«Я верила, что в моих силах будет пробить «стеклянный потолок»…»

Яна Гринман, которая репатриировалась в Израиль в 1990-х годах еще ребенком, считает себя вполне успешной – и по праву. Она возглавляет отдел по внешним связям в департаменте планирования и стратегии – подразделения министерства энергетики. До того как попасть в государственный сектор, Яна сделала весьма успешную карьеру в банке «Леуми». Однако, несмотря на материальную стабильность и хорошее отношение к ней в минэнерго, по ее словам, далеко не все так просто.

«Начинала я свою карьеру в госсекторе с самого низа, работая координатором, – вспоминает она. – Русскоязычных сотрудников было немного, в основном они встречались на должностях инженеров. Но среди тех, кто бы отвечал за политику того или иного ведомства, стратегию и регулирование, русскоязычных не было вообще. Я не знала ни одного руководителя, говорящего по-русски, с кого могла бы брать пример. Я обратила внимание на это обстоятельство, когда стала думать о том, как самой добиться успеха.

Пришлось научиться продвигать себя. Я пообщалась со знакомой консультанткой по оргвопросам и поинтересовалась, почему могу не пройти аттестационную комиссию, которую необходимо пройти, хотя я обладаю всеми возможными качествами, позволяющими продвигаться по карьерной лестнице. Из разговора я поняла следущее: во-первых, меня зовут Яна – и это минус. Во-вторых, считается, что «русские» готовы вкладывать и много работать, но, когда ищут человека на руководящую должность, ищут кого-то со связями, тех, кто хорошо разбирается во «внутренней кухне» истеблишмента. И тогда я поняла, что вряд ли добьюсь руководящей должности – мой папа не занимает должность генерального директора, а мама не из академии. Так я впервые поняла, что же такое «стеклянный потолок»».

В октябре исполнилось 30 лет с того момента, когда к израильским берегам прибило огромную волну репатриации из бывшего СССР – в течение этого времени в страну прибыло более миллиона человек. Яна репатриировалась с Урала в 1990 году, в девять лет, она была одной из первых, и ей повезло, возможно, больше остальных, поскольку абсорбция ее проходила весьма успешно, прозвища вроде «вонючий русский» ее миновали, педагоги пестовали. И когда «русских» стало появляться все больше и больше, Яна уже смогла работать «переводчиком», помогая новичкам.

Но по-настоящему с проблемой она столкнулась только в старших классах, оказавшись в одном из колледжей ОРТа: «Там группа русскоязычных ребят держалась особняком, чего я никак не могла понять, поскольку прекрасно говорила на иврите и считала себя израильтянкой во всех отношениях. Они сочли меня чуть ли не предательницей, но я не придала этому никакого значения. Я к тому времени плохо владела русским, не слушала их музыку, дружила только с израильтянами, словом, полностью была интегрирована в общество и не нуждалась в какой-либо помощи. Я и продолжала идти таким курсом, поступив в университет. Но там вдруг у меня образовался круг друзей из бывшего СССР. Они все время разговаривали со мной по-русски, хотя я отвечала им на иврите, и так обстоит дело и до сих пор. К примеру, у нас есть чат в WhatsApp, где они по-прежнему переписываются по-русски, и только я пишу на иврите».

И в то же время Яна признается: только сейчас она понимает, что на самом деле стопроцентной адаптации так и не произошло и «русской алие» так и не удалось по-настоящему разрушить «стеклянный потолок», который, как думалось, уж точно удастся сломать после 30 лет жизни в стране. «Сегодня, в 40 лет, я чувствую себя отличной от других», – признается она. По ее мнению, одно из объяснений того, что далеко не все барьеры преодолены, может быть связано с целым рядом факторов, включая отсутствие контакта с израильской культурой в раннем детстве: «Ребенок, который с рождения участвует в субботних трапезах, на чьем столе каждую пятницу лежит израильская газета, воспринимает мир иначе и знает о нем что-то, чего не знаю я». Еще один фактор, мешающий продвижению, как считает Яна, касается того, что «русские» не стали частью истеблишмента. «Даже если вы вместе со всеми служили в армии и учились в вузах – все равно есть элита», – уверяет Гринман.

