Путь Турции к региональному господству проходит через Газу

«Мы контролируем нашу безопасность, и мы ясно это дали понять — в том числе в отношении международных сил: Израиль сам решит, какие страны будут для нас приемлемы. Так мы действуем и так будем действовать», — заявил позавчера премьер-министр Биньямин Нетаниягу.

На первый взгляд, это звучит как мощное заявление, подчеркивающее суверенитет Израиля и его решающее слово в формировании многонациональных сил, которые должны войти в Газу. А чтобы рассеять сомнения, Нетаниягу поспешил добавить: «Разумеется, это согласовано и с США — как выразили это высшие представители администрации в последние дни».

Нетаниягу имел в виду прежде всего слова госсекретаря США Марко Рубио, который в пятницу заявил, что международные силы должны состоять из стран, «с которыми Израиль чувствует себя комфортно». Проблема в этой серии заявлений — логическое противоречие, скрытое внутри. Как может передача контроля над Газой международным силам сочетаться с утверждением, что «мы контролируем нашу безопасность»?

Стоит напомнить, что еще в апреле Нетаниягу заявлял: Израиль сам будет контролировать Газу. В более прямом выражении министра обороны Исраэля Каца: «После того как Израиль уничтожит военную и административную мощь ХАМАСа в Газе, он будет осуществлять там полный контроль над безопасностью — как в Иудее и Самарии».

Пока вопрос о многонациональных силах остается теоретическим: ни один мандат — ни договорный, ни санкционированный Советом Безопасности ООН — пока не определил цели, полномочия, подчиненность и формат действий таких сил. Ни одна страна сегодня не готова посылать своих солдат в Газу.

Тем не менее именно этот теоретический спор о праве Израиля «отбирать» участников будущей коалиции вскрыл в полный рост горячее соперничество между Израилем и Турцией. Формально оно касается лишь Газы, но на деле отражает борьбу за стратегическое господство на Ближнем Востоке.

При других обстоятельствах Турция и Израиль могли бы быть союзниками, разделяющими общие интересы — как это было примерно 15 лет назад, до того как их лидеры начали обрушивать друг на друга потоки взаимных оскорблений. Например, несмотря на вражду, обе страны — ближайшие союзники Азербайджана: помогали ему в войнах с Арменией, продавали оружие, инвестировали миллиарды и покупали у него газ и нефть.

Кстати, «юридическая удача» состоит в том, что азербайджанская нефть продолжает поступать в Израиль по нефтепроводу, проходящему через Турцию: по условиям соглашения между нефтяными компаниями, консорциумом трубопровода и «принимающими государствами» транспортировка нефти не подчиняется никаким политическим ограничениям, законам или международным соглашениям, которые могли бы помешать ее осуществлению.

Турция, которую в Израиле сегодня описывают как «нового дьявола» и угрозу, превышающую иранскую, в значительной степени ответственна за падение режима Асада и за вытеснение Ирана и «Хизбаллы» из Сирии. За это ее в Иране обвиняют в «совместном заговоре с Израилем и США против Исламской Республики».

Тем не менее, как показывает спор вокруг Газы, даже совпадение интересов не превращает Турцию и Израиль в новых союзников: Турция стала региональной сверхдержавой, распространила свое влияние по всему региону и теперь соперничает с Израилем не только в Сирии и Палестине, но и во всем Ближнем Востоке — и даже за его пределами.

В рамках своей «военной дипломатии» Анкара создала десятки баз в Ливии, Катаре, Сомали и Ираке, заняла полосы территории на севере Сирии, организовала тренировочные базы для «новой сирийской армии». Турецкие военные присутствуют также в Азербайджане и Джибути, а несколько десятков солдат служат в составе миротворческой миссии ЮНИФИЛ в Ливане.

Однако военная активность — лишь один из инструментов ее политического влияния. За последние три года Турция сумела восстановить отношения с Саудовской Аравией, ОАЭ и Египтом, вернулась в формат международных арабских конференций (помимо участия в Организации исламского сотрудничества), а после возвращения Дональда Трампа в Белый дом — и благодаря его прежней дружбе с Эрдоганом — Турция вошла в узкий круг стран, реально влияющих на американскую ближневосточную политику.

