В Европе ренессанс крайне правых. Могут ли левые их остановить?

В годы, последовавшие после Второй мировой войны, известный лозунг «Никогда больше!» можно было назвать ключом к пониманию политических и социальных процессов, происходивших в Европе.

Сразу после окончания войны в Нюрнберге состоялся судебный процесс, осудивший преступления нацистов и их самих, а в 1948 году запустился гигантский маховик «плана Маршалла» по восстановлению разрушенной Европы.

Сразу после окончания войны для поддержания мира и безопасности во всем мире была создана Организация Объединенных Наций; одной из первых конвенций, утвержденных ООН, стала Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Человеком, который ввел в юридический обиход термин «геноцид» и разработал проект упомянутой конвенции, был еврей Рафаэль Лемкин, юрист.

Благодаря всему этому в конце 1940-х годов посыл «Никогда больше!» из морального императива трансформировался в своего рода план действий.

Однако одновременно наряду со всеми указанными событиями возникло параллельное историческое движение, которому не уделяли нужного внимания: другими словами, в тени обновленной свободной Европы начал формироваться единый фронт, чье призвание состояло в том, чтобы вернуть былое величие и славу нацизму и фашизму. По мере того как память об Освенциме и Треблинке ослабевала, по всему континенту возникало все больше и больше движений и партий, взявших на вооружение расистское, националистическое и антидемократическое наследие, обанкротившееся в 1945 году.

Все начиналось, как говорят, под покровом ночи, вдали от радаров международных организаций и средств массовой информации. Шведский историк, писательница и журналист Элисабет Осбринк описывает это в своей книге «1947. Год, в который все началось» (переведена также на русский и на иврит. – Прим. «Деталей»). Пер Энгдаль, лидер профашистского движения в Швеции, попытался объединить националистов со всего континента, тех, кто числил себя в проигравших. Он спасал нацистских военных преступников в своей стране, а оттуда тайком отправлял их по всему миру. Организовывались конференции, составлялись рабочие программы, во многих странах создавались партии. Таким образом выстроилась ось, связывающая английского фашиста Освальда Мосли и активистов Итальянского социального движения (MSI), продолжающих дело Муссолини, неонацистов в Скандинавии и Нидерландах и вплоть до последних сторонников Гитлера в Германии.

И все же единство длилось недолго; вскоре возникли идеологические разногласия – проблемы расы, культуры и национальности – наряду с личной борьбой за власть. Общеевропейское «материнское» движение распалось, а его ответвления в разных странах раздробились на партии и движения двух основных типов: одни трансформировались в маргинальные организации, открыто пропагандирующие революционные и насильственные действия, а другие, напротив, стремились сблизиться с мейнстримом.

В Швеции, которая сохраняла нейтралитет в период Второй мировой и, соответственно, избежала последствий войны и разрухи, возникло множество неонацистских движений – от Национал-социалистической рабочей партии (NSAP) в 1940-х годах до организации Bevara Sverige Svenskt («Сохраним Швецию шведской») в 1980-х. В Италии MSI претерпел несколько метаморфоз, пока в 1990-х годах не стал Национальным фронтом (AN). Во Франции в 1954 году искусствовед и журналист Морис Бардеш, входивший в окружение Энгдаля, вместе с Жаном-Луи Тиксье-Виньянкуром, служившим режиму Виши, создали Французское национальное собрание.

Вот три страны, объединившие в свое время правых лидеров 50-х и 60-х годов прошлого века, ныне символизируют собой ультраправый ренессанс Европы.

***

В 1988 году неонацистские активисты сформировали Шведскую демократическую партию. Ее лицом и символом стал 81-летний Густав Экстрем, отправившийся в свое время в качестве добровольца в Ваффен-СС, а до создания новой партии активно участвовавший в деятельности NASP.

Шведская демократическая партия впервые преодолела электоральный барьер в 2010 году, а в прошлом месяце оказалась второй по величине партией в Швеции, набрав более 20 процентов голосов на парламентских выборах. Следующее правительство, которое будет сформировано в Стокгольме, полностью зависит от шведских ультраправых. Кстати, в те дни, когда они медленно и осторожно шли к власти, к молодежному движению неофашистской партии Италии присоединилась девушка по имени Джорджа Мелони. Она продвигалась по карьерной лестнице партии, пока та, пройдя через несколько трансформаций, не стала известна под названием «Братья Италии» (FDI) и выиграла выборы, которые прошли в сентябре. Мелони станет следующим премьер-министром с партией, чей символ по-прежнему носит фашистский характер.

На выборах, прошедших в апреле прошлого года во Франции, победил Эммануэль Макрон, представлявший центристское движение. Но проигравшая ему Марин Ле Пен набрала рекордные для нее 41,45 процента голосов.