«Скрытые русские»

Раскрою карты: история репатриации и абсорбции более миллиона человек, прибывших за короткий промежуток времени из стран бывшего СССР, напрямую касается и автора этих строк. 90 процентов моих родственников репатриировались из Молдовы незадолго до начала войны в Персидском заливе. За один день на нас свалились, что называется как снег на голову, десятки человек – бабушки и дедушки, дяди и тети, двоюродные братья и сестры, и история их социально-экономической интеграции в Израиле стала общей частью мозаики и самоидентификации миллионов израильтян.

Репатриация из СССР ничем не отличается от других волн репатриации – люди с другим языком, культурой, традициями и образом жизни перебираются в Израиль, испытывая трудности с абсорбцией, будь то неверная государственная оценка того, как адаптировать новых репатриантов к существующей инфраструктуре (жилье, работа, образование), или отношение израильского общества, чья краткая история демонстрирует, как ставят палки в колеса тем, кто только-только приехал в страну.

За последние три десятилетия в Израиле сформировался консенсус, согласно которому историю «русской алии» следует считать чрезвычайно успешной. Это была иммиграция людей с научными степенями, которым удалось адаптироваться, невзирая на бурный поток рассказов о докторах наук, ставших охранниками, или об инженерах, вынужденных пробиваться уборками в подъездах. В основном все эти истории относились к людям, которых называли «поколение пустыни» – к тем, кто репатриировался в достаточно зрелом возрасте, не имея никаких особых накоплений, и не смог адаптироваться к израильском рынку труда, лишился пенсии, заработанной в СССР, а в Израиле средств на нормальную пенсию не накопил.

Даже если речь идет о проблемах поколения родителей, то есть тех, кому было за 30 и кто репатриировался в Израиль, обладая профессией, но не смог устроиться на работу, которая соответствовала его знаниям и опыту, из-за сложностей с языком и необходимости пойти на компромисс, связанный с карьерой в Израиле, – то в любом случае среднестатистический израильтянин восхищался их способностью принять судьбоносное решение для своей семьи. И при этом надо понимать, что добиться того же статуса, что и до эмиграции, сложно и долго, а иногда и невозможно, и что часто выбирать не приходится: схватил метлу в руки – и вперед, главное, чтобы хоть как-то дотянуть до конца месяца.

Однако трудности с трудоустройством, с которыми столкнулось поколение родителей, бабушек и дедушек, не должны были повлиять на поколение детей, или, как его еще называют, «полуторное поколение» – тех, кто приехал в Израиль ребенком и у кого была возможность наравне с остальными пройти известным путем по социальной лестнице, включая учебу в израильской школе, службу в ЦАХАЛе и учебу в университете. Несмотря на это, в истории Яны Гринман нет ничего необычного. Во время разговоров с молодыми людьми, репатриировавшимися из бывшего СССР еще в раннем детстве, кто, по идее, уже должен был воспользоваться плодами социальной адаптации, вскрылись различные трудности и препятствия, с которыми они сталкиваются, пытаясь выстраивать свою карьеру.

«Адаптированы слишком хорошо»

«Согласно общедоступным данным Центрального статистического бюро, невозможно идентифицировать «скрытых русских», а только их родителей. Другими словами, невозможно определить как целевую группу детей иммигрантов и провести подробный социологический ее анализ», – утверждает Авив Либерман, докторант социологии Тель-Авивского университета и исследователь из Института Адва.

Исследование, проведенное Либерман, показало, что за десять лет с 2006 по 2016 год положение репатриантов из бывшего СССР на рынке труда улучшилось, их доход увеличился примерно на 60 процентов, приблизившись к средней заработной плате в народном хозяйстве. И тем не менее они по-прежнему работают на невысоких ставках в сфере «белых воротничков» и на более высоких ставках в сферах продаж, сервиса и секретарской работы, никак при этом не поднимаясь выше среднего уровня в таблице заработной платы – у них низкая зарплата, и это касается как первого поколения алии, так и второго.

По мнению Либерман, «стеклянный потолок» для репатриантов разных поколений существует, потому что они не из богатых семей и у них нет связей на высоком уровне. Многие нацелены на быструю отдачу, то, что оперативно приносит результат. Помимо прочего, как считает Либерман, нередко в семьях репатриантов не хватает накоплений, чтобы, к примеру, оплатить детям учебу в престижном учебном заведении – таком как Университет Райхмана, откуда прямая дорога к израильскому олимпу.

