«Он выбежал из машины с поднятыми руками и закричал, что внутри дети. Но его застрелили»

«Он выбежал из машины с поднятыми руками и закричал, что внутри дети. Но его застрелили»

Эти кадры разлетелись в соцсетях. Бойцы украинской территориальной обороны, оценивавшие обстановку в окрестностях Киева при помощи дрона, сняли момент расстрела российскими военными гражданской колонны на Житомирском шоссе и убийства невооруженного человека с поднятыми руками.

Видеозапись была передана британским и германским журналистам.

Если коротко

Это случилось 7 марта. Группа мирных жителей пыталась колонной на своих автомобилях прорваться из столичных пригородов в Киев к родным. Они не знали, что на Житомирском шоссе, по которому они ехали, уже появились российские военные. Между поселками Мрия (на украинском – «Мечта») и Мила («Любимая») по ним открыли огонь. Многие успели развернуться и поскорее уехать из опасного места, но из-за попадания пуль один из автомобилей заглох и не завелся.

За рулем был Максим Иовенко, на заднем сиденье – его жена Ксения Цатурова и их шестилетний сын Гордей. Сбоку от Максима – Наталья, кума, мама его близкого друга.

Очередью прошило правый бок автомобиля. Ксения, видимо, погибла сразу. Наталья была ранена, но жива. Гордей, которого прикрыла своим телом мама, не пострадал.

Максим надеялся спасти остальных. В отчаянии он выскочил из автомобиля с поднятыми руками и закричал: «Не стреляйте, тут дети!» Российские солдаты, хотя и видели, что это малолитражка, а перед ними мужчина в гражданском, без оружия и с поднятыми руками, открыли по нему огонь не раздумывая. Максим погиб на месте…

«Он выбежал из машины с поднятыми руками и закричал, что внутри дети. Но его застрелили»
Погибшие Ксения Цатурова и Максим Иовенко, фото: семейный архив

«Детали» смогли связаться с Сергеем Иовенко, отцом Максима, и его близким другом, тоже Максимом, который ехал со своей семьей в другом автомобиле. Вот их свидетельства из первых уст.

Сергей, папа Максима: «Раненую куму и внука повели к яме – видимо, хотели расстрелять»

«Я сам коренной киевлянин. Родился тут и живу всю свою жизнь. Умею делать все что угодно своими руками, кроме скрипки. Тем и кормил свою семью. Максим с семьей жил неподалеку от нас, тоже в Киеве. Он работал в турагентстве, продавал авиабилеты по всему миру. А Ксения работала там же менеджером. Она сама из Крыма, ее родители живут под Симферополем. Когда его отобрали, я в 2014 году еще пошутил: «Ну что, расставаться будете? Это теперь другая страна». Максим ответил мне твердо: «С чего бы это? Мы уже решили, что поженимся. Будем жить в Киеве, а в Крым ездить отдыхать к ее родителям». Он так и остался продавать билеты, а она скоро родила и уже дома с ребенком сидела.

Киев сначала бомбили сильнее. Максим решил эвакуироваться, вывезти семью. У его друга, тоже Максима, есть дача примерно в 30 километрах от Киева. Там, где Ворзель, Буча, Ирпень, в тех краях. Думали, что на отшибе будет потише. Он позвонил и рассказал, мы были не против. Никто же не думал, что там может стать так опасно. А столица есть столица. Не знали, что с ней будет. Обещали же за три дня захватить город… Мы подумали, что будет безопаснее детям уехать к другу детства, его однокласснику. У него тоже ребенок, примерно такого же возраста, как Гордей, ему шесть лет. И внуку будет не скучно.

В общем, они уехали. Мы все время были на связи, созванивались регулярно. Они говорили, что все у них хорошо. Мы верили. Потом у них на даче пропало электричество. Но вода была: на участке колодец, оттуда брали. А сами собрались группой, человек десять-двенадцать, и большую часть времени сидели в подвале. У кого-то нашли бесперебойник (электрический генератор) – телефоны хотя бы заряжать. Связь стала плохая. Там озеро рядом, мой сын выходил туда на берег, видимо, там лучше ловилось, звонил нам утром и вечером.

