«Ночь расстрелянных поэтов»: жизнь и смерть Давида Гофштейна

Гофштейн Давид Наумович

(24.06.1889-12.08.1952)

Судьба выдающегося еврейского поэта и переводчика Давида Наумовича Гофштейна (1889–1952) воплотила в себе трагические коллизии еврейской истории XX века. Его жизненный путь – от религиозного местечка Коростышев до расстрельных подвалов Лубянки – отражает не только личную трагедию талантливого художника, но и судьбу целого поколения еврейской интеллигенции, попавшего в жернова сталинских репрессий.

Гофштейн принадлежит к числу создателей современной литературы на идише, его творчество органично сочетало универсальные художественные ценности с глубоким национальным самосознанием. Поэт, переводчик, общественный деятель, он стал одной из центральных фигур еврейского культурного возрождения в Восточной Европе первой половины XX века. Его краткое пребывание в Палестине в середине 1920-х годов и последующее возвращение в СССР ради воссоединения с детьми демонстрируют сложность выбора, стоявшего перед еврейской интеллигенцией того времени.

Изучение судьбы Гофштейна имеет особое значение для понимания трагедии советского еврейства и политики государственного антисемитизма, достигшей своего апогея в конце 1940-х — начале 1950-х годов.

Поэтический дебют

Давид Гофштейн родился 24 июня 1889 года в еврейском местечке Коростышев на Киевщине в семье столяра Нехемии Гофштейна и домохозяйки Алты-Хаси Холоденко. Семья была простой и весьма религиозной. Дед Гофштейна по материнской линии – известный в XIX веке клезмер Арн-Мойше Холоденко, он же Педцер, который, по мнению хасидов, своей скрипкой мог «открывать тайны Торы». В семье, помимо Давида, было шестеро детей. Одна из сестер поэта – Шифра Холоденко, – тоже стала еврейской поэтессой и переводчиком. 

После учебы в хедере Давид некоторое время учительствовал в деревне Барткова Рудня на Житомирщине, куда к этому времени переехала его семья. В 1912 был призван на действительную воинскую службу, которую проходил на Кавказе. Там молодой человек, жаждущий знаний, экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости. После армии Гофштейн учился в Киевском коммерческом институте, одновременно слушая лекции по филологии в Университете Святого Владимира, а позднее и в Петербургском психоневрологическом институте.

Писал стихи Давид Гофштейн с самого детства: сначала на иврите, позднее также на русском и украинском, а с 1909 года и на родном языке – идише. В переломный 1917 год Давид Гофштейн начал публиковаться. Его дебют состоялся в киевской газете «Найе цайт» («Новое время»), печатном органе еврейской социалистической рабочей партии «Фарейникте», c которой молодой человек в то время сотрудничал как журналист. Сразу за первым сборником он выпустил еще одну книгу стихотворений, а вместе с ней – сборник пьес для детей. 

В 1918 году Гофштейн работал в еврейском отделе украинской Центральной рады. Там же, в Киеве, помимо работы в «Найе цайт», он участвовал в редактировании сборников «Эйгнс», работал также в издательстве «Видер-вукс», где руководил выпуском книг начинающих поэтов. В 1919 году в Киеве вышел его первый сборник стихотворений «Бай вегн» («У дорог»). 

Первые противоречия с Советской властью

Советская власть обещала развитие еврейской культуры и полную ликвидацию национального неравенства. Давид Наумович переехал в 1920 году Москву, где присоединился к литературному кружку еврейских писателей «Штром» и стал одним из редакторов издававшегося им одноименного литературного ежемесячника. Появление журнала практически сразу же вызвало резкую критику со стороны литераторов, стоявших на большевистских позициях. Эта борьба между «пролетаризированной» еврейской культурой и сторонниками Гофштейна продолжалась до января 1924 года. Давид Гофштейн вместе с некоторыми другими деятелями культуры направил на имя председателя ЦИК Калинина письмо, в котором открыто критиковались гонения на иврит. Это стало поводом для отстранения Гофштейна от редактирования журнала. Впрочем, кадровая перестановка не спасла «Штром» от последовавшего вскоре закрытия.  

