Ни мэра, ни войны: как живет Кирьят-Шмона

Люди уехали и так и не вернулись, опустевшие дома заселили дикие звери. И никто не понимает, когда и на какие деньги будут восстанавливать привычный быт. «Детали» побывали в самом северном городе Израиля и познакомились с жителями, которые оставались там всю войну, поддерживали друг друга и выживали вместе.

Хозяйку парикмахерской «Ноа» зовут Ноам: 20 лет назад мастер по вывескам ошибся на одну букву, и решили ничего не менять. А вообще Ноам Авив — репатриантка из бывшего СССР, и имя такое взяла уже в Израиле.

— Я осталась в городе по трем причинам, — объясняет она, заканчивая стричь очередную клиентку. — Во-первых, мой муж помогает пожилым людям, и он просто не мог их бросить. Во-вторых, парикмахерские позакрывались, и на весь город нас теперь только два мастера. И потом, у меня коллекция орхидей, 500 сортов в квартире, и в эвакуацию их не вывезешь.

Раньше в небольшой Кирьят-Шмоне работали 50 парикмахеров. Теперь остались только Нома и еще один мужской мастер. Город почти вымер осенью 2023 года и после прекращения огня так и не ожил снова.

В торгово-деловом квартале напротив автостанции открыт, в лучшем случае, каждый пятый магазин. И это уже прогресс. Недавно, например, заработал мини-маркет, торгующий газетами и крепким алкоголем. Открылось почтовое отделение: до перемирия с «Хизбаллой» почтальоны в Кирьят-Шмоне принимали в бомбоубежище.

Зоомагазин работает раз в неделю. «Битуах леуми» закрыт уже 15 месяцев. А кафе с шаурмой так и не оправилось после прилета ракеты, разбившей витрины.

Один из немногих оставшихся бизнесов — ателье Ирены Маман, единственной в городе швеи, которая всю войну помогала солдатам. На вешалках висит одежда из прошлой жизни. Зеленый костюм дракона к Пуриму, шелковые платья, летние брюки. Все это жители Кирьят-Шмоны сдали Ирене в ремонт еще до 7 октября. Да так и не забрали.

— Бесплатной работы на армию полно. А вот за деньги — нет, — сетует Ирена. — У меня по 2-3 клиента в сутки. Вот принесла женщина три пары штанов подшить, заплатила 60 шекелей. И то, я думаю, это чтобы меня поддержать.

Оставшиеся в городе жители обмениваются новостями в WhatsApp-чате. Открывшиеся бизнесы рассказывают, что работают по несколько часов в день в попытке привлечь хоть каких-то клиентов.

Приказа возвращаться нет. И никто не знает сколько продлится перемирие. Да, машин на улицах, по общему наблюдению, стало больше. Но люди приезжают ненадолго: проверить состояние дома, подать заявление на компенсацию, самые смелые — начать ремонт.

Город пожилых

В панельном доме для малоимущих по улица Оле ХаГордон остались после эвакуации двое жильцов. Оба очень немолодые: больная раком Нира, мама Ирены, и Юрий Гилер, репатриант из Екатеринбурга.

Этот худой, опрятный пожилой мужчина ходит по квартире в темных очках. Дом идеально убран и вычищен. Он всегда был аккуратистом, но тут еще, видимо, и реакция на горе.

Посреди гостиной импровизированный мемориал сыну Славе, убитому на фестивале Nova. Футбольные кубки и медали, а между ними портрет улыбающегося парня. Так его и на могильном памятнике изобразили — с улыбкой. Слава с друзьями пытался вырваться с фестиваля на машине. Там всех пятерых расстреляли террористы.

Юрий не помнит, как начали обстреливать Кирьят-Шмону. После 7 октября он искал сына, обращался, куда только мог, и ему было не до ракет «Хизбаллы».

— Когда пришли три солдата, человек из мэрии и соцработница, я сразу все понял. Если приходят солдаты, значит все, — вздыхает Юрий.

