Почему Нетаниягу решил уничтожить судебную систему

«Нельзя категорически исключить возможность, при которой в исключительных конкретных обстоятельствах возникнет причина функциональной недееспособности – из-за того что премьер-министра обвиняют в преступлениях».

Так писал в 2021 году бывший юридический советник правительства Авихай Мандельблит в ответ на петицию Движения за чистоту власти, где содержалась просьба заявить о том, что Биньямин Нетаниягу не может выполнять свои обязанности, потому что его обвиняют в преступлениях.

Юридического советника не впечатлил функциональный аргумент, согласно которому из-за того, что премьер-министр занят своими юридическими проблемами, ему будет трудно сосредоточиться на управлении страной. Мандельблита более всего беспокоило, что премьер сможет использовать данную ему власть в личных интересах и против интересов общества.

Нетаниягу в то время нередко нападал на тех, кто его допрашивал и кто преследовал его в судебном порядке, а во главе полиции и прокуратуры стояли временно исполняющие обязанности, зависящие от милости правительства.

Мандельблит, увы, воздержался от использования вверенных ему полномочий. Он предполагал, что Нетаниягу действительно балансирует на грани фола, но не пересекает красную черту. Помимо прочего юридический советник понимал, что находится под пристальным вниманием – и потому был весьма осторожен в выражениях. Но сегодня уже не оспаривается тот факт, что премьер-министр действует напрямую, чтобы навредить структурам и людям, имеющим право определять его дальнейшую судьбу.

Собственно, то же самое относится и к Верховному суду, куда, как ожидается, должно быть передано уголовное дело и который может использовать так называемые доводы разумности, чтобы не позволить генеральному прокурору заморозить судебное разбирательство. Запланированная революция, призванная внести изменения в состав комиссии по назначению судей, позволит правительству заблокировать продвижение трех окружных судей, занятых слушанием дела, и определить, кто будет рассматривать апелляцию обвинительного приговора, если таковой вынесут; к этому также добавляется озабоченность Нетаниягу делами ключевых свидетелей обвинения, чье будущее зависит исключительно от его доброй воли. И в этих чрезвычайных обстоятельствах, исходя из той логики, которой руководствовался Мандельблит, у юридического советника Гали Бахарав-Миары есть веские основания решиться на крайние меры.

В беседах с юристами и политиками в последние недели Нетаниягу выразил практически полновесную поддержку всех разделов реформы, представленной министром юстиции Яривом Левином: от преодоления вето БАГАЦа, через политизацию комиссии по назначению судей и вплоть до окончательной кастрации института юридических советников. Некоторые из его собеседников были неприятно поражены поверхностными и пустыми рассуждениями человека, приобретшего себе репутацию широко мыслящего и начитанного. Один юрист, к примеру, слышал от него, что в последние годы судебная активность достигла «сумасшедшего» уровня, не имеющего себе равных в мире. Нетаниягу, однако, затрудняется с тем, чтобы подкрепить этот довод конкретными аргументами, и не случайно: Верховный суд 2023 года гораздо более консервативен и пассивен, нежели в 1990-х годах. Когда одного из приближенных к премьеру людей спросили, какие же постановления суда его так расстраивают, он упомянул забытые решения многолетней давности.

У одного из тех, с кем общался Нетаниягу, сложилось впечатление, что он вообще не знаком с эволюцией израильского законодательства, а скорее повторяет громко звучащие лозунги, исходящие годами от разного рода интересантов, пытающихся во что бы то ни стало нанести вред правовой системе. Как и Левин, глава правительства ссылается на деятельность суда, которая пришлась на первые годы со времени создания государства, и к опыту таких судей, как Шимон Агранат и Моше Ландау. Но тот же суд, не колеблясь, признал недействительными решения правительства и защитил свободу слова в специальных постановлениях, которые вряд ли смогли бы воплотиться в реальность, к которой стремятся Нетаниягу и Левин.

В беседах, о которых идет речь, равно когда речь заходит и о полицейских расследованиях, Нетаниягу, образно говоря, склонен повышать голос и усиливать риторику по мере того, как фундамент, на коем базируется его позиция, начинает шататься. Он определяет судей Верховного суда как «политбюро», которое действует антидемократически. И выбор слов не случаен: для Нетаниягу, эксперта по имиджу, важно поддерживать видимость того, что революционное изменение режима выступает коррекцией, призванной превратить Израиль в сбалансированную функционирующую демократию.

