В Тель-Авиве никогда не жилось так плохо, как сейчас
Никогда я не чувствовал себя так плохо в Тель-Авиве, как сейчас, хотя прожил в этом городе 35 лет. Вот, собственно, что сегодня происходит: самый дорогой город в мире сплевывает своих жителей-старожилов, как шелуху от семечек. Теперь это – город только для богатых.
Цены на аренду взлетели настолько, что начинаешь подозревать злой умысел. Жадность и аппетиты владельцев квартир растут непомерно, и снимать тут жилье могут себе позволить теперь лишь сотрудники хайтека или военнослужащие-сверхсрочники. На каждую свободную квартиру тотчас найдутся сотни желающих. Старожилам, отчаянно цепляющимся за Тель-Авив, предлагаются заброшенные помещения, от одного взгляда на которые бросает в дрожь – и тоже по каким-то непомерным ценам.
Ради того, чтобы набросить на цену еще с десяток-другой процентов, прежних жильцов выпроваживают, прекрасно зная, что найдутся состоятельные клиенты, с легкой душой готовые выкладывать за четыре комнаты по 15 тысяч шекелей в месяц. Но эти клиенты с туго набитой мошной уже не тель-авивцы в душе. Поскольку классическая культура Тель-Авива – не культура денег, а культура простоты и творчества.
Увы, душа Тель-Авива унижена, растоптана, оттеснена на юг, в кварталы Флорентина. Только и там она долго не протянет: девелоперы и подрядчики без зазрения совести капитализируют активы. Позорная свинская мораль стала символом современного Тель-Авива.
Даже цена обычного бутерброда способна возмутить кого угодно. Сэндвич с тунцом в этом городе стоит… 50 шекелей. Разве это не отвратительно? Я уже не говорю о том, во что обойдется покупка самых базовых продуктов в любом супермаркете – поверьте, старожилы столько не зарабатывают. Их, похоже, просто-напросто выдавливают отсюда, давят со всех сторон, что само по себе выглядит как очевидный признак укоренившейся культуры притеснения, если не сказать больше – культуры грабежа.
Город перекопан вдоль и поперек. Бесконечны эти работы по прокладке путей для легкорельсового транспорта. Да, тяжело сейчас – но неизвестно, когда вообще наступит чувство облегчения. Торжественные обещания об открытии первой линии повторяются из года в год, но этот поезд здесь давно уже никто не ждет.
Постоянно ведущиеся в городе работы стали образом нашей жизни, еще одной нелепостью, еще одним ограничением, своего рода надругательством над жителями, бессмысленным и долгим издевательством. Заблокированных дорог, по которым нельзя передвигаться, с каждым днем все больше. Хаос и непостоянство пронизывают всю повседневную жизнь.
Из-за обилия полос на асфальте, чьи стершиеся цвета, – белый, оранжевый, желтый, – невозможно разглядеть, по городу практически невозможно ездить, только переползать из одной пробки в другую. Автомобиль припарковать вообще нереально. В моем районе, скажем, примерно половину парковочных мест в прошлом году заняли башенные краны и бетоновозы: идут строительные работы в рамках проекта ТАМА. Утро встречает вас не прохладой, а снесенными зданиями, глубокими котлованами и строительными лесами. Нет никакого порядка. Нет никакого деликатного отношения. Все работы ведутся одновременно, и повсюду то и дело, вывешиваются таблички, торжественно возвещающие о начале очередной стройки в рамках «пинуй-бинуй» («расселение и застройка»).
Наш удел – постоянно висящее в воздухе облако пыли. Такое ощущение, что это привычная ткань жизни трещит по швам и рвется. Шум нервирует, оглушает и надвигается на нас со всех сторон: лопасти бура хищно вгрызаются в землю, ударами молота загоняются сваи, урчит бетономешалка, пыхтит воздуходувка, слышен гул уборочной техники, а рядом рабочие опрыскивают прохожих так, как обычно опрыскивают тараканов.
Здесь игнорируют не только бомжей. В любой момент небольшая улица может быть перекрыта для проведения строительных работ, и тебя при этом предварительно никто не уведомит, поскольку стройка априори важнее, чем потребности каких-то там жителей.
В тренажерном зале, расположенном неподалеку, на углу улицы, по вечерам на полную мощь включается музыка, обрушивая чудовищные децибелы на случайных прохожих. Мне тоже приходится ее слушать, пока я, исходив уже сотни метров, пытаюсь найти хоть какую-то урну, чтобы избавиться от упрятанных в полиэтилен экскрементов моей собаки. По пути мне встречаются крысы, перебегающие дорогу, ржавые банки, брошенные где попало, пакеты, а главное – дерьмо, оставленное прочими владельцами собак, которые отчаялись найти ящик для мусора.
Скажите: что все это значит? Откуда все это дерьмо на улицах?
Когда трамвай, наконец, заработает, вы сможете на нем прокатиться, чтобы выбросить мешочек с собачьим дерьмом в Петах-Тикве или в Бат-Яме. А до того храните какашки вашей суки в съемной квартире. Найдите себе маленькую квартирку, что-нибудь очень дешевое – крохотную комнатку, наподобие той, что снимал Раскольников, с треснувшим унитазом. Такая обойдется всего-навсего в 7 тысяч шекелей в месяц.
Рогель Альпер, «ХаАрец». М.К.
На фото: строительство трамвая. Фото: Эяль Туэг⊥