Говорил, что все нормально. Только слышно, как стреляют. Но у них все в порядке. Отдыхали. Детям хорошо на природе опять же. На соседних участках тоже были люди, много. Все соседи друг с другом взаимодействовали, помогали друг другу. Иногда садились за руль и ехали в магазин неподалеку, колонной по восемь-десять машин. Покупали все, что надо, и так же колонной возвращались назад. По ночам мужчины стали дежурить по очереди.

Но в какой-то момент все магазины в округе позакрывались. Продукты стали заканчиваться. Света уже не было. Все время сидеть в сыром подвале холодно. В какой-то критический момент вместе с соседями решили, что надо вернуться в Киев. Чтобы безопаснее, всем вместе поехать – машин десять. Грубо говоря, в каждой по четыре человека.

Если бы сын позвонил, может, как-то иначе все сложилось. Мы-то следили за новостями. А у них там на даче интернета толком не было. Что они там знали? Только слышали выстрелы со стороны Бучи. Они не знали, что Житомирскую трассу уже заняли российские военные. И еще они не знали, что далее на их пути был взорванный мост. Они все равно по шоссе не доехали бы до Киева. Я потом говорил с его одноклассником, тот говорил, что они планировали часть пути по трассе проехать, а потом через села выбраться на Одесскую трассу, которая была свободна.

В общем, они даже не успели много проехать по Житомирскому шоссе, только выехали на него, на всякий случай ехали по встречной полосе, по ней решили вернуться в Киев. Проехали 300-400 метров, впереди заправка. А в кустах танк и возле него пулеметчик. Он начал стрелять.

«Он выбежал из машины с поднятыми руками и закричал, что внутри дети. Но его застрелили»
Вот как выглядело это место до войны (Google maps).

Три передние машины немного оторвались от остальных и уехали вперед, они начали разворачиваться. Остальные, услышав стрельбу, даже не доехав до опасной точки, развернулись там же и поехали назад.

Мой ребенок вторым ехал. В его машину стали стрелять. Она заглохла. Может, колеса пробили. Когда он разворачивался, вся правая сторона была открыта перед стреляющими. Жену его сразу убили. Она собой прикрыла внука, они сзади сидели. Куму ранило. Поняв, что машина застряла, мой сын вышел и поднял руки вверх. Начал кричать, скорее всего, что дети в машине. Я его знаю. А его просто застрелили.

Потом подошли оккупанты. Вывели моего шестилетнего внука Гордея, куму, она была ранена в плечо. И повели к яме. Скорее всего, хотели расстрелять. Почему-то передумали. Увидели, что Наталья ранена. Маленький ребенок. И сказали ей – иди пешком. Отпустили их. Они пошли в сторону дачи.

А те машины вернулись на дачу со страху и только на месте поняли, что кого-то не хватает. Максима. Одноклассник сел в машину и решил вернуться назад за ними. Подобрал куму с Гордеем по дороге. Это его мама. Она рассказала, что Максима и Ксюшу застрелили. Они вернулись на дачу.

Мне позвонили. Вижу – незнакомый номер. Я: «Алло, алло», а в ответ молчание. Я сразу понял, что что-то случилось. Говорит: «Крепитесь. Нет у вас больше сына и невестки».

На следующий день в дачном кооперативе появились какие-то волонтеры, вывели их на Одесскую трассу. Оставалось-то всего один день потерпеть.

Мне позвонили: «Будете ребенка забирать? Можем его с собой в Винницкую область вывезти, потом заберете». Жена моя в истерике. Я тоже не очень после инцидента. В общем, одноклассник забрал внука. А я скоро договорился, чтобы мою жену с ее сестрой-близнецом вывезли из Киева. Она Гордея и забрала, они уехали в Западную Украину. А я в Киеве. Не хочу свой город покидать, да и не могу. Моей маме 87 лет, за ней надо ухаживать.