После того визита о пенсионере как будто забыли. 12-октября он похоронил сына в Кармиэле (там у него все друзья) и долго потом не выходил из дома.

— Он сидел в темноте в свитере, ничего не ел. И с каждым днем этот свитер на нем висел все больше и больше. Если бы я ему еды не привозила, не знаю, чем бы все кончилось, — вспоминает Ирена.

Из 25 тысяч довоенного населения в городе осталось 2-2,5 тысячи человек. Примерно половина из них — пенсионеры, считает заммэра Кирьят-Шоны Алекс Карачун. Точнее в муниципалитете не знают, потому что горожане никак не отчитываются в своих перемещениях. Что знают точно — так это то, что соцработников на всех не хватает.

— В обычные дни у нас 20 муниципальных социальных работников. Но значительная часть из них уехала и не вернулась. Ведь это еще не мир, а временное прекращение огня, — объясняет Карачун.

Мэр и большинство городских служащих до сих пор работают, как в разгар боевых действий. Одни в эвакуации, другие просто не принимают. Нет и других социальных служб. Например, тех, что должны обслуживать дом Юрия. Недавно у него сломался бойлер, и починить его обещают только после войны.

Ноам Авив уверена, что доля пенсионеров в городе даже выше, чем называет Алекс Карачун.

— Из тех, кто остались, примерно 70% — это пожилые русскоговорящие. Им объяснили, что тех, кто старше 80 лет, эвакуируют не в гостиницы, а в дома престарелых. А наши люди очень этого боятся, — рассуждает хозяйка парикмахерской.

Не хватает ни муниципальных соцработников, ни специалистов по уходу за пожилыми из коммерческих компаний, которые помогали пенсионерам Кирьят-Шмоны по контракту. В одной из таких фирм работает и муж Ноам, Борис.

— Он у меня сам уже не молодой и с инвалидностью. Собирался на пенсию выходить, когда все началось, — рассказывает она. — Но другие, кто работает с пожилыми, поуезжали, так что он решил остаться. Есть, например, бабушка 82 лет. Она не может под обстрелами сходить в магазин. Другую надо ко врачу отвезти. Как их бросить?

В результате Борис к своим платным подопечным набрал бесплатных. А Ноам начала ему помогать.

— В парикмахерской я работала только до обеда. Потому что потом начинались постоянные обстрелы, люди на улицу уже не ходили, — объясняет она. — Так что после обеда мы ехали в магазины покупать продукты по заявкам. Человек 20 обеспечивали.

Кошки и дикобразы

А еще Ноам с мужем кормят кошек. В городе осталось очень много бездомных животных, опекуны которых уехали в эвакуацию. Когда Кирьят-Шмона опустела, проблема кошек встала остро.

— Мэрия начала закупать корм. Муж брал мешки себе и двоим подопечным пенсионерам, которые тоже кошек кормят, — говорит Ноам. Ухаживает за кошками и Юрий Гилер. А троих котов даже взял себе домой. Но главная по кошкам в Кирьят-Шмоне — Светлана. Она осталась в городе специально ради них. И именно она добилась для бездомных животных муниципального финансирования.

Каждый месяц Светлана берет в мэрии по десять 18-килограммовых мешков корма. Но поскольку она кормит 10 своих кошек и еще 500 бездомных, то одной такой упаковки ей хватает на два дня. Недостающий корм женщина покупает за свой счет.

— Каждый по-своему деньги тратит. Кто мебель покупает, кто — машины. А я кошек кормлю, — объясняет Светлана.

После прекращения огня с «Хизбаллой» кошачьи выплаты прекратились. Почему? Сложно сказать. Люди-то не вернулись. Алекс Карачун тоже не смог объяснить этого «Деталям». Но Светлана рада, что ее перестали штрафовать за кормление кошек. До войны мэрия постоянно накладывала штрафы, потому что считалось, что Светлана не животным помогает, а мусорит.

— Хотя город грязный, запущенный. «Хизбалла» не могла его так угробить, как мэрия, — возмущается Светлана.

