Ольга Журавская: на фронте борьбы с моджахедами в университетах США

Мы неоднократно читали об антиизраильских протестах в американских университетах. Ольга Журавская ходит на кампусы – сражаться с ними.

При весьма небольших размерах она качественно будоражит мир. Много лет занималась борьбой с травлей как явлением. С травлей детьми – взрослых и взрослыми – детей. Стояла у истоков благотворительного фонда по просьбе умиравшей от рака подруги – руководителя похожего фонда. Привлекла деньги и людей – в частности, актрису Юлию Пересильд, которая этот фонд у Журавской и «отжала». Потом возник другой фонд. Потом арестовали другую подругу, режиссера Женю Беркович.

А потом – случилось 7 октября, когда живущая в Калифорнии Журавская почувствовала себя «осознанным евреем»:

«Реальность такова: мусульманский мир в большой степени зомбирован, это очень много людей. Но что мусульмане! Зомби проникли в геев и демократов! Не думала, что у мусульман, демократов и геев общий враг — еврей, но что я знала про эту жизнь?

Зато мы заново осознали, что тем же людям, которым было не жаль шесть миллионов евреев, не жалко и наших детей. Хер им. И хер с ними. И со всеми, кто разочаровал, предал, не написал, не позвонил, нацепил голубей на арафатки и навел прочий «Аллах Акбар».

Мы будем делать то, что умеем лучше многих — выживать. И мы выживем. И мы всем покажем. И мы станцуем и выпьем еще. И когда-нибудь оплачем наших невинно убиенных как подобает — без всей этой обезьяньей травли».

— В Америке это (антисемитизм) началось с первого срока Обамы. В Беркли отдельный марксизм-ленинизм, – рассказывает «Деталям» Журавская. – Хотя мне рассказывала одна из наших протестанток, что 22 года назад здесь побили студента в кипе. На следующий день весь Беркли вышел на демонстрацию, включая арабские организации, чтобы показать, что антисемитизм – это нарушение прав человека.

А наша деятельность началась с классной женщины в Нью-Йорке. Ее зовут Элизабет Рэнд. Когда после седьмого октября стало понятно, что все университеты Америки инфицированы терроризмом, она собрала сообщество еврейских злых матерей, которые хотели, готовы и делают все, чтобы обучение и образовательный процесс в университетах США был безопасным для наших еврейских студентов. MACA – Mothers Against Campus Antisemitism.

— В этой группе Facebook сегодня более 60 тысяч человек. В том числе и вы. Чем вы занимаетесь?

— Когда мы организовались в наше движение, стало понятно, что у нас есть несколько направлений. Во-первых, пишем гневные письма: такой-то курс разработали опять против евреев? Давайте-ка выскажем наше мнение. Или – напишем нашему представителю округа о том, что нам не нравится. Это одно направление деятельности. Суды – другое направление. Есть еще третье направление, и мы его вынесли в отдельный нон-профит. MACAbees on the ground – пчелки на земле (игра слов – ассоциация с воинами-Маккавеями – прим. «Деталей»).

Когда на кампусе собираются непосредственно террористы или просто по повестке, нам близкой, мы об этом узнаем. У нас студенты во всех университетах, они рассказывают. Плюс мы мониторим соцсети университетов. И, соответственно, договариваемся друг с другом и приходим.

— У вас маленький ребенок.

— Все равно убегаю с плакатом.

— Одно дело принимать участие в академическом исследовании, а другое бегать по кампусу, где отнюдь не травоядные, сами говорите – моджахеды….

— Исследование Таня Глезер делала, я помогла волонтеров набрать. Надеваю ботинки поудобнее. И бегу.