У одного из собеседников премьера сложилось впечатление, что образ Израиля в мире как страны, которая стремительно катится по склону к пропасти Польши и Венгрии, особенно его беспокоит; предупреждения Аарона Барака («разрушение Третьего Храма») или Эстер Хают («фатальный ущерб демократии») подрывают его стратегию.

Но есть еще одна насущная потребность – отделить революцию от ее фона: «дело 2000». Соратники премьер-министра утверждают, что реализовать обсуждаемый ныне комплекс мер он намеревался еще в 2015 году, за два года до того, как следователи впервые приехали в резиденцию на улице Бальфур. Однако главе правительства не удалось осуществить задуманное из-за состава коалиции, в которой Моше Кахлон пользовался правом вето.

Это утверждение также ни на чем не основано. Пока не началось расследование, не было известно ни о каком-либо конфликте между Нетаниягу и БАГАЦем или системой правосудия в целом. У лидера «Ликуда» были особые отношения с экс-президентом Верховного суда Дорит Бейниш, вплоть до того, что он советовался с ней, когда неугомонные депутаты предлагали ограничить действия суда, считая, что у них обоих есть один общий враг – издатель «Йедиот ахронот» Нони Мозес.

Затем империя Мозеса была мобилизована, чтобы ослабить суд, и даже культивировала и нежно пестовала молодого и энергичного депутата кнессета от «Ликуда», работавшего над достижением цели, – Ярива Левина.

Не ссорился Нетаниягу и с теми, кто пришел после Бейниш. Он по-прежнему пресекал противоположные инициативы Левина и Зеэва Элькина и отзывался о Верховном суде с высочайшей похвалой. По основным пунктам разногласий между правительством и судом вокруг закона о профилактике инфильтрации (преступления, связанные с судопроизводством) он предоставил ристалище для спора другим и обратился к поиску альтернативных решений.

«Я никогда не слышал, чтобы он резко высказывался против Верховного суда или утверждал, что он недемократичен, – сказал в беседе с «ХаАрец» человек, который много лет работал с Нетаниягу. – Даже попытка сегодня заявить, что в коалиции были те, кто пытался препятствовать ему, выглядит ложью. В лучшем случае они выступали в роли его алиби».

По словам этого человека, «Нетаниягу признает только лишь один жизненный экзамен – экзамен на получение результата. Вот что его интересует, и потому, пока система правосудия не мешала его выживанию, он сохранял ее. Он всегда держал на одной стороне ротвейлеров, таких как Левин, которые угрожали правовым институтам, а также использовал в случае необходимости фиговые листочки в виде Эхуда Барака, Ципи Ливни или Моше Кахлона, которые предотвращали революции. Таким его изображали – балансом и сбалансированным. Но сегодня баланс нарушен, более того, неизвестно, контролирует ли он ход событий вообще».

Еще один человек, близко знавший Нетаниягу, сказал: «Он никогда не критиковал судей Верховного суда, даже при закрытых дверях. В лучшем случае он мог проворчать, когда БАГАЦ требовал, чтобы он освободил какой-нибудь форпост, что осложняло ему жизнь политически».

Обеспокоенность, которую Нетаниягу выражает «системой управления», не более чем пыль в глаза. Он, конечно, прекрасно знает, что ни юридический советник, ни судьи Верховного суда не мешали ему или его предшественникам продвигать свое собственное видение политики и экономики. Суд также не пресекал его право на пути к реализации идеологического видения, в центре которого – поселенчество. При других, более разумных, обстоятельствах левым пришлось бы с этим смириться.

Таким образом, вывод напрашивается сам собой: единственный мотив, которым руководствуется Нетаниягу, чтобы подавить верховенство закона, – это «дело 2000». Теперь он хочет использовать победу на выборах для достижения личной цели, сначала парализовав Верховный суд, а затем убрав юридического советника или понизив значимость этой должности.

Урегулирование конфликта интересов, призванное узаконить искаженно представленную ситуацию, когда премьер-министра обвиняют в преступлениях, представляет собой не более чем бумагу с напечатанными на ней мертвыми буквами. Тот, кто теперь обязан реагировать на вопиющий конфликт интересов Нетаниягу, – это судебная система.

Гиди Вайц, «ХаАрец», М.К. Фото: Роман Янушевский √