Пожар на горе Кармель: вопросы, оставшиеся без ответов

«Мы семь лет ходили по судам, просили создать независимую следственную комиссию. Вынести общее заключение, а не так, когда у каждой организации – полиции, пожарных, Управления тюрем (ШАБАС) и связистов – свои собственные выводы! Но мы натолкнулись на стену, – рассказала «Деталям» Людмила Лангман, мать одного из погибших в том страшном пожаре. – А через семь лет нам дали от ворот поворот, сказав: все, срок давности истек, комиссию создавать незачем.

Кому отказали эти бюрократы? Родителям, братьям и сестрам погибших, которые обивали пороги судов различных инстанций. Мы ничего не добились. Каждый раз назначали нового судью, он начинал разбираться заново. Некоторые добирались до сути, и нам казалось, что уже на следующем заседании будет объявлено решение – но вдруг оказывалось, что дело опять передали другому судье…»

Он хотел жить в Израиле

2 декабря исполняется 10 лет со дня страшной трагедии – пожара на горе Кармель, в котором погибло 44 человека. Большинство погибших – сотрудники ШАБАС, которые ехали в тюрьму «Дамун», чтобы эвакуировать  заключенных, а также полицейские, сопровождавшие их автобус: они попали в огненную ловушку, из которой не смогли выбраться.

Одному из погибших в том пожаре, офицеру связи ШАБАСа Илье Лангману, был 31 год. Его родные и близкие до сих пор считают, что государство отказалось дать должную оценку причин трагедии. Хотя прошло уже 10 лет, ответов на многие вопросы они так и не получили.

Их семья репатриировалась в 1993 году из молдавского городка Лазовск, близ Бельц. Поселились в Кирьят-Яме. Илья тогда был восьмиклассником. Потом – «Технион», танковые войска, Открытый университет – к 2010-му Илья практически уже закончил учебу, но диплом получить не успел. Его вручили посмертно.

Еще ребенком побывав в Израиле, в лагере «Сохнута», Илья вернулся в родной Лазовск с кипой на голове и стал буквально одержим идеей уехать в Израиль. Хотя у семьи много родственников в Австралии, США и Канаде, а в Израиле не было никого, 13-летний подросток смог настоять на своем.

На службу в ШАБАС он поступил в 2003 году. Его брат Алекс служит там же. Но, когда случился пожар, группу Алекса  оставили присматривать за срочниками, а Илья отправился к месту происшествия.

Вопросы без ответов

– Почему следственная комиссия так и не была создана?

– Нам явно не хватило сил, чтобы сражаться с системой. Если бы присоединилось больше вдов и детей погибших, резонанс был бы значительнее, и государству не удалось бы с такой легкостью отвертеться, – отвечает Людмила Лангман. – К тому же, многие молодые люди, привлеченные к судебным слушаниям, продолжали служить в полиции и в ШАБАСе, и не все могли говорить, их связывала служебная тайна и прочие обязательства.

Мы встречались с госконтролером Михой Линденштраусом. Он убеждал нас в своей стопроцентной уверенности, что будет создана государственная следственная комиссия. А когда ее не создали, на очередной встрече с нами только развел руками и признался: «Я не понимаю, почему этого не произошло. Там столько нарушений, на которые я указал в своем отчете!»

– Почему же вам не удалось одолеть систему?

– Убитые горем родители подали в суд на множество организаций: ШАБАС, полицию, Еврейский национальный фонд, Пожарную службу, Службу скорой  помощи, прокуратуру Северного округа и госпрокуратуру… В итоге небольшой группе семей противостояла плеяда блестящих адвокатов, возглавляемых прокуратурой. И они прикрыли тылы. На одном из заседаний наш адвокат спросил, почему не проводят вневедомственное расследование, на что представитель государственной прокуратуры ответил: госконтролер не нашел для этого оснований.

Судья, которая вела слушание, потеряла от этого дар речи. А потом поправила его: «Государственный контролер – это проверяющий, он не имеет полномочий проводить вневедомственное расследование, и в его отчете указаны конкретные лица, которые должны ответить за случившееся». Судья явно была на нашей стороне, но, когда мы пришли на следующее заседание, оказалось, что дело уже передали другому судье.

Это система, в которой рука руку моет. Поскольку стряслась самая большая невоенная катастрофа за всю историю Государства Израиль, понятно, что наказать должны были руководителей всех причастных организаций – полиции, ШАБАСа, пограничников, армии и других. Начать государственное расследование, создать государственную комиссию – значило открыть ящик Пандоры. Так что мы были заранее обречены на проигрыш.

Как погибли люди

Посланный в тюрьму «Дамун» автобус, попав в огненный плен, сгорел моментально, как спичка. Дорога, по которой он ехал, была перекрыта полицией, проезд разрешали только спецтранспорту, способному пробиться сквозь бушующее пламя. Последние автобусы, которые вывозили заключенных из тюрьмы, ехали уже по другой дороге, а сам мошав Бейт-Орен, где все это случилось, горел, и людей оттуда эвакуировали. Как вдруг на эту огненную тропу пропустили этот неприспособленный автобус, с маленьким огнетушителем, бесполезным в такой ситуации? А рядом – ни пожарников,  ни вообще хоть кого-то, кто мог бы потушить огонь?

– Нам до сих пор никто не объяснил, каким образом именно этот автобус оказался в ловушке. Кто его туда направил? Кто несет прямую ответственность за то, что пропустили автобус? – говорит мать погибшего. – Начальник курсов, стажеры которого ехали в автобусе, умчался далеко вперед, не дожидаясь никого из них, и отрапортовал, что все эвакуированы и проблем больше нет – а наши дети в это время горели в огне.

Спустя некоторое время он подал рапорт на повышение. Если бы такое случилось в ЦАХАЛе, его бы уволили или отстранили. Но не в ШАБАСе. Семь лет о нем вообще ничего не было слышно, и вдруг мы выясняем, что он пошел на повышение, занял престижную должность и, судя по всему, чувствует себя хорошо. Это справедливо?

– Кем были курсанты, которые погибли?

– Они должны были стать новым поколением сотрудников ШАБАС, освоить новые методы работы и управления этой организацией. На этот курс собрали удивительно талантливых людей со всей страны. Все с высшим образованием, с опытом, грамотные специалисты. Курс был «пилотным», и слушателей на него отбирали особо тщательно.

Эпилог

В марте 2010 года Илья Лангман женился. Его сын родился после его гибели, в феврале 2011 года. Он всегда хотел назвать своего сына в честь деда – Цви. Его бабушка и дедушка добавили к Цви второе имя – Илья.

– Мы с мужем онкобольные. Знали бы вы, как он перенес смерть сына, как это сказалось на его состоянии… – рассказывает Людмила. – Два года назад я хотела выступить на поминальной церемонии, где присутствовало все начальство, все руководство. Выступить и сказать все, что я думаю о ШАБАСе, о системе. Но мне не дали этого сделать. Прислали ко мне одного из руководителей ШАБАСа, который стал меня уговаривать, чтобы в память о детях я отменила свое выступление.

Мой муж ему на это сказал: «До сих пор вы пили нашу кровь, а теперь забираете нашу жизнь»… Через месяц муж попал в реанимацию и оттуда уже не вышел: в феврале будет два года, как его не стало.

Марк Котлярский, «Детали».˜
Фот: Гиль Элиягу, Ярон Каминский, Моти Мильрод.