«Социальный капитал родителей, чьи дети относятся к «полуторному поколению», несравним с социальным капиталом родителей-израильтян, которые знают к тому же, как этот капитал использовать», – говорит Либерман.

Даже те, кто представляет «полуторное поколение» и при этом сумел утвердиться на руководящих должностях, признаются, что были в своей сфере, по всей видимости, исключением, нежели правилом. Это подтверждает Леонид Мосионженик, который репатриировался в двенадцатилетнем возрасте, и чьему успеху можно только позавидовать: получив прекрасное среднее и высшее образование, он стремительно стал делать карьеру, а после пятнадцати лет работы в частном секторе решил попробовать свои силы в государственном секторе и преуспел: ныне Леонид – начальник бюджетного отдела Хайфского университета.

Еще один пример удачной карьеры – Рита Гальперина, которая сегодня руководит программой реформирования государственной службы в Израильском институте демократии. Она приехала в Израиле в возрасте восьми лет, сразу же вписалась в израильский контекст, перейдя на иврит, и, лишь перебравшись из Ришон-ле-Циона, где жила, в Ашдод, впервые заговорила на русском.

В 29 лет Рита, с отличием ранее закончившая Еврейский университет, а затем и специальные курсы в сфере государственного управления, получила серьезное назначение – представляла Израиль в OECD. Она считает, что ее дети относятся уже к поколению «третьей культуры», гибридной, вобрав в себя ее «русскую» и «ивритскую» составляющие.

Примерно год назад Гальперина руководила специальной программой, которая предусматривала подготовку молодых людей для работы в госсекторе и которая находится в ведении главы правительства. По ее словам, вначале для участия в этой программе отобрали 60 человек, а затем сократили до 30. Критерии приема включали различные аспекты, в том числе представительство религиозных, арабов, ЛГБТ-сообщества, а также гендерный аспект. Не было только одного критерия – для русскоязычных.

Как считает Гальперина, проблема состоит в том, что сформировалось мнение, согласно которому русскоязычные репатрианты адаптировались настолько, что их не следует принимать во внимание вообще.

Не заинтересованы в корректирующей дискриминации

Многие из тех, с кем пришлось побеседовать, утверждали, что не заинтересованы в реализации принципа корректирующей дискриминации. Однако если принять во внимание имеющиеся данные, то можно с уверенностью сказать, что, вероятно, целое поколение детей репатриантов работает в больницах, в вузах, в сфере высоких технологий и в банках, но если взглянуть на топовые компании и организации, то вряд ли там можно встретить русскоязычных.

Согласно данным Центрального статистического бюро на 2019 год, доля выходцев из СССР в общей численности населения в Израиле составляет 13,6 процента.

НКО «Миллионное лобби», которая создана в целях отстаивания интересов более чем 1,2 миллиона русскоязычных репатриантов, решила изучить вопрос, как обстоят дела с назначением выходцев из бывшего СССР на руководящие должности. Вместе с Институтом политических исследований НКО занялась интеграцией русскоязычных репатриантов на рынке труда; а совместно с социологическим институтом «Митгам» провела опрос среди 906 русскоязычных израильтян, представлявших две группы населения: иммигрантов из бывшего СССР, приехавших в Израиль в период с 1989 по 2020 год, а также детей, родившихся в Израиле, чьи родители – в возрасте от 18 до 44 лет – репатриировались в тот же период. НКО помогал Фонд Шустермана, поддерживающий социальные проекты.  Кроме того, депутат кнессета Владимир Белиак («Еш атид») связался с Управлением государственной службы, чтобы получить данные о представительстве русскоязычного населения на госслужбе.

Алекс Риф, общественная активистка, основательница проекта «Бригада тарбутит» («Культбригада»), а также генеральный директор и создатель НКО «Миллионное лобби», тоже считает, что русскоязычная община недостаточно преставлена в высших эшелонах власти и в руководстве и что есть серьезный разрыв в данном вопросе. Она рассказывает, что в организации  чисто интуитивно стали подсчитывать имена выходцев из СССР, имеющиеся в открытом доступе, на основе различных сайтов и баз данных. Выяснилось, что процент выходцев из СССР среди руководства компаний оказался ниже трех. И тогда было решено прибегнуть к более глубокому исследованию.