Если страны Персидского залива покупают влияние на Трампа богатством, то Турция располагает политическими и стратегическими активами, делающими ее ценным партнером и многопрофильным игроком.

Турция успешно маневрирует между противоречиями: она член НАТО, но закупила у России комплексы ПВО С-400, превратившись тем самым в угрозу для союзников и вызвав американские санкции, включая исключение из проекта истребителя F-35.

Когда началась война в Украине, именно Анкара отказалась присоединяться к санкциям против Москвы и стала посредником при заключении «зернового соглашения» между Россией и Украиной, которое сняло мировой продовольственный кризис, ударивший прежде всего по странам Ближнего Востока и Африки.

При этом Турция продолжала продавать оружие Украине, и одновременно поддерживала обширные торговые отношения с Россией, закупая у нее газ и нефть на десятки миллиардов долларов.

Анкара умело использовала членство в НАТО, чтобы тормозить вступление Швеции и Финляндии в альянс, добившись в обмен политических и военных выгод.

Отношения Турции с ЕС в основном были полны разочарований: долгие переговоры о вступлении в союз закончились раздражением и злостью из-за требований Брюсселя — реформ, демократизации, расширения прав курдов. Все это Анкара (отчасти справедливо) рассматривала как предлог, скрывающий главное: Европа не хочет видеть мусульманскую страну в своем клубе.

«Турция не принадлежит Евросоюзу, она принадлежит Азии, и ей нужно это сказать прямо», — заявил в 2016 году тогдашний президент Франции Николя Саркози (ныне осужденный), выражая позицию большинства европейских лидеров.

Но именно в том же году ЕС вынужден был подписать с Турцией соглашение по беженцам, чтобы остановить поток сирийцев. Анкара получила 6 млрд долларов, послабления по визам и обещание возобновить переговоры о членстве. Два последних пункта так и не реализованы, но Турция получила мощный политический рычаг.

В 2019 году Эрдоган пригрозил, что если США и Европа не поддержат создание «безопасной зоны» в Сирии, он «откроет ворота» и отправит миллионы сирийских беженцев в Европу. Формальным предлогом было размещение беженцев, а фактически — разрешение Турции оккупировать сирийскую территорию для борьбы с курдами. После колебаний Трамп согласился, и так называемая «зона безопасности» быстро превратилась в «зону смерти».

На фоне грандиозных планов восстановления и развития, которые теперь обещают жителям Газы, интересно вспомнить, как Эрдоган тогда убеждал США:

«Мы должны создать безопасную зону, где Турция сможет строить дома вместо палаточных лагерей… Дайте нам логистическую поддержку — и мы построим дома на глубине 20–30 км в сирийской территории, обеспечив беженцам человеческие условия жизни».

Очевидно, именно эту «чудесную идею» Эрдогана Трамп использовал как вдохновение для своего проекта «ривьеры». Турция по-прежнему находится на севере Сирии и, помогая в падении режима Асада, фактически стала страной-покровителем новой Сирии, где теперь открыла еще один фронт — уже дипломатический, с Израилем.

Израиль, стремящийся не допустить участия Турции в международных силах в Газе, рассматривает это как вопрос безопасности и суверенитета решений. Но Турция уже глубоко вовлечена в происходящее в секторе.
Деятельность турецких гуманитарных организаций, таких как IHH (инициатор трагического рейда судна «Мави Мармара» в 2010 году), которые сейчас занимаются, среди прочего, разбором завалов в Газе, — лишь символическая часть участия.

В Вашингтоне Турцию считают страной, благодаря которой ХАМАС принял план Трампа, и за это Эрдоган пользуется большим доверием у президента США.

На конференции стран-доноров, которую Египет планирует провести в начале ноября, Турция станет ключевым игроком — не только потому, что она вместе с Катаром выступает гарантом «поведения» ХАМАСа, контролирующего как минимум половину сектора, но и благодаря потеплению ее отношений с Египтом, превратившихся из враждебных в деловые.

Более того, если Трамп решит, что участие Турции необходимо для создания многонациональных сил в Газе, можно предположить, что он найдет способ объяснить Израилю границы его «суверенных полномочий» — и, возможно, заодно устроит еще одно «мирное соглашение» между Израилем и Турцией.

Цви Барэль, “ХаАрец”

AP Photo/Francisco Seco