Я до сих пор не могу попасть на то месте на Житомирском шоссе. Его уже освободили. Мне позвонили из теробороны. Спросили, могу ли я подъехать. Я, конечно, согласился. Сначала сказали: «Мы пришлем за вами машину». А потом перезванивают и говорят: «Вы знаете, лучше вам этого не видеть. Очень тяжело будет. Они машину спалили, в ней обгорелый труп. Там человек 13, их трупы сожгли. Вам нет смысла приезжать».

Потом туда приехала полиция, судмедэксперты, составили протокол. Должны тела забрать, будут опознание по ДНК делать. Невестка в сгоревшей машине. Второе тело – Максима – в поле, они туда его оттащили. К нему не могут подойти, там поле заминировано. Надо, чтобы сначала саперы прошлись, только потом его забрать можно будет. (Кадры, снятые журналистами «Би-Би-Си», показывают, что тело Максима осталось у автомобиля, но оно сильно обгорело, как и тело его жены — Р.Я.)

Из родителей невестки я только ее отцу все рассказал. Он свою жену бережет. Боится, что будет большая истерика.

Куме сделали несколько операций. До сих пор еще не все осколки достали. Но ее жизни уже ничего не угрожает. Психологически ей очень тяжело. Ни с кем из чужих не хочет разговаривать. Даже когда знакомые по телефону ей звонят, хотят поддержать ее. Она очень сильно испугалась. До сих пор от каждого шороха вздрагивает. Сейчас немного стала с близкими разговаривать. Я не знаю, как я бы себя повел, если бы на моих глазах расстреляли моих детей, а потом под дулом автомата меня куда-то повели.

Внук еще маленький, он не до конца понимает, что произошло. Что-то видел, но не может рассказать об этом. Закрытый. Жена присылает его фотографии, и я вижу, как он повзрослел очень сильно. Психолога ему вызывали. Тот сказал, что ему нужно в руках мять шар, сильно бить, внутреннюю злость убирать. Он, кажется, понял, что его маму застрелили, она на него упала. А папу не видел. Он еще не до конца понял, что у него больше нет родителей. Мы сказали ему, что они в больнице. Он пока больше не спрашивает.

Когда его эвакуировали и привезли на новое место, он первым делом спросил: «А мы больше не будем спать в подвале?» И еще: «Этих дядек страшных не будет?» Запомнил людей с автоматами, значит.

Я его не видел с тех пор, как они уехали. Я не знаю, как я ему буду в глаза смотреть. Мне кажется, что я виноват. Что не смог его родителей уберечь. 

У них была своя семья, я туда не лез. Максиму было почти 32 года, десять дней не дожил до дня рождения. Ксении – 35. Я уже не того возраста, чтобы заменить внуку папу. Мой сын всегда его развлекал, с ним гонял. А я уже не так молод, не смогу прыгать и бегать. Я готовлю себя к встрече с ним. Не знаю, как себя вести. Надо себя показать лучше, стараюсь крепиться. Есть возможность подготовиться, я все обдумываю.

«Он выбежал из машины с поднятыми руками и закричал, что внутри дети. Но его застрелили»
Максим Иовенко и Ксения Цатурова, фото: семейный архив

Неизвестно, что дальше будет. Когда-то все это остановится все-таки. С людьми общаюсь. Российские люди говорят, что нас пришли спасать. От чего спасать, непонятно. Так люди настроены. Смешно становится, когда мне говорят, что меня притесняют. Я всю жизнь разговариваю на русском языке.

Я в свое время Советской армии два года отдал. Никогда себе не представлял такого, что можно вот так открыть огонь по мирным людям. Нас никогда даже не учили такому. Человек не в военной форме, без оружия, поднял руки вверх. Как можно стрелять в него? Нас в армии этому не учили. Что за армия такая, что беспощадно гражданских убивает?

Одно я понял. Они как зашли в Украину, то увидели, что люди тут лучше живут, чем в России. В военное время у людей все самое ценное с собой. Есть возможность мародерствовать. Они просто расстреливали людей и обчищали их. А трупы спалили, чтобы не было отпечатков пальцев. Никаких доказательств. Таких, как они, надо истреблять, не спрашивая, как их звать.

