«В течение двух недель после начала войны я решила уехать, просто не хотела оставаться в этой стране»

Наталья Геллер родилась в Москве, девять лет жила в Израиле, затем вернулась в Россию, а сейчас из-за того, что там происходит, вернулась в Израиль. Сегодня она координатор в компании по трудоустройству MAOF, работает с новыми репатриантами из Украины, России и Беларуси. По ее словам, в настоящее время именно из этих стран убегают, так же как она, множество людей.

Наталья рассказывает, что вернулась по политическим причинам: «Там ты не чувствуешь себя свободным человеком, ты не можешь говорить прямо, что думаешь. Когда я жила в Израиле, то привыкла к тому, что могу говорить все, что мне заблагорассудится, могу высказываться против правительства, могу выступить в его поддержку. Но не там. Ты не можешь открыто заявить, что ты против войны, – тебя просто-напросто бросят в тюрьму. Я к этому не привыкла и не могу привыкнуть. Вот почему через две недели после того, как началась война, я решила уехать, понимая, что более в этой стране оставаться не хочу. И тогда я купила билет в один конец».

Геллер поясняет, что ситуация ухудшалась постепенно. Вначале люди выходили на демонстрации, и их никто не трогал, а потом стали отключать доступ к LinkedIn, к соцсетям, просто все закрыли, как и прикрыли СМИ, не поддерживающие правительство.

У нее прекрасный иврит, хотя вот уже 20 лет она не жила в Израиле: «Я репатриировалась в 16 лет, а вернулась в Москву в 25 и фактически не говорила на иврите лет 20. Но я пошла на работу, и вскоре язык вернулся. А вообще я репатриировалась подростком, два года жила в интернате, и это, наверное, был один из лучших периодов моей жизни, хотя рядом со мной не было родителей. Я получила аттестат зрелости, хотя, честно говоря, учеба не оставила у меня каких-то воспоминаний. Затем меня призвали в Армию обороны Израиля, я проходила службу на базе десантников, а затем училась в Университете имени Бен-Гуриона, овладевала профессией специалиста по персоналу».

Отвечая на вопрос, почему она все-таки решила вернуться в Москву, Наталья объясняет: «Мне тогда исполнилось 25 лет. Обстановка в Израиле с точки зрения безопасности была тревожной, постоянные теракты, работы в то время не было. А я тогда жила в Хайфе, там постоянно происходили какие-то инциденты. Вот я и решила поехать в Москву, подумала про себя, что она мощно развивается, и там очень красиво.

Москва чем-то похожа на Тель-Авив: там такая же активная ночная жизнь, музеи, люди все время куда-то спешат, много пробок, нельзя просто так сидеть дома и ничего не делать. Город очень красивый, всегда найдешь, чем заняться. Я хорошо проводила там время, начала работать и стала помимо прочего бакалавром в области психологии, успешно выстраивала свою карьеру, начинала как координатор по подбору персонала, работала в сфере продаж, со временем стала менеджером. Я была довольна своей работой и жизнью в Москве. А ухудшение стало ощущаться только последние пять-восемь лет».

– Чем отличается рынок труда в Москве от рынка труда в Израиле?

– В Москве я хорошо зарабатывала, около 4000 долларов в месяц, но потом зарплата уменьшилась из-за изменения курса доллара. Я могла позволить себе довольно хорошую жизнь. Там работают много часов в день, начинают рабочий день в 9:00-10:00 и заканчивают в 18:00-19:00, но если должность повыше, то приходится трудиться до ночи. Люди, у которых есть семьи, не видят своих детей. Расстояния тоже большие – в лучшем случае добираешься не менее часа от дома до работы. В Израиле есть время и на семью, и на детей, там при интенсивной хорошо оплачиваемой работе времени просто нет, дети только с няней.

