Почему дети репатриантов реже служат в спецназе?

15 лет резервист Моти Пикельнер, социальный работник по образованию, служит в армии офицером душевного здоровья («КАБАН») – в родной танковой дивизии. С 7 октября он борется за душевное здоровье израильских солдат, сражающихся в Газе.  «Детали» поговорили с ним о его работе.

Себя он определяет, прежде всего, как военного человека. Армия всегда являлась одним из центров его жизни. К слову, помимо израильского опыта работы, у него есть и украинский: вместе с коллегами, он обучил тысячи украинских психологов оказывать солдатам первую психологическую помощь.

— Я работаю в нескольких направлениях, – рассказывает он «Деталям». – Во-первых, оказываю помощь военкомату на начальном этапе распределения солдат – помогаю решить, кто из них подходит, например, для боевой службы, кто – для административной и т.д. Кроме этого, езжу по всей стране и на волонтерской основе читаю лекции для новобранцев.

Ситуации бывают непростые: человек может быть очень мотивирован к определенной службе, но у него не хватает способностей. Или наоборот. Моя цель – помочь будущим солдатам лучше понять себя, показать себя должным образом во время отборов в военкомате, разобраться, где их способностям будет наилучшее применение.

«Кроме того, я веду работу с солдатами из отрядов спецназначения во время их службы. Офицеры душевного здоровья помогают спецназу пережить этот период, закончить службу в хорошем психологическом состоянии, развить стрессоустойчивость. В разных боевых ситуациях мы выстраиваем процесс подготовки боевого состава, чтобы те лучше справлялись с моральной и физической нагрузкой, — рассказывает Моти. —  Сейчас я работаю над внедрением своей разработки – недельного курса стрессоустойчивости – в курс молодого бойца  («тиронут») как часть обязательной программы.  На нем мы будем обучать бойцов, как реагировать на экстремальные ситуации, на разные реакции боевых товарищей во время боя и т.д.

Он называет четыре главных стрессовых фактора для солдат в воюющей армии. Это, во-первых, опасность для жизни — обстрелы, бои с террористами. Во-вторых — трения с мирными жителями. В третьих — известия о гибели или ранении друзей. И наконец, бойцов угнетает ощущение собственной неудачи, бессилия, некомпетентности.

Реакции на боевой стресс могут быть самыми разными, подчеркивает психолог. Это индивидуально и зависит от особенностей человека. Реакции могут быть физическими — потеря сна, аппетита, нарушения пищеварения. Они также проявляются в эмоциях: вина, стыд, страх, разочарование.

Могут страдать когнитивные функции, что выражается в пессимизме, мрачных мыслях. Бывают также социальные (разрыв социальных связей, раздражительность, отрешенность) и поведенческие  реакции (депрессия, дисфункция, ангедония и пр.).

• Читайте также: 
• Новая риторика в Иране: «Нетаниягу заманивает нас в ловушку»
• Признак надвигающейся грозы: в ВВС отменены отпуска за границей

Работа с душевным здоровьем не кончается, когда боец покидает армию. «Я участвую в «Пути к демобилизации» («Маса шихрур»), — рассказывает Пикельнер. — Это особая программа для резервистов и ветеранов боевых частей. Она включает организованную поездку за границу, с бывшими сослуживцами.. Там мы работаем над их адаптацией к жизни на «гражданке». Тот факт, что все происходит за границей, придает особую атмосферу происходящему, ребята по-настоящему «выдыхают». Кроме того, проект реализуется вместе с еврейской диаспорой Канады, Америки и Англии. Евреи, живущие за границей, могут почувствовать себя причастными к происходящему, сблизиться с евреями Израиля.

— Как резервисты или ветераны попадают в эту программу?

— Они должны обратиться в «МЕТИВ», израильский центр психотравмы в Иерусалиме. Сейчас выезда ждут десятки новых групп.

— Есть очень много спекуляций на тему – насколько сильно упал боевой дух наших солдат с «черной субботы». С одной стороны, мы слышим уверения отдельных командиров в том, что он крепок, как никогда. С другой – есть мнения, что резервисты уже морально выдохлись. Каково ваше экспертное мнение на этот счет?

— Смотря о ком идет речь. У солдат, которые сознательно шли в боевые части и были изначально сильно мотивированы, – боевой дух не упал. Наоборот, я часто слышу реплики из серии – «хорошо, что я смогу проявить свои умения на войне». Но вот у тех, которые шли служить, условно говоря, поварами и водителями в относительно спокойной обстановке, а теперь от них требуют служить в условиях войны, что гораздо тяжелее – начиная от того, что их существенно реже выпускают домой и дают порой весьма опасные задания – у этих боевой дух сильно просел.

К слову о боевых частях и мотивации. К сожалению, русскоговорящая диаспора, особенно, дети репатриантов последних волн алии, не слишком репрезентативно представлена в боевых частях, особенно элитных. И это прискорбно – есть много прекрасного потенциала, смелых и мотивированных ребят, которые могли бы сделать головокружительную карьеру в армии. Но из-за того, что их родители плохо знакомы с армией, и в силу недоверия к армейским структурам, которое зародилось еще во времена СССР, они не поощряют своих детей служить в том же спецназе.

Мне это сильно бросилось в глаза. У коренных израильтян служба в армии – часть семейной традиции. Проще идти в спецназ, когда у тебя там был дедушка, брат, сват. Это стало частью семейного нарратива, любой из членов семьи умеет «общаться» с армией и вообще вокруг этой темы меньше охов и ахов. Свежие репатрианты пока что совсем не там, и очень жаль: так они упускают возможности пользоваться самым быстрым в Израиле социальным лифтом.

