Персональные законы Израиля – от основания государства до наших дней

За время существования государства Израиль было принято 22 персональных закона. И еще 22 других персональных закона за это же время дезавуировал Высший суд справедливости. Об этом «Деталям» рассказал Харан Файнштейн, судья в отставке, давно исследующий эту тему. Приведенные выше цифры не включают три последних проекта, – «Закон Дери», «Закон Смотрича» и «Закон Бен Гвира», — которые еще могут быть обжалованы в БАГАЦе.

Многие годы Файнштейн работал в мировом суде Реховота, а теперь преподает в университете Бар-Илан и в Еврейском университете. В СМИ и соцсетях он выступает за проведение кардинальных реформ судебной системы Израиля.

— Самый первый из персональных законов в Израиле был принят в 1948 году, сразу после основания государства, — рассказывает Харан Файнштейн. — Решили раввина Симху Асафа ввести в Верховный суд. Но он не был юристом. Поэтому приняли персональный закон, позволяющий почтенному раввину находиться в составе суда.

Это — отправная точка в моей коллекции. На рассказ о всех 22-х законах времени не хватит, поэтому отмечу самые, как мне кажется, интересные.

Особый закон был принят для Веры Вейцман, жены Хаима Вейцмана, первого президента нашей страны. После его смерти в 1952 году Вера прожила еще 14 лет в доме, где они вместе жили, и все это время занималась волонтерской деятельностью. Кнессет принял персональный закон, предоставив ей пособие, равное зарплате министра, и освободил имущество ее покойного мужа от налога на наследство.

Закон Симхи Эрлиха, соратника Менахема Бегина, был принят для того, чтобы он мог занимать пост заместителя премьера даже в том случае, если уходил в отставку с поста министра.

Закон о ротации Шимона Переса и Ицхака Шамира был принят, когда оба этих антагониста создали правительство национального единства, и договорились, что они будут управлять страной по ротации.

Закон Сегева и Гольдфарба печально известен. Для Гонена Сегева, который сейчас сидит сейчас в местах не очень приятных, и Алекса Гольдфарба, прозванного впоследствии «Алекс Мицубиши», внесли поправки в закон, позволяющие им стать министром и заместителем министра, перейдя из оппозиции в коалицию – ради того, чтобы они помогли утвердить соглашения Осло.

Отдельно голосовали за закон Игаля Амира — чтобы к нему не могло применяться правило, согласно которому приговоренный к пожизненному заключению все же мог выйти на свободу, отсидев две трети от срока в 25 лет. Но решили, что убийца Рабина должен сидеть всю оставшуюся жизнь.

Закон Амира Переца дал возможность ему быть одновременно и председателем Гистадрута, и депутатом кнессета. Когда Дан Халуц, бывший командующий ВВС, был популярен, то изменили закон, чтобы позволить ему заняться политикой раньше, чем по прошествии трех лет с момента отставки. А закон, согласно которому семь депутатов, отколовшиеся от своей парламентской фракции, вправо образовать в кнессете собственную политическую платформу, получил название «закона Шауля Мофаза» — вопреки тому, что сам Мофаз был против этого закона, заявляя, что Нетаниягу таким образом хочет расколоть существовавшую тогда партию «Кадима», в которой Мофаз был на первых ролях.

Закон Шая Дроми приняли по следам инцидента с фермером, застрелившим грабителя, забравшегося к нему на ферму. Этот закон, получивший его имя, предоставлял освобождение от уголовной ответственности тому, кто действовал незамедлительно против злоумышленника, проникшего в его владение, – будь то жилище, магазин или ферма, — с четким намерением совершить преступление. А закон Азми Бшары, беглого парламентария, который сбежал в Сирию – лишил его возможности продолжать и далее получать депутатскую зарплату.

— Можете назвать самый нелепый персональный закон?

— Я бы сказал – самый смешной: закон о президенте Верховного суда, так называемый закон Ашера Груниса. Когда его должны были избрать на должность президента суда, ему оставалось до выхода на пенсию два года и десять месяцев. Но закон говорил о том, что до выхода на пенсию у человека, которого выбирают руководить судом, должно оставаться как минимум три года — а судьи Верховного суда выходят на пенсию в возрасте 70 лет. То есть, Грунису не хватало буквально двух месяцев! Тогда парламент принял персональный закон, который дал комиссии по назначению судей возможность избрать его президентом.

Был еще закон Яакова Лицмана. Напомню, что Лицман подал в отставку с поста министра здравоохранения, поскольку поддержал протест ультраортодоксов, выступавших против ведущихся по субботам ремонтных работ на железной дороге. Чтобы «соблюсти приличия», то есть чтобы его не назначать министром, но оставить при делах, был принят закон, наделяющий Лицмана полномочиями министра при том, что он остался лишь замом. И это — невзирая на постановление БАГАЦа от 2015 года о том, что руководить минздравом должен именно министр, а не заместитель.

А закон Шимона Переса назван так потому, что именно Перес, проигравший выборы президента страны Моше Кацаву, настаивал на его принятии. Шимон Перес потребовал, чтобы то голосование было не тайным, а открытым — хотел знать, кто голосует за него, а кто против.

