На мгновение мы поверили, но, как обычно бывает с Нетаниягу, это быстро прошло

На мгновение мы были как во сне. На мгновение нам показался тот красивый, совершенный Израиль, о котором мы мечтали: сильный и миролюбивый, священно почитающий жизнь, устремленный в будущее, которого обнимают с любовью самые важные страны мира, — но прежде всего объединенный до такой степени, что с оппозиционных скамей раздаются аплодисменты премьер-министру, которого всего несколько дней назад клялись свергнуть; сплоченный настолько, что лидер оппозиции получает овации даже от министров правительства.

На мгновение нам показался Израиль совершенно иным, чем он был ровно два года назад по еврейскому календарю. Пятьдесят лет и один день после войны Йом-Кипур — по григорианскому. На мгновение мы испытали духовный подъем, какого еще не было, — ровно через два года после падения, какого еще не бывало.

Два года — это срок, который не стирается из памяти, но давайте попробуем хоть на мгновение вспомнить то утро. Как мы сидели перед экранами, глядя с ужасом на происходящее сквозь щели между пальцами, которыми пытались заслонить глаза, широко раскрытые от изумления и ярости. Глаза видят — и не видят того, что сознание отказывается постичь.

А те — то есть мы, большинство из нас — еще были счастливчиками.
В других местах люди сражались за жизнь, пока не умирали; были вынуждены смотреть на сцены ужасов, страшнее любого кошмара, пока сами не были убиты. Да, трудно вспоминать картины того утра, перешедшего в полдень и вечер — без надежды на спасение на горизонте. Трудно, но необходимо.

Вторые круги

Почему необходимо помнить? Чтобы сказать себе: радость и гордость, которые мы испытали на краткий миг — какими бы подлинными они ни были (а они были, еще как!), — прорастают из скорби. В лучшем случае это попытка исправить часть крушения. Как у человека, тяжело раненого, чья жизнь висела на волоске, но вдруг выяснилось: он сможет ходить. Да, только на костылях, но все-таки на собственных ногах.

Даже вчера, в разгар эйфории, почти все — от почетных ораторов до последних репортеров — напоминали о страшной цене. Чаще говорили о цене, которую заплатили бойцы — телом и душой. Но не стоит забывать: всему этому предшествовала бойня, подобной которой мы не знали со времен, предшествовавших созданию Государства Израиль.

Помнить нужно дважды. Во-первых, потому что мы до сих пор не получили ясных ответов, что именно произошло. Мы видели лишь частичные расследования, выборочные публикации, битву версий между политиками в мундире и политиками в костюмах.

Может быть, правда не принесет облегчения, но хотя бы даст понимание — что именно происходило над нашими головами и у нас под носом, пока мы не знали. В то время как мы занимались судьбоносными вопросами вроде того, состоятся ли публичные танцы с Торой в Тель-Авиве с разрешения Верховного суда, и если да — не станут ли они новой ареной конфликта между лагерями, как молитва Коль Нидрей на площади Дизенгоф меньше чем за две недели до того.

Вспомните, чем мы были заняты — именно это было в центре общественного внимания вечером накануне Симхат Тора. Мы поднимали бокалы, надеялись на лучшее, строили планы возвращения к будням после месяца праздников — и вместо возвращения к нормальной жизни получили возвращение к Шоа.

И после всех этих оговорок — вчера был по-настоящему редкий день: объятия, которых мы так ждали, слезы счастья вместо слез тревоги, отчаяния и боли. От площади Заложников до самых окраин страны, от вертолетов, круживших над городом — на этот раз не чтобы доставлять раненых с юга.

Нам бы и этих картин хватило, но было нечто еще — нечто, что поднимало дух: шорох крыльев истории, заглушивший даже рев вертолетных лопастей. Вот Трамп приземляется, вот объявление, что Нетаниягу летит с ним в Шарм-эш-Шейх, вот мы еще протираем глаза от удивления — и уже слышим новости о грядущем визите президента Индонезии, крупнейшей мусульманской страны мира.

От избытка мечтаний о золотых пляжах Бали под кокосами мы не заметили, как из-за радости единства, сплотившего нас на этот редкий миг, ослепли и не увидели очевидного.

Как в дерби, когда в 90-й минуте забивают победный гол, но через мгновение автоматическая система его отменяет — и вот уже этот совершенный миг распадается на мелкие монеты отчаяния. Вдруг премьер-министр отменяет поездку «из-за праздника», хотя ультраортодоксальные фракции поспешили уточнить: никто к нему с такой просьбой не обращался.

Вдруг в списке почетных гостей, который председатель Кнессета читает вслух, — длинном, как дни плена, — не оказывается двух имен. Вдруг понимаешь: пока мы обнимались, кто-то тихо вытащил у нас кошелек из кармана.