Что касается зарплат, то в Израиле они безусловно выше, если исходить из должностных окладов. Есть и большая разница в составлении резюме – там и здесь. В Израиле это всего одна страничка, где вкратце излагается, чем занимается соискатель. В России принято ставить картинку, это не одна страница, а две-пять страниц, и принято описывать все свои достижения, включая конкретные показатели.

– Итак, вы вернулись?

– Я уволилась с работы, приехала в Израиль и в течение месяца отыскала свою нынешнюю работу. У меня остались проекты в России, я карьерный консультант и веду прием онлайн – как написать резюме, пройти собеседование, построить карьеру. Разница в том, что там я работаю с менеджерами на руководящих должностях, а здесь работаю с людьми, которые обращаются ко мне, будучи хорошо образованными, но с языковыми трудностями, и пытаются реинтегрироваться в рынок труда.

– Другими словами, вы помогаете людям, вновь прибывшим или таким, как вы, устраиваться на работу?

– Именно так. Темпы репатриации не уменьшаются, мы работаем с министерством алии и интеграции, участвуем во всевозможных репатриантских ярмарках вакансий. В Израиль приехало много людей, которые хотят работать, мы должны помочь им составить резюме, предложить подходящую работу, помочь найти работу.

Мы учим их, как пройти собеседование при приеме на работу в Израиле, как общаться с работодателем, только-только устроившись на работу, а также обеспечиваем их инструментами для заключения трудового договора. Общение идет на русском языке, иврит они изучают в ульпане, но это для них сложно.

Мы работаем только с теми, у кого есть статус репатрианта, но если это беженцы, а статуса у них нет, то, увы, помочь никак не можем. Так получилось, что очень многие из беженцев обо мне слышали, они звонят, хотят устроиться на нормальную работу, но эти попытки ни к чему не приводят, и в конце концов они устраиваются на неквалифицированную работу, к примеру уборщиками.

– Речь идет о людях с высшим образованием? На что они надеются, когда обращаются к вам, пытаясь трудоустроиться?

– Выходцы из России – люди, как правило, хорошо образованные, не согласные с режимом. Из Украины публика попадается разная, поскольку оттуда все бегут – все, кто может. Очень много среди них специалистов с высшим образованием, врачей, инженеров, программистов. С программистами проблем меньше, они находят работу за секунду, потому что их можно устроить даже без языка.

– А каким репатриантам труднее всего интегрироваться в местный рынок труда? Из каких отраслей?

– Сложности есть у тех, кто работал в сфере телевидения и кино, а также у психологов. Это образованные люди, и незнание языка им особенно мешает. Потому мы предлагаем им более простую работу, кто-то соглашается, а кто-то нет. Сама я тоже начинала с куда более низкого старта по сравнению с Москвой, но понимала, что это только начало, и потому особой проблемы не видела. Но некоторые не понимают, что их с ходу вряд ли возьмут в качестве управленцев.

– И что тогда вы им говорите?

– Пытаюсь объяснить, что это всего лишь начало. И что для того, чтобы занять хорошую должность, нужно знать язык, а мы, в свою очередь, пытаемся найти для них нечто похожее на то, чем они занимались в Украине или в России. Я объясняю, что лучше все-таки работать в израильской компании, чтобы выучить язык, надо знать язык, если рассчитываешь на высокую должность. Но есть те, кто говорит: «А я все равно здесь не останусь, я вернусь в Украину, когда ситуация улучшится».

– А как вы считаете, есть ли у них шанс найти хорошую работу после того, как они устроились не по специальности?

– Шанс есть всегда. Это зависит еще и от возраста, конечно, но также от желания и мотивации. Я лично знаю людей, приехавших в предыдущие волны репатриации, которые начинали с нуля, а сейчас, к примеру, работают врачами с хорошей зарплатой. У меня есть языковое преимущество, но через год или два это преимущество будет и у них.

Ярден Бен-Галь Хиршгорн, «ХаАрец», М.К. Скриншот сайта maof-olim √