В израильских больницах регулярно лечатся дети из арабских стран. Этот человек дает им голос
Сахир Заид 30 лет проработал в израильской текстильной промышленности, но эта отрасль пришла в упадок, и он остался без работы. Случайный разговор с родственником привел его к новой, совершенно иной работе: координатор службы на арабском языке в детском медицинском центре Шнайдера в Петах-Тикве, где он занимается переводом и координацией между больницей и детьми, приезжающими на лечение из Палестинской автономии, Газы и арабских стран.
— Как вы попали на эту работу? Вы пришли из сферы медицины?
— Я пришел совершенно случайно и из совершенно другой области. В 1981 году я закончил обучение по специальности «Промышленная инженерия и управление» в колледже инженерии, дизайна и искусства «Шенкар» и работал в текстильной промышленности. Я проработал в этой отрасли 30 лет, семь из них в качестве менеджера израильской швейной фирмы фабрики «Дельта» в Египте. В 2007 году я вернулся в Израиль и попытался продолжить работу в этой сфере, но в то время в Израиле почти не осталось текстильной промышленности, и я долгое время сидел без работы.
В 2013 году родственник, работавший в детском медицинском центре Шнайдера, сказал мне, что они ищут араба на должность координатора встреч и оформления разрешений на въезд для пациентов из ПА. До тех пор эту работу выполнял студент на неполный рабочий день, и этого было уже недостаточно.
— Это действительно большая перемена. Сколько времени вам потребовалось, чтобы освоиться?
— Около полугода. Сегодня я уже работаю со всеми отделениями и знаком со всеми болезнями. Я стал настолько опытным, что если сегодня попробую сдать экзамен по медицине, то, возможно, мне удастся его пройти.
— Как выглядит ваш рабочий день?
— Суть моей работы состоит в том, чтобы участвовать во всех аспектах работы больницы с арабоязычным населением, которое не говорит на иврите — в основном из ПА, Газы и арабских стран. Это включает перевод и передачу точной и ясной информации от врача к семье пациента и наоборот; вопросы логистики, такие как координация записи на прием в клиники и различные отделения больницы; участие в выдаче въездных виз и доставке пациентов и их семей в Израиль.
— В ПА есть больницы. В каких ситуациях они отправляют детей в Шнайдер?
— Самые разные ситуации и болезни — рак, редкие заболевания, торакальная хирургия и другие сложные болезни, для лечения которых в ПА не всегда есть средства и знания. С другой стороны, из арабских стран мы получаем в основном частных пациентов.
— Складываются ли у вас на этой работе личные связи? Есть ли пациенты, с которыми вы поддерживаете контакты?
— Конечно, связи возникают, и есть пациенты, с которыми ты общаешься, особенно когда речь идет о тех, кто находятся здесь на лечении и наблюдении годами.
— Какие случаи вам особенно запомнились?
— Их довольно много. У нас лечилась трехлетняя девочка, у которой в желудке была обнаружена большая раковая опухоль весом более килограмма. Шансы на то, что она выживет, составляли менее 10 процентов, но благодаря помощи медицинского персонала и самоотверженной заботе ее матери она выздоровела. Сейчас ей уже 14 лет, и с тех пор я поддерживаю с ней связь.
Еще один случай, который я помню, — это случай с мальчиком, которому в возрасте трех лет из-за раковой опухоли пришлось удалить мочевой пузырь. Они открыли две стомы, выходы для мочи, и дали ему подгузник, чтобы она впитывалась. Но такое решение годится для маленького ребенка, а он дожил в таком состоянии до 13 лет и очень страдал. Из-за того, что моча постоянно подтекала, он стеснялся выходить из дома и ходить в школу.
