Прошло почти тридцать лет с тех пор, как волна массовой репатриации после распада Советского Союза привела в Израиль более миллиона человек. С момента основания Израиля в 1948 году до конца 2020 года в Израиль репатриировались 3,3 миллиона человек, около 44 процентов из них прибыли после 1990 года. Почти все они выходцы из бывшего СССР.
Истории нескольких репатриантов освещались на страницах «ХаАрец», и недавно, когда отмечалось тридцатилетие «Большой алии», как ее называют, редакция решила вновь обратиться к тем, кто был тогда героями многочисленных публикаций, выяснить у них, удалась ли жизнь в новой стране, чувствуют ли они себя израильтянами или по-прежнему думают по-русски.
Надо сказать, что результаты этих бесед весьма неоднозначны. Кто-то прекрасно себя чувствует в Израиле и считает его обретенной родиной. Кто-то вернулся обратно в страну, из которой прибыл, а в Израиль приезжает в качестве туриста – если вообще приезжает. Есть и те, кто, оглядываясь на прошлое и пережитое, испытывает смешанные чувства.
Эмиль Коган: бросил якорь в Израиле
В сентябре 1990 года 50-летний капитан дальнего плавания Эмиль Коган сел на рыбацкую шхуну в порту Батуми и вышел в открытое море. Вместе с ним на борту было еще шесть моряков из Грузии и Армении, и восемь дней спустя судно пришвартовалось в Хайфе.
Коган назвал шхуну «Эксодус» («Исход») в честь одноименного знаменитого романа Леона Юриса, где описана «одиссея» нелегальных иммигрантов в 1947 году.
«ХаАрец», рассказавший тогда эту захватывающую дух историю, отмечал: «Коган рассказал, что с того момента, как он прочитал книгу Юриса в переводе на русский, решение пришло само собой: добраться до Израиля по морю». По словам Когана, репатриация стала для него реализацией тайной мечты, он всегда гордился своим еврейством и никогда не скрывал его даже тогда, «когда встречался с иностранными моряками, в том числе и с арабами».
Капитана Когана не стало два года назад. «Это был уникальный, удивительный человек», – говорит его сын, 36-летний Давид. В мемуарах, которые Коган оставил после себя, можно прочесть о том, как он ходил в кругосветное плавание, о том, что уже в тридцать лет он стал капитаном, работая в морском торговом флоте.
Жена и сын Когана прилетели в Израиль обычным авиарейсом и ждали около месяца, когда глава семейства бросит якорь в хайфском порту. Шхуна «Эксодус» долгое время болталась в рыбацком доке в Кишоне, пока власти не конфисковали и не продали ее.
Живя в Израиле, Эмиль Коган продолжал еще какое-то время ходить в море, но со временем карьера его пошла на спад, а затем начались и проблемы со здоровьем; в 2008 году он вышел на пенсию, долго болел и умер в 2019 году.
«Он до конца жизни любил эту страну», – говорит Давид, который впоследствии уехал учиться в США, «бросил якорь» там, и ныне он – инвестиционный банкир в Сиэтле.
Ирина Остер: муж вернулся, она осталась
Ирина репатриировалась вместе с мужем из Киева с 300 долларами в кармане; ей на тот момент было чуть больше сорока лет. На своей прежней родине она работала на киностудии главным бухгалтером, а супруг занимался мультипликацией. В Израиле оба начинали тяжело, меняли работу одну за другой, разумеется, не по специальности.
«Мне было так плохо, что казалось, я умру», – признавалась Остер в интервью газете «ХаАрец».
В какой-то момент ее спасла… флористика: Ирина стала работать в цветочном магазине в Тель-Авиве. На время это действительно стало спасением, но затем пришлось вновь испытывать судьбу, и следующие четверть века она была мастером педикюра, будучи, кстати, весьма довольной этой работой.
К сожалению, семейная жизнь не заладилась – с мужем Ирина развелась, и он вернулся обратно. Их дочь по-прежнему в Израиле, юрист в крупной адвокатской компании.
Сама Остер живет в Нофиме, одном из поселений на территории Иудеи и Самарии.