— Женщины, которые участвуют в такого рода инициативах в Бельгии, во Франции, описывали свою подготовку: лица скрыты. Нужен адвокат рядом, мужья с машинами или с мотоциклами, которые если что, подберут. Натуральная партизанская акция…

— Мы не скрываем лиц, нам нечего стесняться. Пусть напечатают на всех билбордах, что я против терроризма и антисемитизма, за спокойное образование для студентов. Конечно, у нас есть юристы. Но пока что на нас в суд никто не подавал за наши приходы. Мужья с мотоциклами нас не ждут, сидят дома с детьми. У нас не только мамы, и папы ходят с нами. Нам не страшно. Мы приходим, поскольку знаем: наше дело правое, мы приходим не драться с ними, а показать нашим еврейским студентам, что они не одни. Показать всем студентам вообще: то, что они творят, мы наблюдаем, видим, запоминаем. И чтобы дети знали: они не в одиночестве, взрослые не покинули этот корабль — может быть, в меньшинстве, но они есть.

— В первый раз в Беркли вы были в одиночестве, разве нет?

— На самом деле было семь человек. Конечно, против огромной толпы. Но со мной было еще пять храбрых женщин разного возраста, и не все евреи, а представители разных национальностей, которые в ужасе от того, что происходит с евреями на кампусах. Мы на самом-то деле про любовь. Объясняем, что евреи это просто люди. И, как и просто любых людей, наше меньшинство нельзя обижать.

То, что с нами там делали студенты, конечно, ни в какие ворота не лезет. И мы это фиксировали. Нас толкали, нам не давали ходить. К каждому из нас была приписана группа моджахедов, которые брали нас в колечко, и блокировали нас. Посмотрев, как студенты моджахеды за нами бегают, хочу сказать, что они в не лучшей физической форме. Возможно, последствия ковида.

— Ковид, BLM и антиизраильские протесты как-то связаны? Или это конспирология?

— Ковид плохо сказался на мышцах и мозгах. А участие в BLM можно доказать в один клик Инстаграма. Как только произошло седьмое октября, BLM Чикаго, очень крупное отделение, повесило картинку с летающим террористом в параплане. И всячески подтвердило, что это настоящая правильная борьба. Конечно, BLM спонсировало – этими же грантами, им продавали ту же повестку угнетенных. И Мартин Лютер Кинг, конечно, в гробу крутился, как миксер. Но им объяснили, что Кинг просто не знал всего, что мы знаем теперь.

Но вернусь к акции. Мы вышли с плакатами, на которых написано «матери против антисемитизма в колледжах». Наши плакаты максимально не агрессивны.

— И что ваши «припаркованные» моджахеды?

— Интифада то, интифада се. Все, что обычно кричат в мегафон. Я смеялась над ними, и они сами смеялись над собой, потому что все их кричалки укладываются в детскую считалочку «Ини-мини-майни-мо» — и «Intifada revolution», и «From the river to the sea» …Они, конечно, понимают, что это уже не считалочки. Но относятся внутри себя к этому именно так. Мы относимся к ним так же. Мы кричим свое.

— Это опасно?

— Жизнь небезопасна. Планета Земля – это довольно серьезное место для выживания. И за свое выживание нужно бороться. Как персонально, так и нации. И борьба предполагает делать то, что, наверное, может аукнуться негативно. Кроме того, я там не чтобы что-то доказать, а – чтобы еврейские студенты видели меня.

— Ваши моджахеды в масках?

— В масках, кроме нескольких девчонок.  Это очень удобно, ведь анонимность дает возможность человеку вести себя, как угодно, в надежде не отвечать за свои слова.

У меня в первый раз была неприятная русскоязычная девочка Аня, которая меня откровенно толкала, правда, по окончании бросила «sorry».

Потом один из мальчиков решил попробовать поддеть меня локтем. Я предупредила: еще раз дотронешься, пожалеешь. — А что ты сделаешь? Позовешь полицию?

— Какая полиция, детка, – сказала я. – Ай эм фром Раша. Я просто вцеплюсь тебе зубами в горло и буду рвать, пока нас не растащат, или пока ты меня не убьешь и не поедешь прямо из Беркли в тюрягу лет на пятнадцать. Или сколько там стоит сейчас моя шкура?

LET MY PEOPLE GO, — орала я всем сердцем и всей грудью, — LET MY PEOPLE GO!!!! Когда спикер рассказывал про «белых чертовых мужчин-колонизаторов», я нарушила обещание себе же никого ничему не учить: «NO SHIT, — заорала я толпе. — Арабы — главные колонизаторы планеты! Вы все вообще в себе? Верните Константинополь!»

