботы» могут повториться на севере.

• Читайте также: 
• «Жена пошла за деньгами, и в 150 метрах от нее разорвалась ракета»
• Третья Ливанская война: какой она будет для израильтян?
• В пяти метрах от войны: что видят военные на ливанской границе

«Хизбалла» – это не группировка боевиков, а полноценная армия террористов, чьи военные возможности превышают возможности многих армий Европы. Мы находимся на самой границы – я из своего окна вижу ливанскую деревню, где обосновались террористы. Если что-то пойдет не так – через полчаса они будут сидеть у меня в саду.

Эвакуация из Кирьят-Шмоны, по словам Алекса, происходила хаотично: минтуризма не было готово к подобному сценарию. Чиновники пытались переложить ответственность на службу тыла, но молодые солдаты также были не в силах обеспечить полноценную логистику. Поэтому городские власти, в частности, сам Алекс и его друзья, помогали перевозить людей своими силами.

Несмотря на то, что семья Алекса переехала в циммер на Голанских высотах, сам он продолжает ездить в Кирьят-Шмону как минимум три раза в неделю. Кому-то нужно помочь заполнить бланки, кому-то – вынести тяжелые сумки из квартиры или сделать перевод на иврит, убедиться, что пенсионеры получили горячие обеды. Часто люди просто просят Алекса сфотографировать их дома – проверить, все ли цело.

«В Кирьят-Шмоне осталось приблизительно 2000 человек из 25000. Приблизительно треть из них – пожилые люди. Государство давит на них, чтобы они покинули город. Да и есть в этом определенная логика: система здравоохранения города работает в очень ограниченном режиме, что для пенсионеров может быть опасно. И некоторых удается уговорить уехать. Но большинство никуда не уедет, несмотря на опасность погибнуть под завалами. У них просто нет уже моральных сил покинуть свой дом. Они мне прямо говорят: „Я все уже видел в своей жизни. Будь что будет – я остаюсь дома”», – рассказывает Алекс.

«Это можно понять: многие пожилые люди, которые эвакуировались – уже не с нами. Они просто зачахли вдали от дома. Чувствовать, что тебя выдернули с  корнями из привычного места – может обернуться летальным исходом для пожилых, особенно, одиночек, – добавляет он. – Люди зачастую не понимают этого. Им кажется, что отели и циммеры, которые нам предоставили – это какой-то праздник жизни. Но когда теряешь свою привычную среду и начинаешь шататься по стране, без близких, соседей, друзей – ощущение одиночества начинает тебя съедать».

Впрочем, от эвакуации страдают не только старики: многие жители города потеряли работу или бизнес. Денежный вопрос встал, что называется, ребром, говорит Алекс: «И никто не знает, когда мы вернемся – последнее давит на психику даже сильнее финансовых проблем».

— Как со временем меняются настроения среди жителей города?

— Со временем становится тяжелее. Мы теряем веру. Мы уезжали на две-три недели, даже не брали с собой запас одежды. Потом пришлось менять одежду с летней на зимнюю, потом опять на летнюю, и вот теперь скоро уже — опять на зимнюю…

— Есть ли у тебя чувство страха или оно притупилось?

—  Люди, которые говорят, что не боятся —  либо врут, либо живут в иллюзиях. Это естественно находясь там, ощущать страх. Хотя, конечно, у меня чувство страха более притуплено, чем у гостей города – просто потому что я знаю приблизительно, чего ждать.

К слову, о гостях города. Алекс также является добровольцем – спикером ЦАХАЛА. Он проводит разъяснительную работу с зарубежными журналистами — на английском и русском языке. » К нам приезжают иностранные корреспонденты, я их вожу по городу, надеясь, что за это время не случится обстрелов», — рассказывает он.

— Как они реагируют на увиденное?

— С огромным удивлением. Многие были уверены, что «Хизбалла» стреляет только по армейским целям, что боевики соблюдают некие «нормы» – в частности, избегают сознательного уничтожения гражданских целей. Они верят, что «Хизбалла» не хочет войны. Когда я показываю им попадания в жилые дома, школы, садики  магазины и прочие гражданские объекты, то у них наступает шок– «как такое может быть?».

И нет, я не насмехаюсь над ними. Я их понимаю. Их страны граничат, допустим, со Швецией или с Германией, то есть с договороспособным населением. Им тяжело представить, что у тебя за забором живут существа, которых язык не поворачивается назвать людьми. И они будут стремиться тебя уничтожить вне зависимости от всего, что ты делаешь и какие договоры ты с ними подпишешь. Просто потому что это их идеология.

Поэтому когда западный человек говорит мне про мирные соглашения, я ему напоминаю, что такое соглашение уже есть – небезызвестная резолюция СБ ООН 1701. Она, если кто-то забыл, должна еще действовать. Согласно ей, «Хизбалла» должна находиться за рекой Литани, а не у меня на голове. Вы предлагаете им дать еще один шанс? Еще одно бесполезное соглашение? Я говорил с нашими людьми. Они говорят, что на таких условиях сюда не вернутся. Если жители севера уедут, допустим, в Хайфу — Израиль будет начинаться с Хайфы. Плохо будет всем. Поэтому нам нужна поддержка всей страны.

— А на каких условиях большинство горожан были бы готовы вернуться?

— Террористы должны отойти за реку Литани. Когда они будут от нас хотя бы за 20, а не за 2 километра – это даст определенное ощущение безопасности. Также мы требуем присутствие международных сил в демилитаризированной зоне– только не ООН, а нормальных солдат.