«Я на пенсии, я счастлива и ни о чем не жалею, хотя жизнь меня и не очень баловала, – утверждает она. – Так как учеба дочки стоила денег, за ипотеку надо выплачивать, мне не удалось скопить достаточных средств, так что живу я на социальное пособие. Но не жалуюсь, поверьте. Я и вообще никогда не жаловалась. Все время жизни в Израиле я работала без перерыва, так что все в порядке».
Семейство Шульман: отход от традиций
В 1991 году в газете «ХаАрец» появилась фотография, запечатлевшая Эли Шульмана и его дочь Симону. Подпись под снимком гласила: «Новый репатриант из Советского Союза со своей дочерью – на компьютерных курсах IBM для родителей и детей».
На фото хорошо видно: оба одеты в нарядные свитера, а на столе громоздится компьютер первого поколения. Эли тогда исполнился 31 год, а его маленькой дочке – пять лет.
Семейство Шульман репатриировалось из Риги в полном составе: Эли, его жена, Симона и ее двухлетний брат – Марк.
Сегодня, спустя 31 год после репатриации, Эли уже дедушка, у него пятеро внуков, причем трое родились у Симоны. Отец и дочь сейчас живут в Нес-Ционе.
Отвечая на вопрос, что послужило причиной отъезда, Эли замечает: «Мы знали, что рискуем, но нам нечего было терять». Он признается, что репатриировался не из сионистских убеждений: «Скорее, надо говорить об экономической причине. Ситуация в Латвии складывалась непростая, тяжелая, пугала неопределенность. Я боялся, что если останусь, то вряд ли смогу содержать семью из четырех человек».
Первое время Шульман жили в Ашкелоне, а затем перебрались в Нес-Циону – после того, как Эли нашел работу в местной биотехнологической компании Interpharm. Живя в Риге, он трудился на заводе в качестве инженера-химика, как и его жена. Но она позже стала заниматься детьми.
«Мы репатриировались, когда волна алии только началась. К счастью для нас. Потому что потом с работой были серьезные проблемы, – вспоминает Эли. – Мне даже не удалось закончить ульпан, я к тому времени находился в Израиле всего несколько месяцев, но в фирме мне сказали, что им важно, чтобы я начал работать, потому что я им нужен, а язык придет сам в процессе работы. Собственно говоря, так и произошло».
Компания, где работал Эли, закрылась через 15 лет, и он занялся разработкой лекарств в Teva Pharmaceuticals. Его жена была преподавателем, как и Симона, а Марк работает в концерне «Рафаэль».
«Сегодня с уверенностью можно сказать, что все хорошо, и мы чувствуем себя, что называется, в своей тарелке. Я не сожалею ни о чем и понимаю, что был прав, решившись на репатриацию, пусть мне и пришлось начинать с нуля, не имея никаких гарантий на будущее», – говорит Эли. Жива ли в нем ностальгия по русскому языку и культуре? Возможно, но есть телевидение, и оно позволяет не забывать о прошлом.
«Я не стал полностью израильтянином, – признается Эли. – Да, русские песни вызывают у меня щемящие чувства. С другой стороны, мои дети адаптировались, они – израильтяне во всем, и единственное, о чем я жалею, – что мне не удалось передать им язык».
Симона, дочь Эли, только когда сама стала матерью, осознала, насколько смелым был шаг, сделанный родителями.
«Это безумие наряду с мужеством – отказаться от хорошо знакомой, налаженной, безопасной жизни и отправиться в неизведанное с двумя маленькими детьми», – говорит Симона. Сама она с легкостью интегрировалась в израильское общество: «У меня не было русских друзей. Наши родители были заняты работой и не настаивали, чтобы мы говорили с ними по-русски. Мой русский ужасен. Моя бабушка говорит только по-русски. Я понимаю, но мне трудно с ней общаться. Моя мама пытается научить моих детей хотя бы нескольким словам, показывает им фильмы и телесериалы на русском языке, но им это не очень интересно, похоже».
Симона считает, что она сама нарушила традицию внутриобщинных связей: в отличие от многих новых репатриантов из России, которые нередко не выходят за пределы общины и сочетаются браком внутри нее, Симона вышла замуж за еврея – выходца из Йемена, присоединив к своей фамилию мужа и став Шульман-Тавили.
«Мои дети – смешанного происхождения», – улыбается Симона.
Офер Адерет, «ХаАрец», М.К˜. Фото: Цвика Исраэли, GPO. √
Фото на врезках предоставлены газетой «ХаАрец»
