У России богатый опыт борьбы с поэтами и писателями

Дело Беркович – Петрийчук показало, что в путинской России антивоенные стихи и пьесы снова могут стать криминалом и поводом для преследования. Строго говоря, во всей печальной истории взаимоотношений советской власти и поэтов не так много отдельных дел, когда брали именно за поэзию. Даже Николай Степанович Гумилев, имя которого первым приходит в голову, тоже пострадал не за стихи. Поэт Гумилев советскую власть не интересовал, ей требовался Гумилев-заговорщик.

Но все же было и такое.

«Веселые ребята»

В 1932 году происходят аресты по делу № 122 613 – судят членов литературной группы «Сибирская бригада»: в нее входят Павел Васильев, Евгений Забелин, Николай Анов, Леонид Мартынов, Сергей Марков, Лев Черноморцев. В обвинительном заключении сказано: «Группа ставила своей задачей широкую антисоветскую агитацию… через художественные литературные произведения, обработку и антисоветское воспитание молодежи из враждебных социальных слоев». Васильева и Черноморцева в итоге освободили с условным сроком, остальных выслали на три года в Архангельск. Васильев и Забелин были арестованы повторно в конце 1937 года: первый вскоре расстрелян, второй умер в лагере в 1943-м.

В октябре 1933 года Николай Эрдман, автор широко известных пьес «Мандат» и «Самоубийца», а также его друг, драматург и поэт Масс арестованы в Гаграх на съемках фильма «Веселые ребята». Им инкриминируют сочинение и распространение «антисоветских басен». Самая знаменитая – эрдмановская:

«Однажды ГПУ пришло к Эзопу
И взяло старика за жопу.
А вывод ясен: не надо басен!»

Фамилии Масса и Эрдмана убраны из титров «Веселых ребят», они получают по три года ссылки и последующее поражение в правах. Оба выжили и, в общем, сохранили профессию.

• Читайте также:
• Грех нелояльности: история российских «театральных дел»
• Аж-Высь или Аушвиц? Новый роман о том, есть ли жизнь после Освенцима
• Прелюбодеи Ветхого Завета: #MeToo, картина маслом

Николай Клюев, которого Есенин считал своим учителем, арестован в феврале 1934-го. «Клюев был большим мастером стиха, у него было чему поучиться, он умел учить, пытался увести от советской власти поэтическую молодежь, и как можно дальше», – говорил о нем один большой писательский начальник. Впрочем, есть вторая версия гонений – открытый гомосексуализм Клюева. В 1935-м его сослали в Томск, в 1936-м арестовали повторно, в 1937-м расстреляли.

Сталину нравились стихи Мандельштама

Осип Мандельштам в 1933 году написал знаменитое «Мы живем, под собою не чуя страны», а в мае 1934-го Мандельштам арестован у себя в квартире. Да-да, вечно бездомный Мандельштам получил квартиру в центре Москвы! И вообще его быт в этот период вроде бы обустроен, даже продукты он получает в распределителе… По многим воспоминаниям, наперекор этому благополучию Мандельштам буквально идет на грозу. «Я к смерти готов», – скажет он Ахматовой в феврале 1934-го.

Согласно протоколу допроса 18 мая 1834 года, следователь спросил его: «Признаете ли вы себя виновным в сочинении произведений контрреволюционного характера?» Ответ: «Да, я являюсь автором следующего стихотворения контрреволюционного характера: «Мы живем под собою не чуя страны, / Наши речи за десять шагов не слышны…»

Мандельштам рассказывает, кому он читал стихотворение – а читал он его многим, и его предупреждали, что этого делать не следует, Мандельштам сам говорит об этом на допросе.

Впоследствии ему инкриминируют и вину за другие стихи. Согласно справке ГУГБ НКВД № 23 от 2 июля 1935 года, стихотворение «Холодная весна» отображает отрицательное отношение Мандельштама к ликвидации кулачества на Кубани и в Украине. Стихотворение «Мы живем, под собою…» – контрреволюционный пасквиль на товарища Сталина. После Октябрьской революции Мандельштам опубликовал в «Воле народа» стихотворение «Керенский», в котором идеализирует Керенского, называя его птенцом Петра, а Ленина – временщиком. Стихи Мандельштам распространял среди литераторов Ленинграда и Москвы.

