Поведенческая экономика, часть 1: Сделано в Израиле

В конце марта не стало Даниэля Канемана – замечательного израильского и американского психолога. Вместе с другом и коллегой Амосом Тверски он показал, как работают человеческое восприятие и мышление, какие ошибки они систематически совершают. Канеман и Тверски создали важнейшее направление в современной экономике и финансах – исследование того, как люди принимают решения.

Жизнь Канемана была очень тесно связана с Израилем. Даниэль не считал, что прошлое человека сильно влияет на его мировоззрение, и даже друзьям не рассказывал о своем опыте Холокоста. Только когда Канеман получил Нобелевскую премию по экономике и журналисты стали спрашивать о подробностях его жизни, он начал говорить.

Звезда Давида и сложность человека

Родители Канемана, литовские евреи, в начале 1920-х годов эмигрировали во Францию и жили в Париже. Эфраим Канеман, отец Даниэля, руководил исследованиями на химическом производстве L’Oreal. Но Даниэль, внук литовского ребе, родился в 1934 году в Тель-Авиве: его мать приехала сюда навестить родственников (его дядя тоже был известным ребе). Первым языком Даниэля был французский.

В 1940 году немцы вторглись во Францию. Даниэль, как все евреи, должен был носить на одежде «звезду Давида». После 18:00 евреям было запрещено выходить на улицу. Первый график, нарисованный Даниэлем в жизни (в 1941 году), показывал, как в его семье со временем менялся уровень счастья. После начала оккупации кривая ушла в отрицательную область.

Даниэль вспоминал, что его интерес к психологии провоцировался разговорами о людях, которые любила вести его мать. Они были пронизаны иронией, а люди «были восхитительны в своей сложности: даже лучшие были далеки от совершенства, и никто не был просто плохим». Ее истории всегда были неоднозначными. «Как и многие другие евреи, я вырос в мире, состоявшем исключительно из людей и слов, и большинство слов были о людях», – говорил Канеман.

В один из дней зимы 1941-42 гг. Даниэль, которому еще не было и восьми лет, заигрался в гостях у товарища и пошел домой, вывернув наизнанку свитер со звездой, чтобы ее не заметили патрульные. Нужно было пробежать несколько кварталов. На пустой улице Даниэля окликнул солдат в черной форме СС. Родители велели Даниэлю больше всего остерегаться именно таких людей. Однако эсесовец, к неожиданности мальчика, поднял его на руки, обнял, показал фотографию своего маленького сына и дал немного денег. Канеман вспоминает: «Я вернулся домой, еще более уверенный, что мать права: люди бесконечно сложны и интересны».

Когда Канемана спрашивали, что для него значит «быть евреем», он вспоминал эту историю: «Даже солдат СС был неоднозначным. В детстве я боролся с тревожной мыслью о том, что чудовище Гитлер любил цветы и был нежен с детьми. Если даже в Гитлере было что-то хорошее, то зло нельзя описать как “то, что делают злые люди”. Злые люди были загадкой, которую нужно понять. Понимать не значит простить: ненавидеть – это нормально, сопротивляться – обязанность. Осознание сложности зла и того, что добро ошибается, было со мной всю жизнь. Это первое, о чем я думаю, когда вспоминаю, что я еврей».

Спрятаться, чтобы выжить

Эфраим Канеман, отец Даниэля, прошел концлагерь в Дранси. Даниэль, Рут (старшая сестра) и Рахиль (мать) навещали его. Полицейский рассказывал, что заключенным приходится есть картофельные очистки. Концлагерь был этапом на пути в лагерь смерти, но Эфраим чудом избег отправки. Через полтора месяца после заключения L’Oreal ходатайствовала об освобождении Эфраима, написав, что он нужен для военного производства.

Позже Даниэль узнал: в 1930-е годы и во время войны основатель L’Oreal Юген Шуллер сотрудничал с нацистами и организовывал преследования французских евреев…

После освобождения Эфраим весил 45 кг, вспоминает Даниэль. Он пришел, когда никого не было дома. Перед его возвращением мать накупила еды. Эфраим ждал родных в своем лучшем костюме и ничего не ел. «В этом было немалое чувство собственного достоинства», – говорит Даниэль.