Еврейский поэт вынужден был уехать из Москвы в Берлин. В Германии Давид Гофштейн продолжил сотрудничать с еврейской прессой, а в апреле 1925 года совершил одно из главных открытий в своей жизни – Эрец-Исраэль. Вместе с женой, Фейгой Семеновной Биберман, они прибыли в Палестину на открытие Еврейского университета в Иерусалиме. И остались.

Вскоре Давид Наумович устроился работать в мэрию Тель-Авива (по другим данным – в местное отделение Еврейского национального фонда («Керен Каемет ле-Исраэль»). Помимо чиновничьей службы, он активно печатался на иврите в местной прессе. Там, на исторической родине, у Давида и Фейги родилась дочь – Левия. По воспоминаниям супруги поэта, этот год в Палестине Гофштейн был по-настоящему счастлив. На службу он ездил на велосипеде, не боясь жары и хамсина, впитывая в себя цвета, запахи, виды любимой страны. 

Назад в СССР

Однако счастливые дни на земле предков вскоре закончились. От первого брака у Гофштейна осталось двое сыновей, Шамай и Гилель, жившие в Киеве. Их мать, Гинда-Гитл Хаит, умерла еще в 1920 году, а дети остались на попечении родителей Гофштейна. Сильно тоскуя по мальчикам, Давид Наумович решил вернуться в СССР.  Угнетало его и то, что писал он в основном на языке идиш, который в Палестине всячески пытались забыть. В 1927 году Давид Наумович вернулся в Киев. Фейга Семеновна смогла приехать к мужу из Палестины с подросшей дочкой лишь через несколько лет. 

В конце 1920-х годов в Советском Союзе о свободе творчества уже особо не вспоминали. Хочешь работать в сфере литературы – вступай в еврейскую секцию Всеукраинского союза пролетарских писателей. Гофштейн стал членом бюро этой организации, в 1928 году начал работать в редколлегии ее журнала «Пролит». Однако уже через год поэт отказался поддержать травлю своего друга, идишского поэта Льва Квитко, и тут же вылетел из писательского союза. 

Впоследствии Гофштейна простили и в еврейской секции Союза советских писателей восстановили. В 1935-1937 годах он опубликовал в Москве несколько сборников, а в 1939 году даже получил орден «Знак почета». Гофштейн активно занимался переводами с украинского, русского и грузинского, печатал собственные произведения в советской прессе. Также литератор успевал преподавать в еврейской профсоюзной школе и на режиссерском отделении Театрального института в Киеве.

В годы Великой Отечественной войны Давид Наумович состоял членом Еврейского антифашистского комитета. В конце июня 1941 года он успел эвакуироваться из Киева в Уфу, но его родители, брат Акива, дед по отцу Шамай и бабушка Гитл, многие друзья и коллеги остались в городе. Все они погибли от рук гитлеровских палачей в Бабьем Яру. Поэт тяжело переживал эту чудовищную трагедию. В эвакуации активно писал: про грядущую победу над коричневой чумой, героях-партизанах, сражающихся до последней капли крови народах СССР. 

Под «колпаком» НКВД

Невзирая на патриотическую позицию поэта, информаторы и агенты ходили за ним по пятам. Так, по донесению НКВД, в 1942 году, во время командировки в Москву, Гофштейн высказывался в многочисленных разговорах со своими коллегами в сионистском духе. Сионист – это все равно враг народа, даже если он и антифашист. 

После донесения майора Герсонского из Москвы 2 октября 1944 года пришел приказ – активизировать разработку националиста Гофштейна, все документировать и собирать компромат для готовящегося ареста. Долго ждать не пришлось. 26 марта 1945 года 2-м Управлением НКГБ УССР было заведено агентурное дело «Круг» на ряд еврейских писателей, живущих в Киеве. Дело поручили опытному чекисту, начальнику 3-го отдела по фамилии Шевко. Помимо Давида Гофштейна, фигурантами дела стали писатели и поэты Исаак Кипнис, Абрам Коган и Рива Балясная. 