Потом представление окончилось. «От реки до реки сдайте флаги в ящики», — заклинали главные команданте. Я шла к машине и думала про детей, оставленных без взрослых, потому что взрослые боятся этих диких детей, взрослые покинули их, потеряли уважение, и предоставленные сами себе, как и все дети, они стремятся повергнуть порядок в хаос, сорвать культурные покровы, слиться с животным миром, разобрать все до основ, в пыль, в труху.

Детей я простить могу – проблема простить остальных.

Неприятную Аню я потом встретила на воскресном рынке – она что-то продавала, и даже помахала мне. Я думаю, она всерьез не осознала, что я запомнила, как она на меня кидалась и меня толкала. Ведь она попросила прощения. И ей казалось, что инцидент исчерпан. Аня, мы не в детском саду. Ты не можешь толкать еврейскую или другую женщину средь бела дня. Ты ударила меня не случайно.

— А вы обращались куда-нибудь?

— Для того, чтобы на нее подать рапорт, нужно идти в полицию города Беркли. Я собираюсь это сделать. У Беркли уже длинный список таких Ань. Вместе с нами борется один студент, на него недавно напали, когда он развешивал плакаты с заложниками. Поэтому теперь ходим по двое-трое, чтобы фиксировать нападение. Это я к тому, что там происходит куда более агрессивные вещи, чем то, что со мной.

— А вас проследить, в принципе, можно до вашего дома?

— Конечно. Я основатель благотворительного фонда. Мой домашний адрес легко найти в интернете.

— И ничего? Хорошо спите?

— Я нормально себя чувствую. Я хорошо сплю и стреляю отлично.

— MACA и ваша давняя кампания против травли взаимосвязаны?

— Конечно. У меня образовательный проект «Что такое школьная травля и каким образом превенция школьной травли может повлиять на учебное заведение». Антисемитизм имеет все признаки травли. Много на одного, нет необходимости конструктивного диалога. Забава ради забавы. Протяженность во времени нападения на человеческое достоинство.

— Может, ветер переменится и схлопнется этот наведенный антисемитизм?

— Не знаю, схлопнется ли сам по себе расизм, но скажу, что нет ничего более сложного для человека, чем менять навык. Почему нам так тяжело худеть, хотя мы все знаем, что есть диетические продукты? Потому что менять в себе навык – самое сложное. Человек – животное, которое живет за счет многократного повторения. Антисемитизм живет в людях уже на протяжении тысячелетий. Представляете, какой навык закрепленный?

— Как убрать планету? Есть определение антисемитизма, есть новые законы…

— Во-первых, сделать так, чтобы заработали старые законы. Законы у нас, кстати, есть… Но за последние 10 лет антисемитизм в Америке протек во все университеты. Университета на карте может быть не видно, зато у него там уже есть все это.

— То есть, невозможно?

— Нет ничего невозможного. Если бы университеты сейчас развернули избушку на курьих ножках лицом к людям и сказали: мы поняли, что довели дело до цугундера. Мы хотели бы работать иначе. Да, они могли бы делать превенцию травли, куда входят и честный разговор, и показ произраильских фильмов, и рассказ об исторических моментах, и общие правила университета – чего у нас нельзя делать арабам, белым, черным – никаким. Если вы так сделаете, то получите дисциплинарное взыскание и прочее. Собственно, то, за что мы выходим. Почему университеты никак не наказывают студентов, которые позволяют себе такое?

Мы работаем со школьной травлей в школах, у нас отличная программа: отдельно для учителей, отдельно для детей, отдельно для родителей. Ко всем мы подходим с разной методикой. Детей легче всего учить в игре. У нас есть компьютерная игра, там что-то произошло, и ты должен распутать эту задачу. И по ходу ты для себя делаешь открытие – что такое кибербуллинг, как с ним бороться, как заблокировать, если тебе пишут гадости, как не отвечать. Как понять в конкретной ситуации, нужно ли тебе вмешаться? Дети ничего этого не знают. Да и взрослые теряются в сложной ситуации.  Конечно, спорадические показы про Холокост, возможно, и не принесут необходимую превенцию, она должна быть более масштабной. А программ превенции в университетах нет.