— Как изменилась система психологической поддержки солдат в армии после 7 октября?

— Когда шла операция «Нерушимая скала», КАБАН был положен только бригаде, в смысле, один офицер душевного здоровья – на одну бригаду, даже не на дивизию. А сейчас с каждой дивизией работают четыре наших сотрудника. Каждый день мы принимаем десятки солдат, армия предоставляет также психиатров и психологов, которые оказывают всеобъемлющую поддержку. По всей стране открылись новые центры и службы психологической поддержки, а также неправительственные инициативы.

Если раньше все это было сосредоточено в основном в центре страны, сейчас открылись различные филиалы на юге и на севере. Солдаты ходят на групповую и индивидуальную терапию, как будучи в армии, так уже и после демобилизации. Мне, наконец, дали пройти очень дорогой курс по работе с травмой, который я безуспешно пытался получить от армии уже давно. В общем, армия очень сильно стала вкладываться в душевное здоровье солдат именно с 7 октября. Какие-то подвижки были и до этого, но весьма умеренные.

Дело в том, что наша армия до черной субботы вела нападающие бои, а не защитные. Защитные бои тоже были, но очень давно. Это новый, совершенно разрушительный для психики людей опыт. У гражданских – «мы остались одни, армия нас не смогла защитить», а у солдат и полицейских которые оказались на месте, – «мы ждем подмогу, а ее нет». А ведь уверенность, что в критических ситуациях обязательно придет подмога – краеугольный камень в деятельности ЦАХАЛа. И эта доктрина рухнула за день. Теперь приходится отстраивать ее заново.

— Какой нынче подход к пострадавшим от посттравмы солдатам: их принято возвращать в строй или отправлять на лечение?

— От немедленного возвращения в тыл больше вреда, чем пользы. Солдата вывозят из Газы, оказывают ему психологическую помощь, и стараются вернуть в строй – не потому что «солдат мало», а для того, чтобы он закончил бой, «переборол» события. Тогда у него намного больше шансов справиться с ситуацией. Но – подчеркну – это если посттравма диагностируется немедленно. Если через неделю, месяц, год после того как солдат вышел из боя – это совсем другая, гораздо более проблематичная история.

— Давайте перенесемся на границу с Газой. Что конкретно происходит, когда вас туда зовут?

— К нам поступает информация, что солдат пострадал от стресса: он воевал в полуразрушенном городе, рядом взрывы, трупы, трупный запах. Его вывозят на  границу, мы садимся на холмик, он пьет воду, закуривает сигарету, и мы начинаем беседовать. Он рассказывает о своих переживаниях, о том, что он потерял друга, видел раненных или убитых, у него трения с гражданским населением, он видел рыдающую  палестинскую бабушку, которая напомнила ему его бабушку, ему с этим нелегко. В 18 лет тяжело видеть  смерть перед глазами. И тут, кстати, гиперопека многих израильских родителей играет против нас. Мы не берем детей на кладбище, с целью поберечь их психику, скрываем многие факты, связанные со смертью. Эти ребята зачастую не знали, что такое смерть – это было нечто далекое, не имеющее к ним никакого отношения. И тут перед их глазами десятки трупов. Разумеется, это стресс и шок. Мы им помогаем пройти этот процесс. Мы отвечаем на все их вопросы. Мы даем им надежду, что с этим можно справиться. Им очень важно слово взрослого, слово бывалого солдата.

— Сейчас государство активно пытается привлечь к службе ультраортодоксов. Если эти усилия увенчаются, по крайней мере, частичным успехом – как на ваш взгляд, они вольются в ряды израильской армии – с психологической точки зрения?

— Я не предвижу проблем личностного характера и верю, что у них есть все шансы влиться в армию. То есть, если проблем с их призывом и будут – то только политические, электоральные. Я постоянно контактирую в армии и с «вязаными кипами» и даже с ультраортодоксами – в основной своей массе это смелые и хорошие солдаты, такие же граждане,  как и остальные, и я верю, что у них все получится.

— Какой род войск, на ваш взгляд, пострадал психологически наиболее сильно?

— Я работаю с танкистами и вижу, что они работают буквально на износ. Многое в «Железных мечах» зависело от атак и прикрытия танковых войск, они несли потери, и много людей вышло из боев с психотравмами. Очень тяжело приходится и военной инженерии («андаса кравит»). Отдельно хотелось бы  еще раз подчеркнуть психологический прессинг на вспомогательные войска («томхей лехима»). Они не собирались на войну, но так случилось, что «попали в замес». При этом они получают меньше всего внимания и заботы о своих потребностях, хотя многие из них пострадали от душевного стресса не меньше солдат на передовой.

— Вы специалист в области психотравм, ПТСР, развития стрессоустойчивости. Что бы вы рекомендовали обычным людям в данный период, как можно защитить от происходящего свою психику?

— Рекомендую погуглить  центры «Хосен», там есть отличные и очень подробные инструкции для гражданских, как пережить этот период с наименьшими потерями для душевного здоровья. Прежде всего, как работать с дыханием, прислушиваться к реакциям тела, заниматься профилактикой душевных заболеваний и многое другое.

Татьяна Воловельская, «Детали». Фото: Оливье Фитусси ∇