«У нас нет афганского синдрома»: как работает служба психологической помощи в ЦАХАЛе

Сразу после нападения террористов стало ясно, что нужно реагировать быстро. В том числе — оказывать психологическую поддержку солдатам и командирам ЦАХАЛа: не все могут самостоятельно справиться с тяжелыми нагрузками на психику.

— Примерно 80% людей сами могут без всякого психологического вмешательства выдержать травмирующие события и оправиться от них, — рассказывает «Деталям» подполковник Александр (фамилия известна редакции) — врач, руководитель департамента психологического здоровья Армии обороны Израиля. — Психика человека в принципе может совладать с многими событиями, как бы страшны они ни были.

Но одно дело, когда солдат идет собирать останки или опознавать погибших, как на военной базе Шура, и совсем другое – когда солдат идет в бой: опасность для жизни может влиять на дальнейшее развитие травмы.

Система профессиональной помощи на передовой в Израиле известна под аббревиатурой «KАМАЦ»: близость, срочность, результат. Согласно этим принципам, лечение нужно проводить как можно ближе к линии фронта и как можно скорее после травмы. Основная цель лечения — быстро восстановить функциональность бойца. По этой причине в каждой бригаде обычно есть офицер психологического здоровья, и мы значительно увеличили число таких офицеров на фронте.

Также мы учим командиров и солдат оказывать первую психологическую помощь, которая может быстро вывести и себя самого, и своих товарищей из острой психологической реакции на бой, поможет восстановить и сохранить контроль над собой. Фигура офицера психологического здоровья — центральная в бригаде, он постоянно работает и с командирами всех рангов, и это позволяет в случае необходимости мгновенно помочь солдатам реорганизоваться и вступить в бой. Нарратив «я не смог» не успевает сработать, и человек снова начинает действовать.

— Им же страшно?

— Конечно, им страшно. Давайте рассмотрим биологические факторы страха. У нас есть две системы, эмоциональная и рациональная. Обе могут взаимодействовать в обычное время. А когда происходит бой, или любая другая травмирующая ситуация, работает обычно только одна система — эмоциональная. И мы учим солдат поднимать рациональную систему. Мы учим командиров, как ментально готовить солдат и придерживаться рацио, не давая эмоциям взять верх. Ибо, как только ты открыл окошко — эмоция может развиться и помешать действовать.

Чтобы расширить поле рационального, командиры дают солдатам определенные задачи, даже маленькие. Даже если нет боя, они должны встать, пробежаться, продолжать выполнять определенные приказы. Надо, чтобы они были при деле, понимаете? Кроме того, очень важна сплоченность солдат. Это делает их морально сильнее.

• Читайте также:
• The Washington Post: планы ХАМАСа были еще масштабнее, чем кажется
• Среди заложников ХАМАСа — организатор семинаров по Холокосту в Польше
• Невероятное фото: солдаты «Голани» внутри парламента ХАМАСа в Газе

Конечно, они боятся. Пока мы не даем их эмоциям выплеснуться – чтобы они сохранили свою функциональность. Когда военные действия закончатся, мы проведем работу в группах, и вот тогда они будут говорить об эмоциональном влиянии на них войны.

Очень часто во время боя солдат видит картину не так, как другие. Для этого мы учим командиров устраивать групповое обсуждение боя с точки зрения других солдат. Это важно потому, что травма может попасть в подсознание, и совместиться с более ранними неудачами или травматическими ситуациями. Поэтому чем раньше мы поговорим о травматической ситуации, тем вероятнее, что травма не зайдет в подсознание. Часто случается, что солдат думает о себе: «Я плохо действовал» — но другой мог видеть его с хорошей стороны, и скажет об этом.

Офицер-психолог учит командира проводить такие беседы. Но даже на таких групповых совещаниях мы не говорим об эмоциях – исключительно о том, кто и где был, как действовал. Чтобы в памяти осталось именно то, что было, а не то, что кажется.

— Сегодня у наших солдат очень высокая мотивация. Но, когда читаешь всё, что говорят про нас за рубежом, хочется начать стрелять в другую сторону…

 — Они не читают эту информацию, и у них нет телефонов, чтобы они не смотрели всякие видеоролики в сети. Командиры тоже пытаются их защитить от всяких ненужных вмешательств. Так что все, что говорится, не влияет на бойцов.

