Умер следователь полиции, пытавшийся остановить Либермана и Дери

Моше Мизрахи не мечтал о карьере полицейского. А будучи следователем, которому проходилось вести дела политиков, не думал о том, чтобы стать депутатом кнессета. Но судьба сначала занесла Мизрахи в полицию, где он на какое-то время стал влиятельной фигурой, а затем и в кнессет, где он безуспешно пытался не допустить возвращения в политику Арье Дери. Удовольствие Мизрахи доставляли депутатское удостоверение за подписью его маленького врага – Эльякима Рубинштейна, и возможность сверлить холодным взглядом своего большого врага – Авигдора Либермана.

В Тверии, где он рос в 50-60-е годы, парни хотели служить в бригаде «Голани» или в спецназе Северного округа «Эгоз». Мизрахи, который призвался в 1968 году, выбрал «Эгоз». Во время отработки действий в условиях городской застройки он был ранен. В глаз попала пуля, выпущенная его товарищем из старой и сложной в обращении бельгийской винтовки FN-FAL. Так он стал негодным к службе в боевых частях. Чтобы частично компенсировать себе эту потерю, Мизраихи по окончании юридического факультета и стажировки в прокуратуре пошел работать в полицию. Кстати, одновременно с ним стажировались Амнон Абрамович и Йегуда Вайнштейн.

В истории Израиля были министры, менявшие работу полиции к лучшему. В 70-е годы таким был Шломо Гилель, а в 90-е — Шломо Бен-Ами.

Гилель после войны Судного дня распахнул двери полиции для офицеров нового типа – с высшим образованием и боевым опытом. Молодые юристы, – такие, как Моше Мизрахи, – становились следователями. А Бен-Ами, занимавший должность министра внутренней безопасности в правительстве Барака, был шурином генерал-майора Ури Симхони, командовавшего спецподразделением «Эгоз» во время войны на истощение. И на него произвела впечатление решительность бригадного генерала полиции Мизрахи, уже возглавлявшего в то время отдел по борьбе с международной преступностью. Бен-Ами присвоил Мизрахи звание генерал-майора и назначил начальником следственного отдела полицейского Генштаба – чтобы он продолжил преследовать преступников, кем бы они ни были.

Против этого назначения возражал готовившийся вступить в должность генерального инспектора полиции Шломо Ааронишки. Он опасался, что получивший чрезмерную независимость начальник следственного отдела ослепнет и на второй глаз – вследствие политического давления. Но Бен-Ами не сдался. Назначение Ааронишки уже было утверждено правительством, но его каденция еще не началась. «Если это настолько принципиальный вопрос, — сказал Бен-Ами, — мы можем все переиграть: мы найдем другого генерального инспектора, который сработается с Мизрахи». Тут выяснилось, что принципы у Ааронишки довольно гибкие и с ним можно договориться.

Полковник Йоханан Денино получил звание бригадного генерала и был назначен начальником отдела борьбы с международной преступностью. Он должен был присматривать за Мизрахи снизу.

Горькая ирония этой ситуации заключается в том, что Бен-Ами, прекрасно действовавший в сложных обстоятельствах, стал единственным министром полиции, которому было запрещено –как будто он хотел этого! – возвращаться на эту должность. Это — одна из рекомендаций комиссии, расследовавшей беспорядки в арабском секторе в октябре 2000 года.

Во времена первого правительства Нетаниягу следствие против премьер-министра вело родственное отделу борьбы с международной преступностью подразделение полиции. Его деятельность контролировала верхушка следственного управления – Сандо Мазор и Яаков Гроссман. Клиентами Мизрахи в то же время были не менее влиятельные фигуры – министр национальной инфраструктуры и иностранных дел Ариэль Шарон и издатель Офер Нимроди.

Во время расследования дела Нимроди Мизрахи пришлось отбиваться от настоящей атаки – внедренные в возглавляемый им отдел «кроты», а также некоторые генералы начали покрывать главного подозреваемого. Отдел министерства юстиции, занимающийся расследованием нарушений закона полицией, равнодушно взирал на происходящее. Принадлежащая Нимроди газета развязала против Мизрахи кампанию с тем, чтобы не допустить его назначения на пост начальника следственного отдела.

А вновь Мизрахи оказался под ударом, когда расследуемые им дела вывели полицию на Арье Дери и его тогдашнего приятеля Авигдора Либермана. Одновременно с этим продвинулось расследование дела Ариэля Шарона (еще до того, как Шарон победил Барака на выборах премьер-министра) связанного с подрядчиком и активистом «Ликуда» Давидом Аппелем. Мизрахи, которого немало позабавили рассказы о спокойном нраве подследственного Шарона, ходил в то время с красной меткой лазерного прицела на лбу. Но он пережил министров внутренней безопасности Узи Ландау (и его активного помощника Моше Кахлона, выполнявшего функции связного между «Ликудом» и кадровым отделом полиции) и Цахи Ханегби только для того, чтобы получить «пулю» от Гидеона Эзры – министра, которого впоследствии отстранили от должности. Так же поступили и с бригадным генералом Мири Голан из управления по борьбе с мошенничеством, которой не присвоили очередное звание и не продвинули по службе. Это был упреждающий сигнал для следователей и успокаивающий – для находящихся под следствием депутатов кнессета.

