Исполнилось 23 года со дня убийства премьер-министра Ицхака Рабина. Как обычно, столь памятная дата породила острую дискуссию в израильском обществе о том, кто несет ответственность за это преступление и как сложилась бы дальнейшая история, если бы Рабин остался жив.
Слова спикера кнессета Юлия Эдельштейна о том, что убийство премьера, безусловно, стало трагедией для его семьи, но никак не изменило ход истории, вызвали взрыв негодования у сторонников левого лагеря, а лидер партии МЕРЕЦ Тамар Зандберг даже заявила, что подобным высказыванием Эдельштейн «опозорил свой высокий пост». О том, как спикер относится к жесткой критике в свой адрес, мы спросили у него самого.
— Господин Эдельштейн, насколько сильно вам врезался в память тот вечер, когда прозвучало сообщение об убийстве Ицхака Рабина?
— События такого масштаба не забываются. Несмотря на то, что прошло столько лет, в памяти сохранилось все до деталей. Хорошо помню, как я сидел у телевизора, переключался с канала на канал, и вдруг передали сообщение о покушении на премьера во время митинга на площади Царей Израиля. Помню, как тут же начал созваниваться с друзьями, как мы все следили за развитием событий вплоть до того момента, как с экрана прозвучало: «Правительство Израиля с глубоким потрясением сообщает, что премьер-министр Ицхак Рабин мертв».
Помню, что и Натан Щаранский, и все остальные друзья, с которыми я в тот вечер беспрестанно перезванивался, обсуждая случившееся, были, как и я, в состоянии абсолютного шока. Замечу, что до этого на протяжении долгого времени я активно выступал против норвежских соглашений, принимал участие во всех демонстрациях протеста, использовал любую трибуну, чтобы объяснить людям, почему эти соглашения совершенно неприемлемы для Израиля. Но между такими, вполне законными формами протеста и убийством демократически избранного премьер-министра – дистанция огромного размера. Никто не мог поверить, что такое вообще возможно в Израиле.
— Как вы восприняли то, что начало происходить после убийства?
— Знаете, очень часто приходится читать и слышать о подстрекательстве, которое якобы предшествовало убийству Рабина. Но, если начистоту, то надо говорить о том, что происходило как до убийства, так и после него. Я говорю сейчас даже не об обвинениях и нападках на правый лагерь в целом, и на национально-религиозный лагерь, в частности.
Самым ужасным для меня было, когда мои знакомые израильтяне, не имеющие никаких «русских» корней, стали рассказывать мне «последние израильские анекдоты», в которых я с легкостью узнавал бородатые советские шутки 50-60-х годов. Например, анекдот о том, как зубной врач жалуется на полное отсутствие заработка. «А что случилось?» — спрашивают друзья. «Да никто не хочет рот открывать!» — отвечает он. Анекдот, скажем прямо, не самый остроумный, но когда мне стали его подавать, как только что родившийся в Израиле и необычайно злободневный, мне было вообще не до смеха. Не говоря уже о том, что я испытал, услышав, как какой-то чиновник минпроса потребовал, чтобы дети рассказывали учителям, не отзываются ли их родители плохо о мирном процессе и правительстве.
Время словно повернулось вспять. Сегодня уже трудно поверить, что все это происходило в нашей стране, но ведь это происходило! Это был очень тяжелый период, когда на каждого, кто носил вязаную кипу или осмеливался даже шепотом говорить о неприемлемости соглашений в Осло, смотрели если не как на убийцу, то уж точно как на соучастника убийства Ицхака Рабина. Так что когда мне говорят об угрозе для израильской демократии, я всегда отвечаю, что если мы смогли благополучно пройти через тот период и сохранить верность демократическим принципам, то за будущее нашей демократии можно быть спокойным. Никто нас уже не сможет вышибить из седла…
— Почему вы отказались принять участие в состоявшемся в минувшую субботу митинге памяти Ицхака Рабина?
— Давайте правильно расставим все акценты. Организаторы митинга обратились ко мне еще несколько месяцев назад и стали убеждать принять в нем участие, утверждая, что «в этом году все будет по-другому». В том смысле, что это не будет традиционный междусобойчик, участники которого будут рассказывать друг другу, как весь правый лагерь собрался и убил премьер-министра, и что, дескать, только из-за этого у нас нет мира с палестинцами. Меня заверяли, что на митинге будет выступать и президент, и представители всех партий и политических движений, а суть всех речей будет сводиться к недопустимости насилия и подстрекательства; к тому, что при всей разнице во мнениях мы – один народ и т.п. Я поблагодарил за приглашение, сказал, что подумаю, и, возможно, в самом деле выступлю.
Но очень скоро выяснилось, что хотя у организаторов митинга, возможно, и были самые благие намерения, осуществить они их попросту не в состоянии. Появились сообщения, что часть организаторов и лидеры различных движений и партий, в том числе, «Аводы» заявили: если такой поселенец и противник норвежских соглашений, как Юлий Эдельштейн, появится на трибуне, они отказываются от участия в мероприятии. И я понял, что все вернулось на круги своя. После этого я и сообщил организаторам, что, видимо, время для того, чтобы «все стало по-другому», еще не пришло.
— В интервью «Галей ЦАХАЛ» вы сказали, что убийство Ицхака Рабина нисколько не повлияло на ход истории. Вы продолжаете на этом настаивать?