Закон Юваля Дискина и Меира Дагана – по именам руководителей спецслужб — запретил им политические комментарии на срок не менее трех лет. Поводом для принятия такого закона послужило былое выступление экс-руководителя «Моссада» Меира Дагана — он публично заявил, что удар по иранским ядерным объектам может обернуться для Израиля катастрофой. Были те, кто счел само это заявление серьезной угрозой национальной безопасности Израиля, поскольку оно раскрывало суть намерений израильского правительства. То же касалось и ряда выступлений Юваля Дискина, бывшего руководителя Общей службы безопасности ШАБАК, которые были сочтены неуместными.

Но не подумайте, что персональные законы касались исключительно политиков или судей! Можно вспомнить закон Тали Корен. Она была популярной израильской певицей, королевой красоты и топ-моделью, выступала на многих сценах мира и представляла Израиль на Евровидении. Ради нее Кнессет принял специальный закон, позволявший конкретно ей расторгнуть договор с импресарио без каких-либо последствий и ущерба для себя.

Большой резонанс вызвал свое время закон «7 канала», позволявший этой радиостанции вещать официально. Однако сопротивление закону было настолько мощным, что в результате станцию закрыли. Она вернулась в эфир после целого ряда судебных разбирательств лишь в феврале 2010 года, уже под названием «Галей Исраэль».

— Можно сказать, что каждый из принятых персональных законов сопровождался если не скандалом, то противодействием со стороны оппонентов?

— Я бы не стал говорить о скандальном оттенке, сопутствующем принятию персональных законов. Надо понимать, что в нашей маленькой стране все решают связи либо протекция — она везде, она – часть нашей жизни. Если есть протекция – есть связи.

Как происходит назначение судей в БАГАЦ? Как работает парламентская комиссия по назначению судей? По старинке, эксплуатируя наследие 1948 года. У нас тогда было 300 адвокатов на всю страну, судьи знали всех их в лицо. И этот менталитет маленькой страны сохранился до сих пор, поэтому персональные законы – приемлемы и нормальны. Не надо по этому поводу особенно переживать.

Какие-то законы принимаются, какие-то нет. Например, закон о регуляции газеты «Исраэль Хайом» так и не прошел. Хороший это был закон или плохой – неважно, силу он так и не обрел. А иногда персональный закон – это дань какому-то важному историческому персонажу. К примеру, закон Рединга. Речь идет о британском политике Руфусе Айзексе, официальный титул которого звучал как маркиз Рединг. Он, кстати, в двадцатых годах участвовал в инвестиционном процессе в тогдашней Палестине, а в 1926 году возглавил Палестинскую электрическую корпорацию – предшественницу Электрической компании Израиля («Хеврат Хашмаль»). Рединг помогал в становлении нашей страны, и его потомки обратились к правительству Израиля с просьбой увековечить память этого человека, для чего был принят персональный закон и электростанция в северной части Тель-Авива, получила его имя.

Или законы о перезахоронении Герцля и Жаботинского. С первым все было понятно, а вот второго Бен Гурион ненавидел настолько, что боялся даже его праха. И только когда премьер-министром стал Леви Эшколь, был принят соответствующий закон, и в 1964 году, то есть спустя четверть века после кончины, прах Жаботинского был перезахоронен на горе Герцля в Иерусалиме.

— Другими словами, даже если персональные законы принимаются, исходя из каких-либо узких соображений, они все равно приемлемы?

— Безусловно. Они могут кому-то не нравиться с политической точки зрения, но юридически они легитимны, поскольку прошли все этапы обсуждений и утверждений. О какой легитимности мы говорим – формальной, или свободы, как ее определяет политология? Принятый кнессетом закон обретает силу. Есть директива от 1948 года, в которой указано, что любой закон, который был опубликован в официальном правительственном вестнике, обретает юридическую силу, если нет апелляции.

— Но ведь депутаты кнессета, принимающие закон, могут ошибаться?

— Могут. Как говорится, errare humanum est (человеку свойственно ошибаться). Плохо – когда ошибку не признают. Но ведь и суд ошибается. Аарон Барак, бывший председатель Верховного суда, ввел в судебную практику верный принцип: человек человеку – человек, а не волк.

Давайте я скажу по-другому, как юрист и криминолог: любой закон преследует чьи-то интересы. В тот момент, когда принимают какой-то закон, а в особенности персональный, он представляет чьи-то структуры, какую-то специальную группу людей, которые получают от него выигрыш — а другая группа людей страдает от этого закона. Нет объективных законов. Объективность существует только на небесах. Своим студентам я говорю: если вы из тех, кто ищет абсолютную справедливость на этом свете — идите на другой курс, это не ко мне.

Марк Котлярский, «Детали». На фото: Игаль Амир в суде. Фото: Моти Кимхи
На врезках:
Перес и Шамир подписывают соглашение о ротации. Фото: Herman Chanania, GPO
Гонен Сегев в суде. Фото: Моти Кимхи