Гофштейна начали «обхаживать» квалифицированные агенты-евреи: Серафимов – известный журналист, работник Управления по делам искусств по кличке Администратор и писатель из Черновцов Кант.  Последний еще в 1938 году докладывал в НКВД, что Гофштейн – автор «ультра-националистического» произведения «Песнь моего равнодушия», появившегося в журнале «Штром» под влиянием «распоясавшихся нэпманов». Кант утверждал, что, живя в Палестине, Гофштейн не только печатался в местной прессе, но и рассылал по всему миру статьи с призывом взяться за насаждение лесов в Эрец-Исраэль. Перу Канта принадлежит и анализ творчества Гофштейна, выполненный для спецслужбистов. По мнению «эксперта», раннее творчество Давида Гофштейна действительно было высокохудожественным, а далее пошла шаблонная рифма, халтура, которая может свидетельствовать об одном – о неискренности с советской властью. Матерый преступник!

Еще один агент, по кличке Семенов, преподаватель Киевского государственного университета, переводчик, завербованный в 1935 году для слежки за иностранными туристами, в ноябре 1945 года сигнализировал, что Гофштейн сетовал на положение еврейского народа в Советском Союзе.

Коллега и приятель литератора, агент Серафимов, частенько заходивший к гостеприимному Гофштейну на чай, в своем донесении сообщал, что Давид Наумович не только положительно высказывался о сионизме, но и сам называл себя сионистом, выступая за создание еврейского государства в Палестине. «Если не в центре Москвы, то на Маросейке найдет себе место представительство Палестины. Что касается меня, то в моем творческом хозяйстве Палестина займет место», – цитировал Серафимов Гофштейна.

«Иврит – отец, идиш – мать»

Вся корреспонденция Гофштейна перехватывалась и тщательно изучалась сотрудниками отдела «В» НКГБ УССР. В переписке поэт открыто высказывал свои взгляды на еврейскую культуру. В открытке, отправленной в январе 1946 года Ицику Кипнису, Гофштейн пишет: «Иврит для меня – отец, по которому я немало тоскую, а идиш – мать, часть меня и украшение». 

16 ноября 1946 года, на неофициальном совещании еврейских писателей, Давид Наумович выступил против ликвидации кабинета еврейской культуры при Академии наук Украинской ССР. Не просто выступил, но и выдвинул контрпредложение: всем присутствующим обратиться в ЦК партии по поводу необходимости открытия отдельного Института еврейской культуры и разрешения на исследовательскую работу в области иврита. Присутствующие Гофштейна не поддержали, но Министерство госбезопасности тут же направило соответствующее письмо о «выходке» Гофштейна партийному руководству Украины.

Серафимов передавал «куда надо», что Давид Гофштейн распространяет среди интеллигенции слух: после освобождения Украины евреев не пускают во многие крупные города, стараются не брать на ответственные должности. 

После войны литератор написал пьесу «Мать», которая отражала его переживания о положении еврейского населения в СССР. Дискриминации не видели только слепые, но все молчали. Поэт молчать не мог и видел выход из сложившейся ситуации: «Пьеса унылая, но что вы хотите от меня? Хотите, чтобы я кричал “ура”? … Если бы от меня зависело, я бы дал им возможность поехать в Палестину…». 

Когда в конце апреля 1946 года в Киев прилетел Гольдберг, редактор американской газеты «Дер Тог», его везде сопровождал Давид Гофштейн, и это тоже тотчас было отмечено в МГБ. Дескать, он тенденциозно подавал Гольдбергу информацию о наступлении на еврейскую культуру и постоянно отпускал сионистские реплики. Также чекистов интересовала встреча Гофштейна с редактором еврейской газеты «Морген фрайгайт» Полом Новиком.

Весной 1947 года, во время творческой командировки в Черновцы, Давид Наумович неосторожно высказался о большом количестве антисемитов в советских организациях и критиковал переселение евреев в Биробиджан. «Что вы там имеете? Завод колесных ободьев? – задался вопросом еврейский писатель. – А в Палестине промышленность и расцвет культуры». Присутствующие буквально онемели от услышанного. Один местный учитель заметил, что за подобные слова можно запросто угодить в тюрьму. Его слова стали пророческими… 

Один из первых арестованных 

После арестов целого ряда киевских интеллигентов Давид Гофштейн не побоялся ходатайствовать перед высоким начальством о смягчении им наказания. 16 сентября 1948 года сам Гофштейн, по материалам 5-го Управления МГБ УССР, был арестован. Арестовали бы раньше, но поэт сильно болел, целые недели проводя в постели. Как только ему стало лучше, сразу забрали. Гофштейн стал одним из первых, арестованных по делу Еврейского антифашистского комитета.