Вот президент России. Мне непонятно, как ты рассказываешь своему народу, что бьешь только по военным объектам и заводам? Ты же все прекрасно знаешь, что у нас целые города сносят и сметают. Пора уже остановиться. Ты головой думай, что ты делаешь. Многие говорят, что даже немцы (во Вторую мировую войну) такого не делали. Они знали, что если все разрушат при захвате, придется восстанавливать. Просто так не уничтожали людей – это рабсила. Зачем их трогать? Ленинград вот в блокаде был. Город в низине стоит, немцы на горе были. Могли стереть его с лица земли, но не сделали же этого. Взять Мариуполь. Как после этого называть российские войска?

У нас перехватывают разговоры. Российский военный звонит жене: «Вот нашел тут шубу тебе». А она ему в ответ – вместо того чтобы спросить, как его здоровье, – говорит, мол, посмотри миксер, у нас плохой. Это же идиотизм. Человек на войне, его сегодня-завтра убить могут, а тебя миксер волнует…»

Репортаж украинского телеканала, снятый на месте убийства Ксении и Максима после того, как туда смогли попасть журналисты:

Максим, друг Максима Иовенко: «Я не знаю, почему эти военные обстреляли нас. Это не люди»

«Меня тоже зовут Максим. Не пишите мою фамилию. Он – крестный моего ребенка. Мы были очень близкими друзьями. Как братья.

Мы все собрались там на даче еще в первый день войны, 24 февраля. Уже с утра 28 февраля отключили свет. С соседями скооперировались, они нам дали газовый баллон, чтобы мы могли готовить еду. В это время за Ворзелем шли бои. Там рядом Буча, Ирпень. Мы были недалеко, все было слышно. Давило это, конечно. Продуктов к нам не подвозили, аптеки не работали. Так мы сидели до 7 марта. У некоторых соседей отключили газ, это дачный поселок. Еда стала заканчиваться. Сидели всей улицей и обсуждали. Долго решали: выезжать – не выезжать. Решили выезжать.

Нам надо было только пересечь участок Житомирской трассы, проехать по нему несколько сотен метров, потом свернуть с него, заехать в одно село и проселочными дорогами можно было постепенно выехать к городу. В принципе, мы мониторили новости. Утром соседи поехали этим маршрутом и благополучно доехали до Киева. Мы тоже решили так сделать.

Нас было машин десять, может, больше. Мы двигались колонной. Первыми ехали мои тесть с тещей. У них к антенне была привязана белая тряпка. Мы с Максимом на своих автомобилях спереди и сзади поместили предупреждения, что в салоне дети. Максим сначала ехал за мной, но, когда мы разворачивались при выезде из поселка, он меня обогнал и в итоге оказался вторым. А я был четвертым или пятым.

Проезжая заправку на трассе, тесть увидел впереди в кустах российский танк (на видеозаписи, снятой с беспилотника, на его борту отчетливо видно латинскую букву V) и выбегающих военных с автоматами, начал разворачиваться. По нам начали стрелять. Мы все начали быстро разворачиваться. Максим тоже. Моя мама сидела рядом с ним, на соседнем сидении. Она говорит, что уже развернулись, но в машину попали, и она заглохла. Максим несколько раз пытался ее завести, но так и не смог. Все это время по машине вели огонь. Он выбежал, поднял руки вверх и закричал, что в автомобиле дети. Его расстреляли.

Мама была ранена в руку. Она обернулась к ребенку и увидела, что Ксюша уже без сознания. Она позвала Гордея к себе, и он перелез к ней вперед. Когда перестали стрелять, она тихонечко стала открывать дверь. У машины уже стояли военные с автоматами. Скорее всего, это были не чеченцы, а буряты.