Заммэра Алекс Карачун объясняет, что муниципалитет как раз сейчас бросил все силы на уборку. Наняли дополнительных сотрудников, позвали добровольцев. Хочется уже начать восстанавливать разрушенное. Но пока нет никакой уверенности, что обстрелы не начнутся вновь.

Итоги 14 месяцев войны неутешительны. Из семи школ в пять были прямые попадания. Более 10 детских садиков разрушены или повреждены. Пострадали более 1500 домов, из них 400 — от прямых попаданий, такова статистика мэрии.

— Не все попадания до сих пор подсчитаны, — добавляет Карачун. — По нам часто стреляли противотанковыми ракетами, на которые тревога не срабатывает. Люди приезжают проведать свои дома и квартиры и только на месте узнают, что были попадания.

Здания пострадали и от того, что в них год никто не жил. Сгнившие трубы, испорченная проводка. Во многих домах завелись мыши, крысы и даже дикобразы. Последние — особая проблема, объясняет Карачун, потому что речь идет об охраняемом виде. Чтобы избавиться от дикобраза, горожанам приходится за свой счет вызывать специального человека. Мэрия такими вещами не занимается.

Горожане жалуются на проблемы с компенсациями за поврежденные дома. Им постоянно пытаются дать меньше денег, чем реально стоили поврежденные стены, крыши и окна. По словам заммэра, у муниципалитета ровно те же проблемы.

— Нам постоянно предлагают меньшие суммы. Там, где надо 300 тысяч, дают 100 тысяч, — жалуется Карачун. — Там, где улица разрушена гусеницами тяжелой техники, и вовсе пытаются отказать в компенсации. «Ведь это не от ракет», говорят они. А мне надо чинить дорогу. В каждом случае приходится спорить, доказывать. Мы обращались в правительство, в кнессет. Но там давят на то, что эта война и так очень дорого обходится. Пока мы еще ни за что компенсации не получили.

Потери от 15 месяцев отсутствия нормальной жизни, увы, не ограничиваются трубами и асфальтом. Многие дети с севера все это время оставались без нормальной учебы. Разбросанные по всей стране и попавшие в новые школы. Или, как младший сын Ирены, учившиеся все это время дистанционно.

— Ребенок у меня в 8 классе. Так они экзамены за 7-й сдавали. За столько месяцев в зуме все очень отстали от программы, — признается Ирена.

Почувствовать войну

— А чего мне уезжать, я 25 лет на войне. Пока тут «Катюши» летают, сижу, кофе пью, — улыбается Римон, сухонький мужчина в лыжной шапке.

В его мини-маркете наряжена елка. А сам он болтает с прохожими на улице, усаживает за столик и угощает крепким кофе в крошечных бумажных стаканчиках. Римон — христианин, ливанец, бывший боец ЦАДАЛа — Армии Южного Ливана. Эти формирования сражались на стороне Израиля. В 2000 году солдат и офицеров вывезли из Ливана, дали гражданство, но так и не обеспечили им нормальную жизнь.

— У нас в районе Кирьят-Шмоны их около 1000 живет, если считать с семьями. Квартир им не дали. Они воевали за Израиль и оставили в Ливане все. У Римона, например, был крупный торговый бизнес, — рассказывает Амнон Лое из кибуца Амир.

Амнон — гид, историк израильского сельского хозяйства и добровольный защитник прав этнических меньшинств на севере. Он помогает добиваться положенного от государства бывшим ливанским солдатам, алавитам, сирийским друзам.

— Я стал заниматься этим 11 лет назад, когда один журналист рассказал о семье, живущей в палатке в Кирьят-Шмоне. Муж — бывший боец ЦАДАЛа, жена онкобольная, — вспоминает Амнон. — Я не верил, что так может быть. Приехал, увидел и уже не мог оставаться в стороне. Им по 60-65 лет. Из которых они 20-30 воевали за Израиль. У них нет профессий. И им сложно добиться помощи от государства.

Многие бойцы ЦАДАЛа отправили в эвакуацию жен и детей, а сами остались тут, как Римон. Не все это сделали от воинского бесстрашия.