А пока что война – это страшная опция, но она единственная. Вернее так: у израильтян есть два выхода: или мы все отсюда уедем , или мы воюем. Остальные варианты — это утопия. Может, люди которые здесь не живут, видят и другие варианты, вроде «соглашений», но только не жители Кирьят-Шмоны.

— Насколько вы ощущаете помощь и поддержку государства?

— Мы думаем, что это — полный, скажем так, провал. И не началось все гораздо раньше 7 октября, просто в «черную» субботу оно взорвалось нам в лицо. Я даже не говорю, кого обвиняю конкретно: Биби, Лапида, Смотрича или Ганца. Я часто бываю в кнессете и вижу обстановку на месте. У них там между собой вполне расслабленная атмосфера дружеского «междусобойчика». А нам они все скармливают популизм.

Думаете, когда политики приезжают к нам – они предлагают что-то конкретное? Где укрепленный Север? Почему каждый раз план «Защита Севера» («Мигун шель цафон», программа строительства укрепленных комнат в городах на севере Израиля) каким-то загадочным образом снимается с повестки дня и очередной министр переводит бюджеты в угоду своим секторальным интересам? Или, например, больница. Есть понимание, что Кирьят-Шмоне нужна своя больница. И есть план этой больницы,  но уже несколько лет деньги деньги не выделяются. Вокруг этого – одна болтология. А что будет с новым учебным годом? Такие вопросы можно задавать бесконечно.

Очень обидно, что мы остались одни – по большому счету. Даже мои друзья, сменившие в прошлом Кирьят-Шмону на  Тель Авив, не понимают до конца, что значит жить на войне. Мы, северяне, южане, семьи похищенных — мы та часть народа, которая проживает 7.10 каждый божий день заново. Я не осуждаю людей из «большого Тель-Авива» за то, что зачастую они понятия не имеют о нуждах Кирьят- Шмоны. Я осуждаю народных избранников, не удосужившихся сблизить периферию с центром и создавших в одной стране несколько альтернативных реальностей.

Разрушения — повсеместно

«Детали» поговорили также с Алексом Гейнером, еще одним жителем города. Он волонтер и блогер, ведущий разъяснительную кампанию в соцсетях. К нему тоже обращаются журналисты разных изданий с просьбой показать места падения ракет и разрушения, нанесенные «Хизбаллой».

«Разрушения в городе есть повсеместно, наиболее серьезные — в центре города, — рассказывает он. —  Повреждены здания банков, торговых центров, гостиницы… Основные обстрелы велись по военной базе, которую уже эвакуировали и закрыли. Много прилетов было и по жилым домам. У нас есть новый район, его только что построили, но «Хизбалла» отметилась и там. Но даже в уцелевших домах есть много поломок, которые людям еще предстоит обнаружить, когда они вернутся. У нас постоянные перебои с электроэнергией, что приводит к поломкам электротоваров. Из-за проблем с водоснабжением рассыхаются трубы, и т.д».

Алекс упоминает опрос, проведенный мэрией города. Согласно нему, около половины горожан среднего возраста не собираются возвращаться в свои дома.

«Многие люди уже обосновались на новом месте и не собираются обратно. Хотя ситуация динамична и все может поменяться – если государство обеспечит безопасность. Когда безопасности нет – можно сюда вливать миллиарды, и это никак не поможет. Север заброшен. Мы не представляем для правительства никакой ценности. Зачастую на сотни запусков ракет – нулевая реакция», — возмущается он.

«Мы требуем настоящий договор, а не очередную резолюцию 1701, половина пунктов из которой не выполняется. Такой договор, который обеспечит создание буферной зоны в Ливане и предотвратит проникновение террористов на территорию Израиля. После «черной субботы» «Хизбалла» мечтает вернуть себе лавры самого опасного игрока в регионе, которые достались ХАМАСу. Поэтому подобный сценарий очень реален до сих пор, — уверен Гейнер. — От ракет буферная зона не защитит, но у «Железного купола» будет время на них отреагировать – чего нет сейчас».

— Какие самые страшные моменты вы пережили на этой войне?

— Самое страшное – это похороны наших людей. И мы видим невооруженным глазом как проходят такие же похороны у террористов – но по ним в этот момент никто не стреляет. Они же в этом вопросе, как вы понимаете, не настолько щепетильны: мы боимся приходить на кладбища.

Еще одна страшная картина: пожары. Каждый обстрел – это пожар. И далеко не всегда пожарная машина может подъехать к границе. Зрелище, когда жители выбегают ранним утром из дома, в одних трусах, и с ведрами воды и пытаются затушить пожар своими силами – это все очень больно видеть.

— Насколько ощущается в городе присутствие полиции?

— Полиция в городе есть, хоть в ограниченном количестве. В Кирьят-Шмоне появились мародеры. И что характерно, есть информация, что город от мародеров охраняют жители бедуинской деревни Туба. То есть те, с кем мы раньше воевали из-за рэкета. Местные кланы «прославились» тем, что сжигали технику строительных подрядчиков, если те не платили им за «охрану»  –  а сегодня они нас охраняют и живут в городе.

— Как это получилось?

—  Городу нужна была охрана от мародеров. Денег на круглосуточную охрану в бюджете не было, решили охранять хотя бы с 6 вечера до 6 утра. Но ни одна израильская компания даже заявку не подала. Жители Тубы были единственными, которые согласились. Еще один абсурд в изматывающей войне.

Татьяна Воловельская, «Детали». Фото: Гиль Элиягу