— Разумеется, продолжаю. На митингах памяти Ицхака Рабина мне как раз больше всего мешает то, что выступающие рассказывают собравшимся, как это убийство изменило историю; как из-за этого не получился мир; как проклятый убийца достиг своих целей. В эти минуты я всегда с ужасом думаю: а что если сейчас у телевизора сидит какой-то психопат, слушает выступления ораторов, и в голове у него начинают крутиться мысли о том, что если Игаль Амир сумел изменить ситуацию в стране, то и у него получится. Надо только взять пистолет и пойти застрелить кого-то из ведущих политиков.
Я придерживаюсь совершенно противоположного мнения. И если бы митинг организовыли действительно честно, и мне довелось на нем выступать, я говорил бы как раз об этом.
Хочу заметить, что многие из тех, кому сегодня под тридцать, или те, кто репатриировался после 1995 года, вообще не помнят событий тех лет и не понимают, о чем мы с вами сейчас говорим.
Но давайте взглянем правде в глаза и напомним людям эту правду. В демократических странах правительство обычно не собирает митинги в свою поддержку. Это происходит лишь тогда, когда у правительства возникают большие проблемы с его политикой. Именно такой и была ситуация в ноябре 1995 года. По всем опросам уровень популярности правительства Ицхака Рабина был ниже нынешнего уровня Кинерета; «Ликуд» однозначно выигрывал следующие выборы. На тот митинг людей везли автобусами – в том числе и новых репатриантов, записывая их через муниципалитеты и обязывая принять в нем участие; не считаясь ни с какими принятыми правилами и нормами. И все это – только для того, чтобы показать, что хоть какая-то часть населения все еще поддерживает «мирный процесс». То есть, если бы не было этого страшного убийства, то через несколько месяцев в стране состоялись бы парламентские выборы, на которых партия «Авода» потерпела бы сокрушительное поражение. «Ликуд» пришел бы к власти и выкинул норвежские соглашения в мусорную корзину, так что никто бы сейчас и не помнил о той исторической ошибке.
Таким образом, единственное, чего добился Игаль Амир своим злодеянием – узаконил эти соглашения. После этого любому, кто пытался заявить, что это — плохие соглашения, которым нельзя следовать, тут же бросали в лицо: «А, так ты тоже из убийц Рабина!».
Возвращаясь к недавнему митингу в Тель-Авиве, хочу еще раз подчеркнуть: для меня является проблемой отнюдь не то, что там произносились политические речи; не то, что там размахивали плакатами с символами различных партий, чтобы продемонстрировать, какая из них привела на площадь больше своих сторонников. Нет, основная проблема с этим митингом лично для меня заключается именно в его главной идее, которая в моих глазах изначально порочна и попросту ужасна. Я говорю об идее, что ход истории можно изменить политическим убийством.
— Как вы восприняли критику в свой адрес, которая прозвучала после отказа выступить на митинге и вашего интервью на «Галей ЦАХАЛ»?
— Совершенно спокойно, так как я хорошо знаю тех, кто меня критиковал. Те, кто хотел меня правильно понять, все прекрасно поняли. Ну, а то, что некоторым участникам демонстрации на площади Рабина не понравились мои слова, и они начали заниматься тем самым подстрекательством, против которого они якобы выступают… Что ж, как говорится, Бог им судья. Но я никогда не боялся и не стыдился высказывать то, что думаю, и также буду поступать в дальнейшем. Помню, покойный Шимон Перес как-то сказал мне: «Ты и в день памяти Рабина смеешь говорить о неприятии соглашений в Осло?!». Я ответил, что мое отношение к этим соглашениям не определяется ни Игалем Амиром, ни кем-либо другим – оно основано на моих убеждениях и анализе ситуации, и никто не может этого мнения изменить.
— Сегодня сторонники левого лагеря говорят, что правые не извлекли никаких уроков из убийства Рабина, а правые обвиняют своих оппонентов в том, что они используют это убийство для затыкания ртов…
— Я думаю, давно уже следует понять: Ицхака Рабина убили не правые, а Игаль Амир. Да, у Игаля Амира был небольшой круг сторонников, и это – омерзительный факт, но он ничего не меняет. Сегодня героем его считает разве что кучка маргиналов, насчитывающая несколько десятков, в крайнем случае, пару сотен человек. Говорить об ответственности за это злодеяние всего правого лагеря просто нелепо. 99.9 процента сторонников правого лагеря не должны делать никаких выводов, так как они не имеют никакого отношения к убийству премьера. Говорю это как человек, который ходил на все демонстрации против политики Рабина, но который никогда не занимался никаким подстрекательством к насилию.
Вывод из той трагедии может быть только один: мы все должны быть осторожны, так как в наши ряды может затесаться психопат, способный на убийство. Причем это касается как левого, так и правого лагеря. Каждый должен отвечать за себя и смотреть на митингах вокруг себя: что за люди тебя окружают, какие лозунги они провозглашают и насколько эти лозунги законны. К сожалению, как мы видим, как раз левый лагерь не сделал никаких выводов, и субботняя демонстрация это лишний раз подтвердила. Вспомните, как там приняли министра Цахи Анегби, который, в отличие от меня, решил выступить и, что называется, дать организаторам шанс на то, чтобы этот форум стал шагом к объединению нации. Но его никто не захотел слушать – от него сразу же стали требовать извинений и покаяния. Но, как я уже сказал, каяться нам абсолютно не в чем.
Роман Позен, «Детали». Фото: Оливье Фитуси.
