В Израиле нет искусства. И никогда не было

Мы любим мериться – размерами, весом в обществе, деньгами, красотой… «У меня квартира в Гиватаиме, а у тебя уже вилла в Савьоне, но зато другие наши знакомые могут позволить себе только аренду на периферии…» Все может быть измерено, и все становится поводом для конкуренции. Всегда найдется кто-то, кто преуспел больше, и другой, кому хуже, чем тебе – в радиусе одного километра. Нам нет особого интереса до миллиардов Цукерберга, зато если в список «Форбс» войдет мальчик из нашего двора, это взорвет нам мозг: как это он сумел?!

По этой схеме живут все: фирмы, которые сравнивают свой товар и затраты на него с конкурентами; политики, которые интересуются общественным мнением о себе и числом их имен упоминаний в СМИ; телеканалы с их замерами рейтингов, и другие. Можно измерять уровень технического прогресса, уровень бедности, подсчитать число мобильных телефонов в стране и число зарплат, требуемое для покупки дома.

Но как и в чем измерить искусство? Да и что такое – «искусство»?

На самом деле, никогда еще в истории не издавалось столько книг, не выпускалось столько фильмов, не было такого изобилия музыки и танцевальных представлений, театральных постановок и телепрограмм, картин и скульптур. Но наберите воду из этой бурлящей реки, и сразу увидите: слишком много мути. Тест окажется негативным. Количество произведений, действительно отвечающих определению «искусство», слишком незначительно, чтобы оказывать влияние на жизнь.

В Израиле сегодня в год публикуется более 8000 наименований книг. Если считать без религиозной литературы, а также без детских книг, без справочников и без биографий – 1300. По численности населения Израиль занимает 91 место в мире, зато по числу издателей – 41-е. Впечатляет. Некоторая беллетристика или стихи очень даже неплохи. Но сколько из них может считаться произведением искусства? Таким, например, как «100 лет одиночества», вышедшей в 1967 году? Тогда как «Гарри Поттер», «Властелин колец» и «Песнь льда и пламени», на деле – всего лишь оттиски с этой «книги мертвых» колумбийца Габриэля Гарсиа Маркеса.

Можно до бесконечности спорить, что считать искусством и кто вообще определяет, какое искусство является большим, а какое малым. Вкусы у всех разные. Но можно сказать, что искусство не должно заставлять страдать. Если вы им не наслаждаетесь – оно ничего не стоит. Искусство должно вызывать восторг, оно воздействует на разные участки мозга, включает разные рецепторы. Совершенно разные удовольствия приносят песня «Сержант Пеппер», картина «Звездная ночь», книга «Над пропастью во ржи» и фильм «Восемь с половиной», но все они – великие произведения искусства. Между тем, Нобелевская премия, присужденная Бобу Дилану как поэту в 2016 году, отразила прощание ее комитета с поколением тех писателей, что изменили мир полвека назад. Их сменили писатели, выпускающие бессмысленные произведения, чьи имена забываются еще до их смерти.

У искусства, вне зависимости от формы, есть функция: оно меняет реальность. Если этого не происходит – искусства нет. Искусство делает это, демонтируя и расшатывая старые этосы и мифы, на которых держится общество, и водружая на их место новые. И когда ему удается потрясти эти общество, искусство становится столь же мощной силой, как армия, идеология, религия или деньги.

Для правительств нет ничего опаснее, чем искусство. В каждую эпоху правители пытались его оскопить, уничтожить, цензурировать, запретить. Потому что искусство – враг режима: оно меняет людей, которые могут потом сменить правительство.

Первое произведение искусства, изменившее мир, было создано на иврите. Всевышний победил, потому что был протагонистом, главным героем удивительной книги, полной мифов, написанных на высшем уровне. Большая часть ТАНАХа – великая литература, остававшаяся непревзойденной на протяжении веков. Христианство сделало этот труд доступным всему миру. Старое духовенство клянет новые главы, как испортившие прежнюю хорошую книгу.

Но христиане не довольствовались только Новым Заветом: это было бы скучно. Великий конкурент ТАНАХа был создан на греческом: мифология! Греческая мифология не менее могущественна, чем еврейское писание. Два великих произведения искусства, «Илиада» и «Одиссея», стали фундаментом, на котором было построено греческое общество. Греческие драмы влияли, и продолжают влиять, на творцов.

Афины любили театр, философию и демократию. Когда их место на мировой арене занял Рим, он не перенял такого же отношения к искусству. Да, в Риме были драматурги, сатирики и писатели – но куда им было соревноваться со зрелищностью амфитеатров?

Рим пристрастился к технологиям. Его достижения восхищали. Купола и арки, мощеные дороги, размеченные вехами, техники войн и администрирования, создание оружия, механических машин, бетона… Но вместо искусства римлянам предлагали развлечения: гонки, бои на смерть между людьми и животными… Ни одна театральная постановка в Афинах не собрала бы 50 тысяч человек, а римский Колизей – собирал. Ни один постановщик шоу в Риме не обращался к местному философу, хотя и такие были, чтобы узнать его мнение о постановке – тогда как греческие драматурги с почтением внимали Аристотелю. В Риме не искали соответствия стандартам высокого искусства – как и все продюсеры во все времена, там хотели только денег.