 Но и сами офицеры-психологи, оказывая помощь солдатам, слышат много страшного. Мы создали группы помощи своим же военным психологам, разделенных на команды в зависимости от ролей и особенностей их работы. Например, группа бригадных офицеров-психологов собиралась на терапию отдельно от офицеров-психологов, которые работали в Шуре. Раз или два в неделю мы проводим определенные уроки, учим преодолевать эти травмы, повышаем квалификацию.

— Система психологической разгрузки — это обязательная история, или конкретный солдат должен сначала обратиться к командиру, к психологу и попросить помощи?

— Сразу же с нападением террористических организаций мы разместили офицеров психологического здоровья на всех уровнях. Даже если кто-то стеснялся обратиться, на второй же день мы открыли телефонную линию помощи, которая работает 24 часа в сутки. Туда солдат может позвонить, ответит офицер-психолог и по телефону проведет психотерапию, в том числе научит методам успокаиваться самому. При необходимости бойцов направляют на дальнейшее индивидуальное лечение.

На эту линию помощи уже поступило более 2300 звонков. Кроме нее, мы открыли горячую линию, по которой будем сами связываться со служащими, работающими в наиболее пострадавших областях — чтобы выявлять признаки травмы у тех солдат, которые еще не обратились за помощью. Но не к солдатам, которые в бою, чтобы не помешать им. Они пройдут групповую терапию сразу после окончания войны.

Вблизи зон боевых действий уже есть многопрофильные группы, включающие социальных работников, психологов и психиатров, которые могут на время отстранить солдата от боевых действий, обеспечить ему кратковременное психологическое вмешательство — поддержку и восстановление (ЦАЛЬТАК). Это не исключает дальнейшего клинического обследования, более длительного терапевтического воздействия, а некоторых служащих направляют в тыловой реабилитационный центр (МАЛША).

Помимо тех, кто сражается, есть и солдаты, выполнявшие задачи по извлечению тел, опознанию павших, информированию семей павших и похищенных — мы создали специальные команды для оказания психологической поддержки именно им.

Офицеры-психологи также обязательно работают в госпиталях, с ранеными. А у врачей, командиров и офицеров психологического здоровья, сопровождающих боевые силы, должны быть четкие и целенаправленные клинические инструкции по оказанию первой помощи в боевых действиях — мы их распространяем через видеоролики и справочные страницы.

— Нет ли опасности в том, что, получив в руки оружие и убивая из него, человек потом «застревает на вечной войне» и не способен вернуться в мирную жизнь?

— Солдат идет защищать родину. Поэтому у нас нет ни афганского синдрома, ни вьетнамского синдрома — те защищали не свою Родину. Так что, когда человек вернется с войны, он вернется как защитник в мирную жизнь. Для этого мы и проводим групповые беседы в конце войны, чтобы объяснить: это — закончилось, впереди мирная жизнь, ты возвращаешься к своим родным, тебе некого убивать.

Сейчас у них есть определенная миссия —защищать родину, родных и близких. И поэтому травма развивается слабее, чем если бы они куда-то поехали воевать не зная за что и ради кого.

— Как вы работаете с нервными мамами и папами, женами и бабушками?

— Во время боевых действий нет никакой телефонной связи между родителями и солдатом, потому что это помешает им сосредоточиться на миссии. Но, конечно, звонят родители, спрашивают: «У моего сына погиб друг. Как мне с ним общаться, как ему сказать? Он еще не знает. Как помочь?» Тогда мы оказываем помощь через родителей.

Даже когда нет войны, если к нам приходит солдат на проверку, мы звоним родителям и спрашиваем: что вы можете сказать о сыне? Мы живем в такое время, что невозможно отделить солдата от его родителей.

— Вы успеваете заметить, если у конкретного солдата депрессия, но он сам об этом не говорит?

— Есть система проверок. Первооче\редная иссия наших офицеров — поддерживать командиров, чтобы они поддерживали солдат. Если есть солдаты, которые не справляются с нагрузками, их направляют в тыл, где есть и психиатры, и психологи, и социальные работники. Они проверят, помогут, назначат лечение.

— Вам тяжело? Вам лично?

— Руководить такой структурой и в мирное время нелегко, а в военное время еще труднее. Но я делаю очень важное дело. И семья поддерживает, и мои сотрудники, мои командиры. У нас тяжелая война, она требует многих затрат, и она еще не окончена.

Система психологического здоровья в ЦАХАЛе — это часть боевых сил, которая заботится о качественной и полной психологической помощи. Мы будем продолжать учиться и совершенствоваться, и останемся надежной поддержкой для всех служащих как регулярных войск, так и резервистов.

Нателла Болтянская, «Детали». Фото: Илан Асаяг