— Некоторые работают на заводах в кибуцах и опасаются, что если уедут на год, то потеряют работу, — констатирует Амнон.

Хорошо тем из них, кто занимается ремонтами. У этих сейчас стало много заказов. Люди на Севере постепенно ремонтируют пострадавшие дома. И такой работы явно хватит надолго.

Туризм, которым занимается Амнон, после начала перемирия тоже понемногу возвращается. По субботам уже приезжают жители центра страны, гуляют по горам, слушают лекции Амнона об израильской природе.

В 2006 году, после Второй Ливанской, он начал даже водить специальные туры по пострадавшим от войны местам. Жители Тель-Авива и Иерусалима, которых тогда боевые действия не затронули, приезжали посмотреть разрушения, увидеть разбитые дома и почувствовать, какой ценой далась Северу война.

— Сейчас такие туры израильтянам не нужны. Вся страна ощутила войну на себе, — рассуждает Амнон. — Но, возможно, стоило бы показать все, что здесь произошло, иностранцам. Когда ты сидишь на удобном стуле и пьешь кофе с молоком и пирожным, очень удобно придерживаться общей моды и не замечать, как много месяцев обстреливали Израиль. А потом идти на митинг с плакатом про реку и море, не понимая, что это за море и что за река.

Грустно без солдат

Мирная жизнь в Кирьят-Шмоне так и не наступила. Но военная тоже кончилась. Клодин Фартук скучает по солдатам, которым помогала дольше года и к которым очень привязалась.

Клодин вышла замуж в 16 лет и родила 9 детей. Сейчас у нее 17 внуков. Один из них недавно женился, а тут и до правнуков недалеко. Дети — смысл жизни. Сыновья в войну оставались работать в городе, и Клодин решила тоже никуда не уезжать и кормить их обедами.

В двух шагах от ее дома — йешива, где в начале войны разместили солдат. Не было там ни душевых, ни стиральных машин. Вот Клодин и позвала их мыться и стираться в свой большой дом. А потом постепенно начала кормить.

Она издавна привыкла готовить помногу. И семья большая, и гостей много. И подрабатывала тем, что делала марокканскую еду на бар-мицвы и прочие праздники. Так что готовить солдатам по 60, по 70, по 80 порций ей было не привыкать.

— Сегодня «Голани» покормлю, завтра — военных инженеров, послезавтра — пехотинцев, — вспоминает Клодин. — Обычно я сплю до 7-8 часов. Но пока не началось перемирие, вставала каждый день в 3 утра.

Кухня в доме самая обычная: стандартная семейная плита и духовка. Так что готовка всегда происходила в несколько очередей. К 8-9 утра все было готово. Целый час требовался, чтобы разложить порции, загрузить в пенсионерскую электромашинку и отвезти бойцам.

Острая матбуха, домашний хлеб, по пятницам — халы. Обычная еда для солдат обходилась Клодин в 200-400 шекелей в сутки. А если готовила рыбу или курицу, то уже 600-700. На Хануку пенсионерка старалась особенно. В прошлом году готовила по 100 пончиков в день. В этот раз готовить уже не пришлось.

— Мужа не стало 3 года назад, и жизнь сделалась пустая. Но когда надо было кормить солдат, некогда было плакать, глядя на фотографии, — признается Клодин. — А сейчас я часто плачу.

На стене и правда много фото: свадьба, дети и покойный муж Гиора Фартук, старичок с добрым лицом. Конечно, портреты сефардских раввинов, как положено в марокканском доме.

— У меня благословение сильное. 60 солдат заходили в Ливан. Я их благословила — все вернулись целые, — рассказывает хозяйка дома.

Самой Клодин тоже везет. Как-то возле дома взорвался реактивный снаряд. И она чудом успела выйти буквально пятью минутами ранее. А сыновья уже починили двор и заборчик. Они у нее выросли работящие.

Никита Аронов, «Детали» ∇

Фото: Гиль Элиягу