Рим не создавал искусства, способного изменить дух времени. А то, что не меняется – вырождается и отмирает. Это грозило и евреям, когда их изгнали не только со своей земли, но и от своего источника – Торы, песен пророков и писаний – и они погрузились в Гемару, которая не имеет ничего общего с искусством. Евреи застыли на 2000 лет – вдвое больше, чем потребовалось Европе, чтобы выйти из мрака Средневековья – опять же, благодаря искусству.

«Оружие судного дня» создал Микеланджело. Им стала «Сикстинская капелла».

Папа Юлий Второй просил художника расписать потолок часовни, восстановленный после обрушения. Через четыре года, проведенных им на строительных лесах со множеством помощников, эта работа стала доступна взглядам. И всех шокировала. Одни аплодировали, другие предлагали ее взорвать. В церковь вошли одни люди – но, рассмотрев потолок, они покидали ее уже другими.

Бог и человек, каждый на отдельном облаке, протягивающие друг другу руки – и искра передавала дух божий в созданную им плоть… Бог Микеланджело старик, а первый человек молод. И красив. Красивее старика. И он такого же размера, как Создатель. Человек – сын Бога, его наследник, тот, кто сменит его. Сильный сын своего отца. Он важен, а не этот старик, все будущее которого – этот его сын.

Это стало революцией, освободившей Европу от тысячелетних пут. Бог отошел в сторону, человек вышел в центр. Мир – для него, и ни для кого другого. И для его наслаждений – заявили художники эпохи Возрождения через тысячи полотен и скульптур, изображающих тело. «Наслаждайся жизнью!»

А что у евреев? Доктор Теодор Герцль был, в первую очередь, блестящим писателем, деятелем искусства, изменившим многое своей маленькой книгой «Государство евреев». Книгой! А ведь первая алия строила колонии за годы до того, как Герцль стал мечтать о сионизме. А сельскохозяйственная школа «Микве Исраэль» была создана в 1870-м. И было движение «Хибат Цион», и был Ахад ха-Ам – публицист и философ, но Герцль сделал иное: он направил свою художественную силу на то, чтобы мотивировать людей к политическим действиям. Сионисты хотели свою страну, свою нацию, свой язык – и писатели подошли к трупу иврита и поцелуем вдохнули в него новую жизнь. И он развивается и растет в художественных произведениях, хотя все еще не созрел окончательно.

Целое государство с собственным этосом выросло из маленькой книги Герцля и из ТАНАХа. Гидеон и 300 его бойцов, одолевших вражеские полчища (Всевышний хотел показать, что победы даются не числом. Из 10 тысяч воинов, когда их подвели к источнику воды, 9700 встали на колени, чтобы напиться, но 300 остались стоять и зачерпывали воду руками – прим. «Детали»), очень похожи на 300 спартанцев греческого царя Леонида. Но, как сказал Пикассо, великие художники не копируют – они воруют. Спартанцы в итоге проиграли, Гидеон победил, но это уже неважные мелочи: великий автор познается по персонажам, которых он поместил в пантеон человеческой памяти. Дон Кихот в ней реален не менее, чем Наполеон.

Но это государство создавали творцы, выросшие в Европе. Местные не решались крушить устоявшийся этос, разве что поцарапать немного там или здесь. Евреи так и не смогли создать искусства в Израиле – тогда как в США, например, пошли в этом очень далеко. Голливуд и рок-н-ролл, французский и итальянский кинематограф 60-х… Евреи изобретали комиксы, мюзиклы, иногда даже пьесы на смеси идиша с английским. Азимов, Филип Рот, Селинджер…  И еще многие, многие другие – очень отличающиеся от тех, кто писал здесь, будь то стихи или проза, музыка или картины.

Творцы той эпохи меняли ее своей музыкой, модой, картинами. Они уничтожили парадигмы прошлого, создав мир, в котором мы живем сейчас – с его свободой личности. Эта была армия новой Эпохи Возрождения XX века. Но никто не пришел ей на смену. Хотя молодые мыслят yt так, как их родители, но искусство принадлежит былому поколению. Нет больше пульса живого организма. Только архивы. Как в классической музыке: все важное было сделано теми, кто уже умер.

Искусство умерло, потому что новые его деятели не хотят ничего менять – напротив, как приглашенные диктаторами живописцы, они прославляют режим. В глобальном мире корпораций главным мерилом успеха для них является прибыль. Если вы зарабатываете, вы подвержены измерениям и сравнению.

А ради этого надо искать не искусство, а то, что понравится. Декламировать суры Корана в Тегеране на потребу режиму аятолл. Писать то, что завлечет людей и по чему потом можно будет снять сериал. Как «Гарри Поттер», как «Вошка Нехама», или как рассказ о солдате, чей брат погиб, и он живет с его вдовой. Ничего нового. Ничего, что может рассердить женщин, этнические меньшинства, ЛГБТ, больных, ортодоксов, кого угодно еще. Зачем? Вы же пришли зарабатывать, а не менять мир.

Это происходит в Америке, но из-за накопленного там импульса и ее больших масштабов есть надежд, что там появится что-то еще. Здесь же создать искусство, действительно что-то меняющее, нам никогда не удавалось. Здесь пишут много грустного, вызывающего душевную боль, и нежно обнимают неспособность противостоять злой судьбе. Жизнь плоха, а станет еще хуже, пусть слезы текут. Но такое описание ничего не меняет. В нем нет заряда, оно пустое, и нет греха большего, чем этот. Если уж вы не можете создать искусство – создавайте хотя бы развлечения. Хоть что-то…

Йонатан Шем-Ор, «Либерал». Иллюстрация: Овадья Бенишу, «Либерал»˜