Травля – всегда травля, будь то антисемитизм в университетах или в ООН, травля детей или учителей в школе или, простите, я о личном – то, что устроили Жене Беркович онлайн наши соотечественники бывшие. Травля – эксперт, которого взяли по ее делу. Он возводит на еврейку настоящий навет, обвиняя ее в терроризме, и ее за это сажают. Такого не снилось даже Бродскому, когда его судили за тунеядство. Это как дело врачей, которое не успели провернуть потому, что Сталин умер. Такое сейчас не просто подняло голову, а этой головой жрет людей.

И об этом я постоянно рассказываю американцам. Женя и Света Петрийчук сделали пьесу о том, как женщины в попытках найти любовь находят верную смерть или тюрьму. Это, конечно же, большое высказывание против терроризма.

Посадили ее за пьесу. Но стихи сыграли в этом большую роль. Мы уверены, что Женю так не оставят, ей будут давать все больше и больше сроков за стихи. Они специально не начали со стихов. Они будут продолжать.

— Вы инициировали петицию за ее обмен. Считаете — это реально?

— Женя не американская гражданка. И поэтому Америка ее не обменивает. Но я верю, что слово Америки как никогда сейчас значит очень много. И знаю, что Израиль готов принять Женю, если ее выпустят из тюрьмы. Моя задача не в том, чтобы Америка обменяла Женю на какого-то там подходящего России террориста. А чтобы, когда будут новые обмены, и консультация с американским офисом, занимающимся тематикой обмена заложников, очень важно, чтобы американский офис знал про Женю. Американские евреи следят за ее судьбой. Не только американские, вообще все, не только евреи, а много людей. И чтобы Америка дала свое согласие на обмен Жени, когда такой обмен будет происходить.

У Жени две дочери, которые страшно страдают без нее. Дочки не в лучшем состоянии. Я не хочу спекулировать на эту тему сейчас, но то, что Женя рассказывает в суде, что можно прочесть в канале Берконовости, это абсолютная правда. Одна из девочек суицидальна – у нее всю жизнь не было мамы. Она получила самую лучшую маму на свете, потому что Женя заводная, веселая, настоящая. И вдруг этой мамы больше нет.  Для любого ребенка это страшная трагедия. И книга, которую Женя написала в тюрьме, написана, конечно, именно для дочерей. Чтобы как-то объяснить дочкам, где мама – в Тюрьмяу.

— А вы за нее бьетесь, противодействуя травле?

— У нас 20 лет дружбы за спиной, причем дружбы качественной. Мы много делали всяких благотворительных проектов. Женя как режиссер ставила мне лучший фестиваль городской для всей семьи – такой специальный фестиваль, куда можно было прийти с детьми с любыми особенностями и диагнозами. Ну, я уж молчу про детдома, психоневрологические интернаты, куда Женя часто ездила. Про все ее идеи привлечь детей из детских домов в искусство. Она дарила им профессии, заставляла их интересоваться жизнью, чтобы они знали, что кроме детдома есть целый мир, в котором ты можешь занять любое классное для тебя место, делать то, что любишь, приносить этим пользу, деньги, себе и другим. И этим Женя занималась от большого сердца.

— Но 7 октября многие из тех, что «за все хорошее», выбрали другую сторону…

— Пропаганда действительно серьезное оружие, действующее даже на умных людей, казалось бы, которые могли бы иметь какую-то прививку. Но мне очень повезло, и кроме «Медузы» и каких-то проектов, к которым я никакого отношения не имела, но которым сочувствовала раньше, меня после седьмого октября не предал никто, включая моих мусульманских друзей, написавших мне, что они в ужасе и что это никуда не годится. Когда в Дагестане случилась погоня за самолетами, мой близкий друг и довольно значимый человек в Дагестане сделал целое заявление на YouTube – как же так, люди бегут от войны, а мы их встречаем вилами.