Корни Ле Пен – все в том же фашизме: обновленное движение европейских крайне правых выпускало ежемесячный журнал Nation Europa, основанный бывшим офицером СС. Среди тех, кто там публиковался, был особенно заметен молодой француз, активист французского «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пен. Партия, которую возглавляет его дочь, сменила недавно название, став «Национальным объединением», чтобы не ассоциироваться с запятнанным прошлым, и эта партия удивительно схожа с Шведской демократической партией и «Братьями Италии». Все три символизируют успех крайне правого движения 1940-х и 1950-х, хотя страстно декларируют, что они – не фашисты. Потому что теперь они не демонстрируют открыто свои расистские взгляды и не объявляют войну демократическим ценностям, как это делали их предшественники, а, напротив, в своем нынешнем воплощении выставляют напоказ консерватизм и защиту традиционных семейных ценностей; они считают, что феминизм, а также борьба за права ЛГБТ-сообщества и право на аборт зашли слишком далеко, не говоря уже об иммиграции. Что касается демократии, то они принимают правила игры, но утверждают, что независимые суды, свободные СМИ и научные круги получили в свое распоряжение слишком большую власть. Они также обращают пристальное внимание на то, чтобы избегать расизма и авторитарных тенденций.

Скорее всего, самая серьезная проблема этих партий заключается не в экстремизме, антисемитизме и ксенофобии в их рядах, а в недостаточной серьезности тех, кто стремится определять политику на континенте и лидирует в значительном количестве стран. Одна из базовых их претензий к нынешним левым – мечтательность, наивность, отсутствие реализма. Но в сегодняшней Европе правые популисты страдают этими детскими болезнями, будучи оторванными от реальности, бредят, лишены прагматизма и постоянно меняют свое мнение. То они сближаются с Россией и Путиным, то вдруг поддерживают НАТО, видят в Евросоюзе источник всех зол, но с радостью получают от него чеки на астрономические суммы. В то же время они освящают борьбу народа против якобы коррумпированных элит за счет решения вполне реальных проблем.

Ультраправые, как дети, наивно закрывают глаза на проблему, связанную с глобальным климатическим кризисом, – проблему, по которой давно существует сложившийся научный консенсус. Для этих партий и выращенных ими лидеров немедленные последствия и экзистенциальный кризис, с которым сталкивается человечество, почти реальны, и они выступают чуть ли не против всех предлагаемых мер по сокращению выбросов парниковых газов.

Но это не только глобальное потепление, засухи или повышение уровня моря: перед лицом набегающих волн иммиграции, кризисов с беженцами и грядущих войн правые популисты опять закрывают глаза. В то время как левые и правые консерваторы предлагают решения – лучше или хуже, правые популисты считают, что, если проблему игнорировать, она исчезнет. По их мнению, можно построить стену вокруг континента и продолжать продвигать теории заговора по оси между Fox News и «Протоколами сионских мудрецов».

С одной стороны, эти правые популисты против приема беженцев, но и против экономической помощи африканским и ближневосточным странам, которые одними из первых пострадают от кризиса. Также они пытаются запретить вкладывать средства в международные институты и разрешение конфликтов. А поток иммигрантов на запад и север Европы, который может достигать десятков миллионов, иссякнет сам собой. Утверждается, что сотрудничать с этими партиями – это равно что оседлать фашистского тигра, но это ближе к тому, чтобы оседлать страуса.

Трудно сказать, приведет ли усиление правых популистов в Европе к тому, что континент станет более консервативным и закрытым и сведет на нет достижения последних десятилетий в таких важных сферах, как права человека, иммиграционная абсорбция и решение проблем, критических для человечества. Однако можно предположить, что ответы на вызовы, поставленные новыми правыми, лежат в альтернативе слева.

Проблема кроется в том, что подавляющая часть левых в Европе и Соединенных Штатах присоединяются к своим противникам: популизм отнюдь не уникальное явлением для правых, и обе стороны знают, как трансформироваться, чтобы предложить набор из конкретных проблем, разделенных, однако, по расе, полу и возрасту, вместо того чтобы предлагать решения, которые годятся для всего общества в целом. Социал-демократические партии по-прежнему выступают за традиционные решения и предлагают соответствующий пакет, адаптированный к обществу в целом: полная занятость, всеобщее социальное обеспечение, сильные профсоюзы, государственное жилье и система социальной защиты, которая касается всех. Но есть страны, где эти партии уступили место политике идентичности так называемых радикальных левых и неолиберализму левых, известных как умеренные. В этих странах политическая арена – это уже отнюдь не реальность, а социальные сети и телеэкраны. Но свободный рынок и секторальная политика, какой бы справедливой она ни была, не в состоянии справиться с колоссальными проблемами, связанными с абсорбированием иммиграции, изменением климата и сокращением огромного разрыва между богатыми и бедными на континенте. В этих условиях левые просто не смогут затормозить и изменить курс судна, дрейфующего в сторону популистского айсберга.

Будущее трудно прогнозировать. Однако не следует возвращаться на много лет назад, чтобы вспомнить, что происходило в Европе, когда крайне правые и левые боролись за власть, а умеренные вели внутренние баталии. На краю континента война в Украине может рассматриваться как отголосок гражданской войны в Испании в 1930-х годах, предшествовавшей началу Второй мировой войны. Это, может быть, и клише, но история имеет тенденцию повторяться, и прошедший год кажется началом процесса, который приведет к новой эре. Остается только надеяться, что ключевой фразой этого периода не будет «Никогда больше».

Дэвид Ставроу, «ХаАрец», М.К. Ультраправые в Италии. Фото: AP/Alessandra Tarantino √