Мизрахи сумел поймать бизнесмена Григория Лернера, который впоследствии был осужден за коррупционные преступления. Он также расследовал связи Авигдора Либермана с представителями преступного мира из стран бывшего Советского Союза. «В первый же год пребывания на посту начальника отдела борьбы с международной преступностью я понял, что мы занимаемся людьми, которые могут купить весь наш отдел с потрохами», — рассказывал Мизрахи в 2007 году в интервью газете «ХаАрец». А также на посту начальника следственного отдела полиции он вел «дело о греческом острове», по которому премьер-министр Ариэль Шарон проходил в качестве подозреваемого во взяточничестве.

В те бурные годы подозреваемые в коррупции делали все возможное для устранения Мизрахи с арены. Они подвергали его беспрецедентным нападкам. Либерман, например, обвинял его в расизме и предлагал вручить ему приз как «лучшему другу антисемитов». Этот кампейн, к которому со временем присоединились высокопоставленные министры и другие общественные деятели, принес плоды.

В начале 2002 года выяснилось, что во время расследования дела против Либермана в полиции действовал «крот». Полицейский Станислав Яжемский бежал в Канаду, прихватив с собой записи прослушки Авигдора Либермана, миллиардера Михаила Черного и других. И тут юридический советник правительства Эльяким Рубинштейн принял решение начать расследование против Мизрахи по подозрению в превышении полномочий, данных ему судебными постановлениями.

Государственный прокурор Эдна Арбель и ее коллеги категорически возражали против этого. Они утверждали, что следствие против Мизрахи – это подарок коррупционерам и считали более срочной задачей выйти на тех, кто стоял за похищением записей прослушки. Однако изменивший присяге полицейский получил иммунитет, а тот, кто вел его дело, сам превратился в подследственного. В последствии Рубинштейн не нашел оснований для судебного преследования Мизрахи, но все же рекомендовал отстранить его от работы в следственном отделе полиции. Рубинштейн мотивировал это тем, что Мизрахи… проявил «чрезмерную горячность»!

Сегодня нам только остается надеяться на то, что следователи, ведущие дела о коррупции, проявят эту самую чрезмерную горячность. Пока что мы видим ее очевидную нехватку. Следователи усвоили правила игры, завязали верные связи с бизнесменами и другими агентами влияния, научились бывать на нужных вечеринках. В момент истины они не всегда тянули за веревочку, которая могла бы осложнить жизнь тех, кто заботился об их карьерах.

Есть что-то символическое в том, что один из самых независимых офицеров полиции ушел из жизни три дня спустя после того, как генеральный инспектор полиции Коби Шабтай капитулировал и отправился в Кирьят-Арбу на празднование бат-мицвы дочери Итамара Бен-Гвира. В 2007 году Мизрахи спросили, не считает ли он, что руководителям наших правоохранительных органов не хватает смелости, и он ответил утвердительно. «Сила правоохранительных органов ежедневно истощается, — сказал он. – Политическая система вызывает зависть. Если бы представители правоохранительных органов защищали меня так, как политическая система защищала своих подследственных! Какая коллегиальность, просто всеобщий танец». С тех пор эта пропасть только углубилась.

«Смертный грех» Мизрахи заключался в том, что он следовал старой заповеди, требующей судить, не взирая на лица. Он не соглашался с тем, что министру закон не писан, и не допускал никаких исключений. Три высокопоставленные представительницы прокуратуры – Эдна Арбель, Нава Бен-Ор и Иска Лейбович – заступились за Мизрахи перед Эльякимом Рубинштейном, но этого не хватило, чтобы избежать его отстранения от должности.

Когда Барух Кара опубликовал в газете «ХаАрец» данные о расследовании подозрительных связей Ариэля Шарона с бизнесменом Сирилом Кереном, хитроумный сыщик Рубинштейн сразу же указал на главного подозреваемого в утечке информации. Им, конечно же, оказался Мизрахи. Но после того, как журналист, известный в полиции под кличкой «Орел», помог следствию, сконфуженный юридический советник был вынужден признать, что утечка произошла как раз из его ведомства, а полицейские, и Мизрахи в частности, здесь вообще ни при чем.

Мизрахи никогда не хотел быть генеральным инспектором полиции. Он знал цену этой должности. Ему было хорошо на посту начальника следственного отдела, и, вопреки грозному впечатлению, которое он производил, это был хороший доброжелательный человек. Но политики и их партнеры из министерства юстиции подписали ему приговор.

После увольнения из полиции Мизрахи не искал никакой хлебной должности. Он нашел успокоение в рисовании, занимался делами поселка, в котором он жил – Шохама. Затем вступил в борьбу за место в кнессете в составе партии «Авода» – желая удвоить срок, необходимый для возвращения в политику Арье Дери и любых других министров, отбывших тюремное заключение. Он рассказывал друзьям, насколько чужд ему дух политической борьбы. Однажды, по дороге на предвыборный митинг, Мизрахи предложил свою помощь Став Шафир, которая была моложе его на 35 лет. «Но очень скоро я обнаружил, что она гораздо проворнее и искуснее меня», — говорил он потом с улыбкой.

Он был честным человеком. Твердый орешек снаружи и мягкий внутри, Моше Мизрахи будет не хватать тем, кто его любил, да и всей стране, которую он защищал, не жалея себя.

Амир Орен, Гиди Вайц, «ХаАрец», Б.Е. Фото: Даниэль Бар-Он