На следующий день после ареста, 17 сентября 1948 года, Гофштейн признал, что из-за религиозного воспитания придерживался националистических взглядов, которые постоянно проявлял в своем творчестве. Поэт вынужден был подробно остановиться на периоде своей работы в департаменте по образованию украинской Центральной рады и при Директории, связях с членами движения «Цеирей Цион», репрессированными еще в начале 1920-х годов.

Как и планировали следователи МГБ, Гофштейн сознался в критике национальной политики СССР и подтвердил, что допускал негативные высказывания по поводу закрытия еврейских школ. От зорких глаз «соседей» не ушел даже эпизод, когда еврейским писателям не позволили открыть в Коростышеве дом-музей поэта Ошера Шварцмана. Гофштейн тогда сильно возмущался отказом чиновников. Шварцман был его двоюродным братом, революционным поэтом, погибшим за Советскую власть. Теперь эта власть отказывала поэту в праве на память из-за его национальности.

Во время последующих допросов следствие установило, что литератор, помимо связей с другими членами Еврейского антифашистского комитета, постоянно общался с еврейскими религиозными деятелями. А в 1944 году он передал Киевской еврейской религиозной общине 46 молитвенников на древнееврейском языке, из специального хранилища. По мнению следствия, Гофштейн систематически получал денежную помощь от связанных с Америкой «религиозников». Вначале – от киевского раввина Шехтмана, затем – от председателя правления еврейской общины Львова по фамилии Друзь. Денежная помощь, конечно, предназначалась не только для Гофштейна, но и для других киевских литераторов, находящихся в бедственном материальном положении. 

Сионистские взгляды Гофштейна не нуждались ни в каком дополнительном подтверждении. Агентура постоянно фиксировала высказывания литератора о его приверженности идее построения еврейского государства в Палестине. К делу подшили запись разговора Гофштейна  с агентом Семеновым. Поэт пояснял, что руководители Еврейского антифашистского комитета Фефер и Михоэлс ничего не добились бы в США без отмашки Хаима Вейцмана. В июле 1945 года поэт говорил другому собеседнику, что вместо Фефера в США изначально планировалось послать его, но в последний момент в выезде было отказано: «…меня же нельзя было послать. Ведь я же ищу синтез между сионизмом и коммунизмом. Я бы мог сначала посоветовать первое, а потом посмотрим». «Сионисты – это сливки еврейского народа и наиболее выучившиеся его кадры», – так Гофштейн комментировал включение видного польского сиониста Зоммерштейна в состав польской Крайовой Рады Народовой (Государственного национального совета).

Надежда, обернувшаяся трагедией

После признания Советским Союзом Государства Израиль поэт ликовал. В телеграмме, отправленной им на имя директора Института литературы при Академии Наук Украины Белецкого, Гофштейн выражал надежду, что вскоре иврит вернется и в советскую науку и литературу.

В ноябре 1948 года Давида Наумовича этапировали в следственную часть по особо важным делам МГБ СССР  в Москву.  Прямо накануне этапа, поздно вечером, к жене поэта Фейге Семеновне пришел надзиратель из киевской тюрьмы. «Сегодня ночью я увожу вашего мужа, Давида Гофштейна, в московскую тюрьму. Он здоров. Он просит немного денег, чтобы купить ему еды в дорогу… Не волнуйтесь, он скоро будет дома». Даже сотрудники советской пенитенциарной системы, по определению бесчеловечной, прониклись уважением к этому интеллигентному пожилому еврею. Какой он преступник? – это точно ошибка!

Но под давлением, которого не выдерживали даже молодые и крепкие, Давиду Гофштейну пришлось взять на себя ответственность за совершение невероятных преступлений. На допросе 30 июня 1949 года Давид Наумович заявил, что, прибыв в 1944 году в Украину из Уфы, сразу же приступил к еврейской националистической работе. Приказ якобы отдавали руководители ЕАК: Фефер, Михоэлс и Эпштейн. Так продолжалось на протяжении всего следствия, три долгих года. 

Один из следователей, подполковник Лебедев, выкручивал показания так, что даже организация еврейской школы в Черновцах, где проживало много говорящих на идише детей, квалифицировалась как государственное преступление. «Вначале в этой школе обучалась незначительная группа еврейских детей, и мы прилагали все усилия, чтобы расширить школу, привлечь как можно больше учащихся…», – рассказывает Гофштейн. Лебедев тут же пишет в протокол: «Чтобы воспитывать молодежь в националистическом духе!». 