Сначала ПА не хотела отправлять мальчика на операцию, но я поговорил с доктором Давидом Бен-Меиром [директором детского урологического отделения], который считается одним из лучших урологов в стране, и он сразу же взялся за работу. Это сложная и дорогостоящая операция, настолько редкая, что у нее даже нет ценового кода министерства здравоохранения. Мы пригласили ребенка на операцию, в ходе которой врачи создали своего рода мочевой пузырь из тканей аппендикса, протоки из частей его кишечника, чтобы организм не отторгал инородный или искусственный имплантат, и установили специальный катетер. Операция прошла хорошо, и его восстановление было очень успешным.
Жизнь этого мальчика полностью изменилась. Операция была сложной, рискованной и дорогостоящей. Без доброй воли и желания помочь со стороны администрации и врачей этого бы не произошло. Больница смогла оплатить часть расходов, а группа работников также организовалась и за счет своих пожертвований оплатила часть стоимости операции. Мы чувствовали, что участвуем в важном деле для этого ребенка, и привязались к нему.
— Не могу не спросить: как влияют на вас периоды напряженности в сфере безопасности?
— Лечение и поступление пациентов продолжаются. Даже во время операции «Защитная стена» в Газе в 2014 году, например, ракеты летели с двух сторон, но пациенты поступали, как будто ничего не происходило. К нам поступали как постоянные пациенты, так и новые, и им было разрешено покинуть ПА и Газу. Не было напряженности и между персоналом и семьями, мы относились к ним одинаково. В общем, каждый ребенок, поступивший сюда, становится ребенком больницы, независимо от его идентичности или происхождения.
— И все же есть и идентичность, и происхождение. Существуют ли культурные или различия и различия в восприятии между палестинскими и израильскими пациентами, когда речь идет о медицинском обслуживании?
— Часто пациенты, приезжающие из ПА, убеждены, что у нас лучшее медицинское обслуживание в мире, у них очень высокие, иногда нереалистичные ожидания — а потом они бывают крайне разочарованы. К нашему сожалению, не все болезни можно вылечить, особенно генетические заболевания или врожденные дефекты.
Мне особенно тяжело с детьми, страдающими мышечной дистрофией, например, болезнью Дюшенна. У ребенка начинают атрофироваться мышцы, и в возрасте девяти лет он уже сидит в инвалидном кресле. Лекарства от этой болезни нет, но израильский ребенок, страдающий от нее, получает систему поддержки в виде физиотерапии и трудотерапии, которые способствует повышению качества его жизни, в то время как у палестинских детей этого нет. Мне очень трудно смириться с тем, что я не могу отправить их на последующее лечение в общине.
— При каких обстоятельствах к вам поступают дети из арабских стран?
— Дети сирийских беженцев, которые прибыли через армию, проходили здесь лечение и перенесли операцию на сердце. Был также курдский мальчик из Ирака, который приехал с очень серьезной кардиологической проблемой и был здесь успешно прооперирован. Мы также лечили 16-летнего мальчика из Дубая, который приехал с рецидивирующей лейкемией. Он был в критическом состоянии и за время лечения дважды переносил коллапс. Его мать почти потеряла надежду, и в какой-то момент я попросил ее не сопровождать его, потому что, по моему опыту, на 60-70 процентов успех лечения зависит от позитивного настроя человека, ухаживающего за больным — а его мать была настроена очень негативно.
Мне помогли ее братья. Мы сопровождали его и помогали ему. Три дня я сам мыл его, потому что сам он не мог этого сделать и стеснялся, чтобы его в палате мыли медсестры или мать. В конце концов, ему было уже 16 лет. Сегодня ему 19 и он учится в университете в Англии.
— Вам 67 лет. Планируете ли вы в скором будущем уйти на пенсию?
— Нет большего удовлетворения, чем помогать медикам, сопровождать семьи и во время жизненно важных процедур и лечения служить им единственным средством общения. Я достиг пенсионного возраста, но меня попросили остаться, и я буду работать и дальше. Сейчас я работаю на полставки.
Идо Эфрати, «ХаАрец», М.Р. Фотоиллюстрация: Давид Бахар
Будьте всегда в курсе главных событий:
