«Родителей просят не общаться с детьми на русском, и это большая ошибка»

Израильские педагоги и логопеды часто думают, что первый язык — помеха в изучении второго. Но в лаборатории Натальи Мейер в Бар-Иланском университете исследуют билингвизм и уже доказали, что это не так. Сохранение русского, английского, арабского или любого другого родного языка идет на пользу и обычным детям, и ребятам с особенностями развития. «Детали» побывали в лаборатории, выяснили, как взрослые забывают первый язык, как языки в голове билингвов влияют друг на друга и что за эксперименты на носителях русского проводят в Бар-Илане.

«Вот девочка, вот мама, вот мишка. В школе мама целует девочку», — бубнит скучный голос из динамика. На экране появляются две картинки, на одной из которых изображена описанная сцена. Бородатый молодой человек перед монитором жмет нужную кнопку. Специальное устройство следит за движениями его глаз и фиксирует, насколько трудно подопытному дается выбор.

Его зовут Юваль. Он родился в Израиле в семье репатриантов из Украины и Узбекистана. В детстве дома всегда говорили на русском. Так что на нем Юваль и заговорил. А поскольку жил он в Ашдоде, то на улице тоже общался по-русски.

В школе перешел на иврит. Фильмы смотрит по-английски. С друзьями, даже двуязычными, общается на иврите. И русские фразы даются ему со все большим трудом, хуже, чем ивритские и английские. Юваля это беспокоит.

— Я хочу улучшить свой русский. Хочу лучше понять, как связаны языки у меня в голове. Потому и решил участвовать в эксперименте, — признается он.

Тест, который проходит Юваль, показывает понимание грамматики. Кто субъект, а кто объект в русской фразе, мы узнаем по падежам. В иврите тоже есть аналог винительного падежа – слово «эт». Но функционирует оно иначе.

— Наши эксперименты показывают, что мозг помнит и чувствует грамматически неправильные фразы, даже если носителю кажется, что он уже забыл язык, — объясняет руководительница лаборатории профессор Наталья Мейер.

Словарный запас теряется быстрее. Вообще, лексика у билингвов делится на две группы. Выросший в Израиле русский ребенок вряд ли назовет суфганию пончиком. Но названия домашней еды и домашних вещей будет, скорее всего, гораздо лучше знать по-русски.

Начинается следующее задание. На мониторе всплывают разноцветные предметы. Когда дело доходит до сита, на лице Юваля видна умственная работа. Слово ему явно не знакомо.

Из-за того, что словарный запас разделен между двумя языками, еще недавно израильским детям-билингвам часто диагностировали задержку речевого развития и определяли в специальные классы. При этом ребенок мог в реальности знать гораздо больше слов, чем его сверстники, говорящие только на иврите. Но все языковые тесты учитывали лишь ивритский словарный запас. В борьбу с этой вопиющей несправедливостью Наталья Мейер вступила 15 лет назад.

Учась в докторантуре Бар-Иланского университета, она участвовала в проекте Евросоюза, который исследует речевые ошибки двуязычных детей. В результате ученые разработали бесплатные тесты для логопедов, дефектологов, педагогов. В общем, тех, кто диагностирует нарушение речевого развития. И они специально приспособлены для детей-билингвов.

Теперь ребят из репатриантских семей гораздо реже записывают в отстающие. А с возрастом они перестают отставать от рожденных в Израиле и в части владения ивритом.

— Наши исследования показывают, что по мере взросления ивритский словарный запас билингвов становится таким же, как у сверстников-сабров, — рассказывает профессор Мейер. — Но лексика очень чувствительна к среде. Когда билингв вырастает и работает на иврите, он будет знать все профессиональные термины именно на нем. А словарный запас в первом языке зависит от усилий самого человека и его родителей. Работа над любым языком — это прежде всего именно работа.

Иврит раньше, русский хуже

Израиль — едва ли не лучшее место на земле для изучения билингвов. Таковым считается не только человек из смешанной семьи, но и тот, кто начал осваивать второй язык в возрасте до 5 лет. А если этот второй язык появился до 2 лет, то это особая категория — «синхронные билингвы».

— Раньше считалось, что у начавших учить язык до 5 лет, не бывает акцента. Но наше исследование доказало, что нет, акцент может быть. Тем не менее, такие люди действительно отличаются от тех, кто познакомился со вторым языком в более позднем возрасте, — рассказывает Наталья Мейер.

Отличия у них не только во владении ивритом, но и в первом языке: русском, английском, арабском. Почему-то ученые всегда подробно исследовали влияние первого языка на второй, но не обращали внимания на то, что и второй язык влияет на первый.

У билингв, в отличие от тех, кто начал учить второй язык в 5 лет и старше, это воздействие двустороннее. Например, и в русском, и в иврите слова делятся по родам. И сын русских репатриантов освоит грамматическую категорию рода быстрее своих сверстников из России и из Израиля.

А вот если какие-то грамматические особенности в одном языке есть, а в другом отсутствуют, то в обоих они будут усваиваться медленнее. Скажем, в русском бывают глаголы совершенного и несовершенного вида: «сделать» и «делать». А в иврите ничего подобного нет. И ребенок-билингв будет с ними путаться.

В иврите потом все наладится из-за погружения в среду, а трудности с русским могут остаться навсегда. И чем раньше в детстве начинаешь учить второй язык, тем влияние будет сильнее. Вообще, чем раньше у маленького репатрианта начинается иврит, тем сильнее страдает русский.

Первый язык, которым билингвы пользуются меньше и отодвигают на второй план, по-научному называется «унаследованным» или «херитажным». И его сохранение зависит от многих факторов. И от семьи, и от самого человека, и от того, как устроен второй язык.

— Сейчас мы готовим исследование параллельно с коллегами из Нью-Йорка. Идея в том, что род лучше сохраняется у русскоязычных детей в Израиле, а виды глаголов – в США, — говорит профессор Мейер.

Тик-Ток вместо репетитора

Наталья переехала в Израиль в 2001 году с образованием и опытом преподавателя английского. Ученой она в России не была, но решила поучиться для себя в магистратуре в Бар-Илане. Потом была защита докторской диссертации и две последующих постдокторантуры, и закончилось все собственной лабораторией. У профессора Мейер свободный иврит, а русский и английский на уровне родного. 

В Израиле Наталью поражало, насколько легко здесь отказываются от первого языка. После магистратуры ей довелось читать курс для логопедов и дефектологов.

— От них я узнала, что если у ребенка аутизм, то родителей убеждают общаться с ним только на иврите, а от родного первого отказаться. Я решила исследовать этот вопрос и оказалось, что общение на двух языках не мешает аутичным детям овладевать речью, — вспоминает Наталья Мейер.

Исследования про билингвизм и аутизм уже были в США и Канаде. Но израильские логопеды от них отмахивались. Эксперименты Натальи подтвердили, что двуязычные дети из числа высокофункциональных аутистов, показывают результаты ничуть не хуже, чем ребята, которых учат только ивриту.

— Билингвизм может быть даже полезен для таких детей, — добавляет профессор Мейер. — Например, одна из вещей, которую аутисту сложнее всего понять, это то, что другой человек может воспринимать ситуацию иначе. И опыт общения с разными людьми на разных языках как раз способствует такому пониманию.

Кстати, аутисты иногда проявляют неожиданные способности к языкам. Обычный человек учит другой язык для общения и с какой-то целью. А аутист способен освоить его сидя перед телевизором.

— Для одного проекта мы искали двуязычных детей-аутистов с ивритом и английским. И к нам обратились русскоязычные родители некоторых ребят. Оказывается, их дети сами выучили английский на уровне родного, причем со стандартизированным произношением, как в телевизоре, — рассказывает профессор Мейер. — Точно так же аутисты из арабских семей часто овладевают стандартным арабским, который бывает в книгах и телевизоре, но не встречается на улицах. 

Пока все исследования про билингвизм и аутизм касались только высокофункциональных аутистов. Но профессор Мейер считает, что двуязычие может быть полезно и для детей с более тяжелой формой аутизма, которые не говорят. Сейчас одна из студенток ее лаборатории готовится писать по этой теме свою магистерскую работу. Возможно, это повлияет и на практику: в Израиле родителям таких ребят до сих пор рекомендуют отказаться от первого языка.

Оказывается, и обычным детям полезно не забывать русский. В ходе другого эксперимента в лаборатории профессора Мейер ученые доказали, что билингвы чувствительнее к языковым ошибкам и в своем втором языке, иврите. Но в израильских школах эту истину еще не усвоили.

— Когда мы репатриировались, сыну было 9 лет. И учителя предложили перестать говорить с ним по-русски, «чтобы он заговорил на иврите», — вспоминает докторантка Мейер Наташа Дворин. — Я понимаю, что школе важна успеваемость, и им все равно, сохранит ли ребенок русский. Но я их не послушалась.

Наташа и ее сын все главы учебников читали вместе: и на иврите, и то же самое по-русски. Она старалась, чтобы ребенок освоил на двух языках и бытовую, и специальную лексику.

— Сейчас ему 15, и он читает и дает результаты на контрольных лучше, чем некоторые одноклассники, которые тут родились, — с гордостью произносит Дворин.

У профессора Натальи Мейер две пары детей-близнецов. Старшие — мальчики, младшие — девочки. С первыми она гораздо больше возилась в попытке сохранить русский язык. Но теперь ученая вынуждена признать, что младшие лучше преуспели на этом поле.

— Они смотрят много видео на русском в YouTube и Tik-Tok, — объясняет она. — И это фактор в сохранении херитажного языка, значение которого все время растет.

А еще — в изучении нового. Конечно, обычные дети не так легко учат языки по видео, как аутисты. Но тот же Юваль, который в детстве говорил по-русски, а работает на иврите, английский освоил именно благодаря видео и интернету. И освоил его гораздо лучше, чем русский.

И это стандартная иерархия языков у детей русскоязычных репатриантов, объясняет профессор Мейер. На первом месте иврит, на втором английский, на третьем русский.

У арабских детей, учащих иврит с детства, ситуация часто обратная. На первом месте у них арабский, на третьем иврит, а на втором — опять же английский. И дело тут опять же в технологиях и интернете.

— Недавно я читала курс в одной аудитории и спросила студентов, кто из них не билингв, — вспоминает Наташа Дворин. — Никто не ответил да. Мир движется в сторону билингвизма, и нам еще только предстоит это осознать.

Никита Аронов, «Детали», фото: Никита Аронов ∇