В московской тюрьме Лефортово Гофштейн сидел в одной камере с генерал-лейтенантом Василием Терентьевым, человеком, приближенным к Жукову, и молодым публицистом Марленом Коралловым, арестованным за «попытку покушения на Сталина». Кораллов вспоминал, что после нескольких недель карцера Гофштейн еле держался на ногах. Тем не менее, резко осунувшийся, в грязной рубахе, поэт продолжал читать сокамерникам своих стихи, пытаясь всячески их поддержать.

Репрессии коснулись не только самого Давида Гофштейна. В 1951 году Бориславский отдел МГБ взял в «разработку» Гилеля (Илью) Давидовича Гофштейна, сына выдающегося еврейского поэта и переводчика. В тюрьме Давида Гофштейна допрашивали, пытаясь выяснить, «знал ли его сын о его антисоветской деятельности». Поэт решительно отрицал какую-либо осведомлённость сына.

Пока Давид Гофштейн находился в застенках Лубянки в ожидании смертного приговора, органы МГБ предприняли попытку зайти с другой стороны – завербовать его сына Гилеля. Советская карательная машина, не удовлетворившись одной жертвой, стремилась превратить сына в орудие против собственного отца и еврейской общины. И на этот раз тщетно.

Суд, расстрел, реабилитация…

Суд над Давидом Наумовичем и другими членами Еврейского антифашистского комитета проходил 11-18 июля 1952 года в Москве. Военная коллегия Верховного суда СССР в закрытом судебном заседании признала Гофштейна и 12 других членов ЕАК виновными в совершенных ими преступлениях на основании ст. 58-1 п. «а» УК РСФСР. Измена Родине. Приговор – расстрел, с конфискацией всего имущества. 

На суде Давид Наумович сказал председателю, что во время следствия был близок к сумасшествию: «…тогда, на следствии, у меня было такое состояние, что я просто не сознавал, что я подписываю, что я делаю». В своем последнем слове поэт все обвинения решительно отверг: «Я уже просьбу суду высказал в дополнение к судебному следствию – я хочу сказать, что я не могу признать себя виновным в этих обвинениях». Показания, выбитые силой и сфальсифицированные, не могут считаться доказательством. Но для сталинских сатрапов это было не важно. Перед ними была поставлена совершенно конкретная задача – уничтожить цвет национальной еврейской интеллигенции, и для ее решения подходили любые средства.

Приговор в отношении еврейского поэта Давида Гофштейна был приведен в исполнение 12 августа 1952 года. Вскоре органы заинтересовались семьей поэта. Его супруга, дочь Левия и сыновья, Шамай и Гилель, оказались в сибирской ссылке. Вернулись только через три года. Впоследствии Гилель стал профессором археологии, Шамай, как и его отец, занялся писательским ремеслом. Левия – как ее прадед – стала известной скрипачкой.

В 1958 году в Москве вышел сборник стихов расстрелянного поэта в переводе Максима Рыльского. После этого Гофштейна издавали в Советском Союзе еще несколько раз. Составителями сборников стали все тот же Рыльский, вдова поэта Фейга Семеновна и его сестра Шифра Холоденко. В 1997 году произведения Давида Гофштейна были изданы в Иерусалиме. В городе, где он когда-то участвовал в открытии первого еврейского университета, и куда в 1973 году переехали Фейга Семеновна и Левия. И произведения Гофштейна, и его семья вернулись на Святую землю. Здесь по-прежнему хранят память о тех, кто пал жертвой зла.

Фреди Ротман

Сотрудники проекта «Еврейские герои» работают в архивах стран, находящихся на территории бывшего Советского Союза. Авторы: Невзлин Анна, Ротман Фреди. Их цель – увековечить имена евреев, чей поступок незаслуженно стерся из человеческой памяти. В этой рубрике «Детали» продолжат публиковать рассказы о жизни евреев, чей вклад в цивилизацию и борьбу с различными формами тоталитаризма стал фактом истории. Для контакта с проектом вы можете обратиться на страницу «Еврейские герои» в Facebook , читайте в ТГ @Jewishheroes или отправить письмо на электронную почту [email protected] ∇