Я лично, Ольга Журавская, от своих друзей получила колоссальную поддержку, что, наверное, помогло мне не сойти с ума. И дало силы. За мной стоит много умных, добрых, классных людей разных профессий, вероисповеданий, пола и прочего, и прочего. Убивать евреев опять нельзя.

— Как устроена ваша организация, кто главный?

— У нас никто никого не возглавляет, у нас каждый берет и делает, что может. Кто-то печатает наклейки, кто-то ходит расклеивать.

— А почему мамы воюют, а студенты молчат?

— Студенты не обязаны бороться, студенты обязаны учиться, я в этом глубоко убеждена. Бороться должны родители. Когда у тебя ребенок сидит на уроке и боится слово сказать, а ему рассказывают, как вся его родня – кровавые преступники, конечно, нужно, чтобы мамы написали заявления, сходили туда и сюда.

Что меня ужасно раздражает в людях в целом, и сейчас мы просто не имеем на это права, – не быть пассионарными. Молчать в ответ на какую-то несправедливость. Потому что это геометрическая прогрессия. Если мы сейчас не скажем «нет», завтра нам нужно будет произнести сто «нет» на ту же самую ситуацию. Ваш ребенок может молчать, а вы не можете. Вы должны пойти в университет, добиться встречи с ректором, написать письмо, сделать то, что покажет: так себя вести нельзя. Границы – ровно про то, что их нельзя нарушать. И, если человек, нарушивший эти границы, не получает никакого отпора, то, конечно, он пойдет дальше и дальше.

— После ноябрьских выборов что-то изменилось?

— Притихли наши студенты, трут все свои посты в соцсетях. Пропало ощущение безнаказанности. Университет UCLA запретил-таки палестинскую организацию на своей территории – моджахеды пришли к их профессору домой в шесть утра. Конечно, университет не выдержал. Другое дело, что 500 дней UCLA позволял им творить все, что они хотели.

Очень важный момент – кто за это все платил. Посмотрите на эти плакатики, напечатано как в лучших домах. Все это профинансировано, спланировано и детям продано. Сложно посчитать, скольким: такой статистики я не видела. Много американцев повелись на эту клюкву. Пропаганда – очень серьезное оружие, даже против умных взрослых людей. А несмышленые в 18-20 лет уже выращены с сознанием того, что ты родился в богатой стране, что у тебя есть права и гражданство, которого нету у мигрантов, желающих приехать в Америку, на этом у американцев сформировался довольно сильный комплекс неполноценности.

И вдруг предлагают выход: вы, ребята, хоть и белые и перед нами всеми виноваты, можете присоединиться к нашей борьбе – не против вас, а против неизвестных и никому на хрен не нужных евреев. И быть вместе с нами заодно и стать не теми, кто угнетает, а теми, кто с угнетенными. Приятное чувство продают людям.

— Каков эффект от вашей деятельности, без самолюбования, но и без самоуничижения?

— Невозможно просчитать. Но эффект от того, что мы ничего не делали, мы увидели восьмого октября, когда студенты вышли со всеми этими плакатами. Мы с университетами никак не работали. И получили – что мы уже в низшей точке. Хочется верить, ниже уже не свалиться. Дальше можно идти только вверх. Для меня любой шаг вперед – необходим.  Тот, кто будет дальше делать то, что делаю я, он уже пойдет не с нуля, а с моего шага. Мы все стоим на плечах друг у друга.

— Так, может, алия в Израиль?

— В Америке проживает 50% евреев, не проживающих в Израиле. И мне кажется, во многом Израиль сейчас не полностью проиграл все свои позиции, потому что мы тут имеем возможность орать, влиять, ходить, показывать, что мы не о трех рогах, а люди, как и вы, мы приносим пользу, мы платим налоги. Думаю, что Америка играет сейчас ключевую роль в безопасности или даже вообще в том, как Израиль дальше будет развиваться как государство. И я считаю, евреи не должны уезжать отсюда, а должны, наоборот, всячески закрепляться и держать этот пост.

Нателла Болтянская, «Детали». На снимке: пропалестинская демонстрация в Калифорнийском университете. AP/Michael Liedtke

В материале использованы отрывки из постов в Facebook Ольги Журавской ∇