Итак, что говорит статистика?

Согласно данным Управления по госслужбе, из 81 678 государственных служащих 10 183 репатриировались в Израиль после 1989 года. Что составляет 12,5 процента – аналогично доле русскоязычных иммигрантов в общем составе населения. Однако если расшифровать этот показатель, то выяснится: более трех четвертей русскоязычных государственных служащих относятся к системе здравоохранения – врачи, медсестры и медицинский персонал. Только 22,1 процента из этого показателя действительно состоят на службе в министерствах и ведомствах. И эта цифра на самом деле иллюстрирует собой реальный разрыв в интеграции русскоязычных в госслужбу; более того, только 2,8 процента из 10 000 русскоязычных государственных служащих – всего около 50 человек – сумели преодолеть «стеклянный потолок» и занять руководящие должности; 24 из них работают в системе здравоохранения.

Согласно исследованию, даже в структурах местной власти только 3 процента руководящего состава и высокопоставленных сотрудников – русскоговорящие; среди судей и регистраторов процент еще меньше – 0,8; среди директоров госкомпаний русскоязычные составляют менее 3 процентов; среди директоров школ – 2 процента, среди руководителей 125 тель-авивских компаний русскоязычные составляют также менее 2 процентов.

В израильской полиции представительство русскоязычного сектора ничтожно мало; более того, чем выше должность, тем меньше русскоговорящих; так, среди младших офицеров доля русскоязычных – 12-14 процентов, но с повышением званий процент резко сокращается: соответственно 6 процентов, 4 процента и, наконец, в звании полковника – всего 0,7 процента русскоговорящих.

Около двух третей респондентов считают, что работа в госсекторе престижна, но уверены, что туда пробиться очень и очень сложно. Так, 76 процентов опрошенных указали, что без связей на руководящую должность в госсекторе продвинуться невозможно, 45 процентов сообщили, что вообще никогда не работали на госслужбе, а 66 процентов не знакомы вообще с программой, в рамках которой осуществляется подготовка для работы на госслужбе. По мнению Алекс Риф, многие респонденты считают, что в данном случае речь идет об определенном виде дискриминации.

Устранить барьеры

Сегодня в кнессете, не считая Владимира Белиака, шестеро парламентариев представляют собой «полуторное поколение»: Йоэль Развозов, Алекс Кушнир, Евгений Сова, Татьяна Мазарская, Юлия Малиновская и Элина Бардач-Ялова.

На прошлой неделе Белиак и Кушнир заявили о начале деятельности в кнессете лобби выходцев из бывшего СССР. Задача этого лобби – выявить основные причины, по которым русскоязычные репатрианты лишены возможности полноценной интеграции в израильское общество вообще и в госструктуры в частности. Как утверждает Белиак, «русские» не нуждаются в корректирующей дискриминации, но показатели проведенного исследования шокируют, и ситуацию следует немедленно исправлять.

Вывод проведенного исследования таков: необходима политика, которая позволит увеличить долю русскоязычных жителей Израиля на государственной службе, к примеру, лучшая осведомленность о вакантных рабочих местах в различных госструктурах. Риф добавляет, что она обратилась в Управление по госслужбе, чтобы обсудить полученные во время исследования данные: «Нам нужны конкретные решения и понимание, что существуют барьеры, которые необходимо устранить».

Комментируя публикацию, Управление по государственном службе, в частности, сообщило, что «серьезным образом работает над продвижением новых репатриантов как сектора населения, имеющего право на адекватное представительство в соответствие с законом».

Как утверждают в Управлении, согласно имеющейся там статистике, «около 14,4 процента госсотрудников родились в бывшем СССР и репатриировались в Израиль, а общий процент в населении русскоязычных репатриантов составляет, согласно данным ЦСБ, 13,6 процента, то есть нет разрыва с их представительством на государственной службе. Что же касается руководящих должностей, то это проблема, которая касается представительства всех групп населения, имеющих право на адекватное представительство».

Рафаэла Гойхман, «ХаАрец» , М.К. Иллюстрация: pixabay.com √