За распространение контрреволюционных стихотворений Мандельштам осужден на три года высылки в Чердынь особым совещанием при Коллегии ОГПУ 26/V-34 г. по 58/10 ст. УК (следственное дело № 4108, арх. № 604 671). Удивительно мягкий приговор, ведь сам Мандельштам наговорил о себе и о других вполне достаточно для «групповой» статьи!

В защиту Мандельштама Сталину пишет Николай Бухарин: «Он – первоклассный поэт, но абсолютно несовременен; он – безусловно не совсем нормален; он чувствует себя затравленным, и т. д. Так как ко мне все время апеллируют, а я не знаю, что он и в чем он «наблудил», то я решил написать тебе об этом…» В архивах на письме резолюция Сталина: «Кто дал им право арестовать Мандельштама? Безобразие».

В Чердыни Мандельштам совершает вторую попытку самоубийства (первая была еще во время следствия). Особое совещание ОГПУ принимает постановление об изменении постановления от 26 мая: высылку на Урал заменяют «минусом 12» – запретом жить в столицах и некоторых крупных городах СССР.

В июне же 1934-го Сталин звонит Пастернаку, сообщая, что дело Мандельштама пересматривают и что с ним все будет хорошо. Пастернак нервозен и ведет разговор не лучшим образом: он не знает, читал ли Сталин текст крамольного стихотворения Мандельштама и, главное, известно ли, что этот текст от автора слышал сам Пастернак. Сталин спрашивает, почему Пастернак не обратился в писательские организации или к самому Сталину и не хлопотал о Мандельштаме: «Если бы я был поэтом и мой друг поэт попал в беду, я бы на стены лез, чтобы ему помочь».

Ответ Пастернака: «Писательские организации этим не занимаются с 1927 года, а если б я не хлопотал, вы бы, вероятно, ничего бы не узнали…» Затем Пастернак начинает монолог о слове «друг», желая уточнить характер отношений с Мандельштамом, в понятие дружбы, разумеется, не укладывавшихся. Сталин прерывает его вопросом: «Но ведь он же мастер, мастер?» – «Да дело не в этом…» – «А в чем же?» Пастернак отвечает, что хотел бы встретиться со Сталиным и поговорить. «О чем?» – «О жизни и смерти», – говорит Пастернак. Сталин вешает трубку.

Бухарин со своим письмом выходит непосредственно на Сталина. Заместитель председателя ОГПУ Агранов описывает суть дела в докладной записке крайне осторожно. Отправляет Сталину информацию об аресте и приговоре, когда Мандельштам уже в Чердыни. И уверяет, что текст некоего пасквиля уже уничтожен. А у Сталина уже есть письмо Бухарина, из которого получается, что ОГПУ что-то такое сотворило, о чем товарищ Сталин вообще не знает. Конечно, безобразие!

Итоговое решение Сталина – «изолировать, но сохранить». Одна из версий говорит, что Сталину просто понравилось стихотворение Мандельштама – то самое, про кремлевского горца. Впрочем, исследователи придерживаются разных точек зрения, в том числе что он вообще не читал этих стихов. И в то же время, возможно, Сталин ждет от поэта стихов, равновесных крамольному произведению. А Мандельштам не может. Прославляющие советскую власть стихи не самые сильные, притом что «Воронежские тетради» узнаваемые, мандельштамовские…

В 1937 году срок ссылки заканчивается, Мандельштам с женой возвращаются в Москву, где им, вроде бы, находиться нельзя, ибо столица входит в список городов, где ссыльным селиться запрещено. И тут секретарь Союза писателей Владимир Ставский пишет донос.