При помощи L’Oreal Эфраим раздобыл на всех фальшивые удостоверения личности. Семья несколько раз переезжала, спасаясь от нацистов: из Парижа на Ривьеру, обратно в центральную Францию, затем на юг страны. Чтобы не выдать себя, мать Даниэля при встречах с французами должна была молчать: ее родным языком был идиш, по-французски она говорила с акцентом.

Канеман посещал в школу, но тоже должен был избегать контактов с учителями и учениками. Главной задачей Даниэля в школе было не проболтаться и не показаться слишком умным, чтобы учителя и одноклассники не догадались, что он еврей. Выживание всей семьи зависело от того, чтобы стать незаметными. Учитель и некоторые соседи понимали, что Канеманы – евреи, и Даниэль размышлял, почему они не доносят. Это было похоже на охоту на зайцев. Периодически немцы и французские коллаборанты устраивали облавы, проверяли жителей на предмет обрезания. «Все пойманные были мертвы», – вспоминает Даниэль.

Самым темным периодом оказались последние месяцы перед освобождением Франции. Несколько месяцев Даниэль провел в заточении в комнате. Отец работал на побережье, возвращаясь домой по пятницам. Даниэль с матерью не знали, удастся ли ему вернуться в очередной раз. И 9-летний Даниэль начал молиться за свою жизнь: «Я знал, что Бог очень занят, и время сейчас тяжелое, поэтому не требовал многого, а ежедневно просил [продлить жизнь на] один день. Казалось, на нас охотятся».

Позже Канеман, посещавший религиозную школу в 1946-48 годах, говорил, что перестал быть верующим в 15 лет: он понял, что не может верить в Бога, «которого заботит, мастурбирую я или нет. Значит, мы не имеем отношения друг к другу».

Старшая сестра Даниэля, которой было 19, стала объектом безуспешных ухаживаний молодого французского нациста-полицая. После войны она с большим удовольствием сообщила ему, что он влюбился в еврейку.

В оккупированной Франции было невозможно достать лекарства, а идти в больницу было для страдающего от диабета Эфраима опаснее, чем скрываться. Он умер от осложнений весной 1944 года, за несколько недель до освобождения Франции, которого так ждал.

В последние месяцы перед концом оккупации семья жила в курятнике, зимой он промерзал, приходилось колоть дрова. L’Oreal посылала им пакеты с продовольствием. Но все это было ничто по сравнению с другими еврейскими историями, подчеркивает Канеман: «Я никогда не был по-настоящему голоден и не видел настоящего насилия».

ЦАХАЛ и наука

После войны Рахиль, Рут и Даниэль перебрались в Палестину. Когда в 1947 году ООН приняла план о разделении Палестины, Даниэль танцевал на улицах. Воспоминание о Холокосте было в тот момент очень живым, и все чувствовали гигантский контраст. Теперь они сражались. «Так было намного лучше, – говорил Канеман. — Я ненавидел статус еврея в Европе. Я не хотел, чтобы на меня охотились. Я не хотел быть кроликом».

В Иерусалиме семья жила недалеко от линии разделения с арабской частью города. Однажды пуля прошла через спальню Даниэля; командир его скаутского отряда был убит. Первыми еврейскими солдатами, которых увидел Канеман в январе 1948, был отряд, потом ставший известным как «Колонна 35». Весь отряд погиб, пытаясь деблокировать еврейское поселение к югу от Иерусалима. Перед выходом на это задание они собрались в подвале дома Канеманов.