Они повели маму и Гордея к яме на обочине. Мама поняла, что их хотят расстрелять. Она стала кричать на них: «Что же вы делаете? Вот же, я говорю с вами на русском языке. Кого вы пришли спасать и от чего? Вы что, серьезно сейчас нас тут убьете?» Солдаты позвали главного. Он посмотрел на них и начал просить прощения. Сказал, что у него тоже есть ребенок, примерно такого же возраста. Она спросила его, что они делают в Украине. И их командир честно ответил: «Мы сами не знаем».

Автоматчики спросили его, что делать. Тот сказал – отпустить. Они наложили маме повязку, потому что она истекала кровью, а потом сказали ей уходить, пешком. Когда они с Гордеем уходили, услышали, как те снова начали стрелять.

Когда мы все там развернулись и уехали, уходя от стрельбы, в воздух поднялось много пыли. Когда мы немного подальше отъехали и осмотрелись, поняли, что не хватает одной машины. Мой тесть ехал последним, тещу ранило при стрельбе – пуля попала ей под ключицу. Мы подумали, что, возможно, в суматохе и из-за пыли Максим проехал нужный поворот. У меня в машине тоже сзади сидел ребенок, просто ужасная ситуация.

Наконец после долгого перерыва мне позвонила мама и попросила забрать их с Гордеем на трассе. Я спросил, что случилось с Максимом и Ксюшей. Она ответила, что они не выжили. Когда военные ее вытащили из машины, она хотела подойти к Максиму, проверить, вдруг он еще жив, но они ее не пустили. Она объяснила им, что это родители ребенка, попросила их самих проверить. Те посмотрели и помотали головой: «Закройте ребенку глаза».

Мы вернулись в дачный поселок. У нас были раненые – мама и теща. Пули остались в теле. Там были медсестры, они осмотрели ранения и сказали, что необходимо сделать рентген. Нужна квалифицированная медицинская помощь. В итоге на следующий день нам помогли оттуда выехать. Мы снова ехали колонной, но на этот раз в нас никто не стрелял. Мы метров триста не доехали до того места, где по нам открыли огонь, свернули на другую дорогу и ехали до тех пор, пока не попали в первый же населенный пункт под контролем Украины.

Я не знаю, почему эти военные обстреляли нас. Мы не представляли никакой угрозы. Было видно, что это гражданские автомобили. И даже когда они начали стрелять, мы просто начали разворачиваться и уезжать. Никто с нашей стороны не стрелял, у нас и оружия не было. Мы просто хотели уехать. Это не люди.

Маму несколько раз прооперировали, но есть еще осколки внутри. Ее жизни ничего не угрожает, но моральное состояние очень тяжелое. Максим ей был почти как сын. Добрее человека в своей жизни я не встречал. На него всегда можно было положиться, он был очень справедливый и заботливый. Ксюша, жена его – тихая, спокойная, очень светлая. Ни разу не слышал, чтобы они ругались.

«Он выбежал из машины с поднятыми руками и закричал, что внутри дети. Но его застрелили»
Последняя фотография Максима Иовенко, он звонит родителям. Фото сделал его друг Максим

Его последнюю фотографию я сделал 4 марта. Мы тогда периодически ходили к озеру, чтобы звонить, там связь ловила. И я Максима сфотографировал со спины, когда он на небо смотрел. Мы тогда думали, что все быстро закончится».

«Иди и смотри»:

Роман Янушевский, «Детали». Фото: Максим Иовенко и Ксения Цатурова/семейный архив ⊥√

Новости

Точечная ликвидация в Ливане - устранен ключевой боевик «Хизбаллы» (видео)
В Израиле прошла первая конференция, посвященная проблемам репатриантов в однополых семьях
Вышедшие на биржу соцсети Trump Media и Reddit назвали новыми акциями-мемами

Популярное

За два дня до войны приехал торговец из Газы, заплатил наличными и… исчез

Я спрашиваю фермера Офера Селу из мошава Гева-Кармель, как война повлияла на его отношения с торговцами из...

Мы ошибаемся, если думаем, что в Израиле низкие пособия. В будущем их еще больше урежут

Сообщение о будущем и неизбежном банкротстве Службы национального страхования в Израиле («Битуах леуми»)...

МНЕНИЯ