Во время ссылки Мандельштама в Воронеж Ставский помогал сдавать принадлежащую Мандельштамам квартиру в Москве, передавал причитающиеся за это 600 рублей в месяц Надежде Яковлевне. Однако именно он пишет наркому НКВД Ежову: «Сейчас он вместе с женой живет под Москвой. Но на деле – часто бывает в Москве у своих друзей, главным образом литераторов. Его поддерживают, собирают для него деньги, делают из него «страдальца», гениального поэта, никем не признанного. В защиту его открыто выступали Валентин Катаев, И. Прут и другие литераторы. С целью разрядить обстановку – Мандельштаму была оказана материальная поддержка через Литфонд. Но это не решает всего вопроса о Мандельштаме. Вопрос не только и не столько в нем, авторе похабных клеветнических стихов о руководстве партии и всего советского народа. Вопрос – об отношении к Мандельштаму группы видных советских писателей. И я обращаюсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь».

В итоге в мае 1938 года – повторный арест Мандельштама в подмосковном санатории, обвинительное заключение, местами дословно повторяющее письмо Ставского Ежову. В августе – приговор: пять лет в лагере. В сентябре того же года – этап во Владивосток. 27 декабря 1938 года Мандельштам умирает в лагере. Местонахождение могилы поэта до сих пор точно не известно.

В 1939 году Надежда Яковлевна обращалась к Берии с просьбой о пересмотре дела Мандельштама, не зная, что ее мужа уже нет в живых.

После Сталина

В период после генералиссимуса писателей продолжили сажать в тюрьмы, хотя и пореже. Среди пострадавших за творчество в первую очередь можно назвать Бориса Пастернака, чей роман «Доктор Живаго» был опубликован за границей. Автор в 1958 году получил за него Нобелевскую премию по литературе, но на родине Пастернака травили, обвинив в предательстве и антисоветчине. Он был исключен из Союза писателей СССР.

Писатель Валерий Тарсис в 1961 году переправил за рубеж свои рукописи. Параллельно некоторые из них распространяли в самиздате. В 1962-м Тарсиса поместили в психиатрическую больницу, откуда выпустили под давлением международной общественности.

Поэт Иосиф Бродский в 1964 году признан тунеядцем и приговорен к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию – пяти годам принудительного труда в отдаленной местности. Спектакль о процессе Бродского в 2012 году ставила режиссерка (как она сама себя называет) Евгения Беркович. Она теперь тоже осуждена.

Произведения писателей Даниэля и Синявского не печатали в СССР, поэтому они переправляли их на Запад, публикуясь под псевдонимами Николай Аржак и Абрам Терц, соответственно. КГБ установил авторство, и в 1965 году писателей арестовали. Сын Юлия Даниэля Александр Даниэль писал:

«Как КГБ узнал о том, кто такие Абрам Терц и Николай Аржак, в точности неизвестно до сих пор, однако утечка информации, безусловно, произошла за пределами СССР: Даниэлю на допросе показали правленный его рукой экземпляр его повести «Искупление», который мог быть найден только за рубежом».

Ни Даниэль, ни Синявский не признали себя виновными, но получили соответственно пять и семь лет лагерей по статье «антисоветская агитация и пропаганда».

В 1974 году из СССР практически силком выдворяют Александра Солженицына – за книги, Александра Галича – за песни. Это мера карательная – уезжать они не хотели.

«По совокупности» в разные годы арестованы Юрий Галансков, Наталия Горбаневская, Вадим Делоне. За Горбаневской числился выпуск «Хроники текущих событий» – за его распространение вместе с другими «антисоветскими материалами» и собственными стихами еще в мае 1974 года был осужден на два года тюрьмы Виктор Некипелов. Кроме того, Горбаневская и Делоне участвовали в демонстрации против вторжения советских войск в Чехословакию в 1967 году. Галансков же помимо написания стихов выпускал самиздатовский журнал и участвовал в «митинге гласности» в 1965 году.

Поэт Ирина Ратушинская была арестована в 1982 году после публикации в журнале «Грани» (Франкфурт-на-Майне), приговорена к семи годам лишения свободы и пяти годам ссылки. В 1986 году ее освободили досрочно – в Россию пришла гласность. Как выяснилось, ненадолго.

Нателла Болтянская, «Детали». √
На фото: тюремное фото Осипа Мандельштама. Wikipedia public domain
На врезках: Борис Пастернак, Юлий Даниэль. Wikipedia public domain