В 1954 году Канеман стал бакалавром Еврейского университета в Иерусалиме. В армии он работал психологом и участвовал в работе комиссии, отбиравшей кандидатов для офицерской подготовки при помощи интервью и командных игр. При отборе использовались методы, разработанные во время войны в британской армии. Позже выводы комиссии о лидерских качествах испытуемых сверяли с данными о тех, кого реально отобрали в офицерский корпус после подготовки. Оказалось, что комиссии не удается предсказывать, кто из кандидатов станет офицером. Так Канеман впервые задумался о когнитивных искажениях (данный случай – «иллюзия достоверности», когда на основании ограниченной информации делаются далеко идущие прогнозы, в точности и надежности которых комиссия не сомневается).

Даниэлю, 21-летнему лейтенанту и бакалавру психологии, удалось повысить точность предсказаний втрое. Опросником, который он разработал, армия Израиля пользовалась более полувека. Так что в последующих победах армии Израиля есть заслуга Канемана: процесс отбора оказался очень удачным.

• Читайте также:
• Лауреат Нобелевской премии: «Они ошиблись, и попытка быстрого переворота спасла Израиль»
• Устройство, созданное в Израиле, может повернуть вспять климатический кризис
• Музыка улучшает оценки по математике

Уволившись в запас, Канеман проработал год в Еврейском университете в Иерусалиме и получил от него стипендию на обучение за рубежом, защитив PhD в университете Беркли. В 1961-1977 годах он преподавал в Еврейском университете, где в 1970 году стал профессором. В конце 1970-х Канеман перебрался на американский континент. Сначала он, не получив приглашения от американских университетов, работал в университете в Ванкувере, затем в Беркли, а с 1993 года – в Принстонском университете (последние 18 лет – как почетный профессор).

Амос Тверски, соавтор самых значимых статей Канемана, тоже был офицером армии Израиля. Они познакомились в 1957 году, когда Амос, «худой и красивый лейтенант в красном берете десантников, сдавал вступительный экзамен в психологический бакалавриат. Он выглядел очень бледным, он был ранен», вспоминает Даниэль.

Вот как было получено это ранение. Десантники проводили учения с боевой стрельбой перед израильским Генштабом и военным руководством. Амос был командиром взвода. Один из его солдат должен был просунуть длинную металлическую трубу, начиненную взрывчаткой, под колючую проволоку позиции, которую они атаковали, и взорвать ее, создавая брешь для атаки. Солдат установил взрывчатку, зажег фитиль, и… застыл, охваченный приступом безотчетной паники. Взрыватель был коротким, и солдат должен был погибнуть. Амос выскочил из-за камня, которым прикрывался от взрыва, подбежал к солдату и прыгнул на него, повалив на землю за мгновение до взрыва. Так он получил ранение – и высшую награду ЦАХАЛа за присутствие духа и храбрость.

Канеман вспоминал, как в 1960-е преподавал в Иерусалиме психологию инструкторам летной школы ВВС и на одном занятии пытался убедить их, что для закрепления навыков пилотов поощрение — эффективнее, чем наказание. Опытный инструктор возразил: когда он хвалит курсанта за хорошо выполненный маневр, тот хуже справляется с повторной попыткой. А когда ругает за плохой маневр, результат улучшается.

Канеман сразу вспомнил о существовании регрессии к среднему. Если какой-то процесс имеет случайный характер (как подбрасывание монеты – орел или решка), то за экстремальным значением переменной (неважно, большим или меньшим) будет следовать более близкое к среднему. Это верно и для погоды, и для динамики инфекционных заболеваний, и для результатов пилотов (если предположить, что их мастерство одинаково, а успех в выполнении маневра определяется случайностью). Поэтому вне зависимости от реакции инструктора пилот, показавший феноменально хороший результат, в следующий раз, скорее всего, выступит хуже (и наоборот). В обычае людей – вознаграждать других за хорошие результаты и порицать за неудачи. Сочетание этого с регрессией к среднему приводит к эффекту, о котором говорил пилот: за вознаграждением следует неудача, а за наказанием – достижение. Но это не причинно-следственная связь. Так работает эффект случайности…

Окончание статьи будет опубликовано завтра, 18 мая, в 14.00. 

Борис Грозовский (обозреватель, автор телеграм-канала EvensAndTexts) — специально для сайта «Детали». Фото: Томер Аппельбаум ∇