Настоящий Нетаниягу

У противников Нетаниягу, а возможно, и у части его сторонников, голосующих за него несмотря на оговорки, есть некая фантазия о «настоящем Нетаниягу» — о блестящем лидере, который вдруг появится и сделает правильный шаг ради народа Израиля.

Те, кто держится за эту надежду, опираются на примеры из его прошлого — от речи в Бар-Илане до сокращения детских пособий, когда он был министром финансов в правительстве Шарона и стал, вопреки ожиданиям, главным двигателем занятости в ультраортодоксальном секторе.

Проблема в том, что Нетаниягу делает правильное только тогда, когда то, что правильно для Израиля, совпадает с тем, что выгодно лично ему.
Последние недели, в течение которых ему приходилось балансировать над пропастью между воинственными заявлениями и мирным планом Трампа, были посвящены не укреплению израильских позиций в соглашении (спойлер: таких пунктов там нет), а главным образом координации пиара — чтобы представить сделку как абсолютную победу. Даже шоу, где Трамп смотрит ему прямо в глаза и говорит, как тяжело тот вел переговоры, — было тщательно срежиссировано до последней детали.

Именно этим занимались представители Израиля в контактах с администрацией США. Эффективный механизм контроля на переходе Рафиах? Не морочьте голову: что это по сравнению с постановкой визита Трампа, который должен освятить сделку, ранее самим Нетаниягу отвергнутую как «капитуляцию»?

Трамп — предприниматель по натуре. А предприниматели умеют сплачивать людей вокруг общей мечты. Так он видит ривьеру на побережье Газы — там, где не осталось камня на камне. На мгновение и мы поддались его видению, хотя когда-то пробовали сформулировать подобное сами — с другим президентом, Клинтоном.

Мы пробовали, пока не поняли: на Ближнем Востоке не действует принцип, на котором строится вся западная логика — стремление к лучшему будущему для своих детей.

В одном месте мечтают об университетах, в другом — о мечетях. Здесь хотят, чтобы сын стал врачом, а дочь — инженером; там хотят, чтобы сын стал шахидом, а дочь — вдовой шахида. Это удручает, это угнетает (еще сильнее — когда видишь, как и на периферии израильского общества выросло меньшинство, обожествляющее смерть, пусть даже под лозунгом «вечность»). Но, по крайней мере, это заставляет смотреть в будущее трезво.

Нация в режиме «шатдаун»

Вопреки распространенному мнению «мечтательного левого лагеря», который на деле ничем не отличается от «воинственного правого» (один поклоняется «землям» во имя мифов, другой танцует вокруг золотого тельца с надписью «мир»), «Start-Up Nation», которой мы были еще несколько лет назад, была лишь побочным эффектом того, что мы повернулись внутрь себя после великого отрезвления от иллюзии Осло, где-то в конце сентября 2000-го.

Если сжать эту философию в одну фразу, она будет звучать так: «Ладно, мира тут все равно не будет, зато хотя бы сделаем экзит и будем жить — одной ногой здесь, другой там».

Не случайно это общество, возможно впервые со времен убийства Ицхака Рабина, объединилось не вокруг мирного процесса, а лишь тогда, когда затронули судебную систему — будь то из страха за судьбу демократии или из страха потерять гегемонию (скорее всего, и то и другое).

И все же, несмотря на горький опыт, несмотря на то, что нам понадобился миг, чтобы снова позволить слову «мир» коснуться барабанных перепонок, мы надеялись, что Трамп сумеет там, где многие достойные потерпели поражение.

Кто знает, — шептали мы друг другу, — может, именно его холодный деловой подход, который видит общие политико-экономические интересы от Анкары до Дохи (и при этом позволяет друзьям заработать пару миллиардов), сумеет изменить правила игры?

Маловерные, но готовые играть, мы встали на линию старта — подпитываемые болью и скорбью, что принесла война последних двух лет. Поэтому на этот редкий миг нам удалось увидеть рассвет нового дня, пробивающийся сквозь туман над горизонтом.

В те полчаса, что отделяли запланированную поездку премьер-министра на саммит в Египет — откуда он должен был вернуться с президентом Индонезии как с трофеем, — мы позволили себе поверить.

Поверить, что возможна иная реальность. Поверить, что существует «настоящий Нетаниягу». Это было как увидеть школьную любовь и вспомнить, какими юными и наивными мы были когда-то.

Так на мгновение мир прошёл мимо нас, а мы не заметили, как, пока нас звали: «Смотрите, история творится!» — кто-то уже позаботился, чтобы глава Верховного суда и юридический советник правительства не были приглашены на церемонию. Цинизм доведен до совершенства. На мгновение мы поверили.
И потому этим утром проснулись немного растерянными: не понимая, радоваться ли тому, что сердце еще способно верить, или печалиться, что, как и большинство любовей, эта тоже кончилась разбитым сердцем.

Нир Кипнис, Walla

Фото: Ноам Москович, кнессет