На фоне борьбы за наследие — три свидетельства о Рабине

С момента убийства Ицхака Рабина в Израиле продолжается общественная борьба — между теми, кто стремится увековечить главное политическое убийство в истории страны, и теми, кто пытается его отрицать или вытеснить. Стоит помнить, что почти половина израильтян сегодня — младше 30 лет, то есть они родились после убийства, и их знания о нем ограничиваются тем, что они читали или слышали.

На этом фоне стоит напомнить, что сразу после убийства начали распространяться безумные конспирологические теории: будто Рабина не убили на площади, а в машине по пути в больницу; будто его убили уже в самой больнице «Ихилов»; будто это была операция ШАБАКа, направленная на то, чтобы очернить правых; будто Рабина убил вовсе не Игаль Амир, а Шимон Перес — и так далее, бесконечные абсурдные версии.

Несколько лет назад я провел интервью со Шломо Хар-Ноем, бывшим командиром подразделения по охране высших должностных лиц в ШАБАК, назначенным восстановить это подразделение после убийства. Ознакомившись со всеми материалами — открытыми и секретными, — Хар-Ной пришел к однозначному выводу: ни одна из альтернативных теорий не выдерживает критики, и никаких скрытых деталей, способных изменить общую картину, не существует.

Тем не менее, согласно исследованию профессора Йорама Пери, политического социолога Тель-авивского университета, проведенному двадцать лет спустя после убийства, лишь чуть больше 60% еврейского населения верят, что Игаль Амир действительно был убийцей. Среди национально-религиозных израильтян более половины опрошенных решительно утверждали, что Амир не убийца.

Иными словами, нарратив, отрицающий политическую природу убийства премьер-министра, постепенно вытесняет усилия по его увековечению.

Но в борьбе между теми, кто хочет помнить убийство, и теми, кто хочет его отрицать, в общественной памяти стирается образ самого Рабина — человека и лидера. В интервью, которые я проводил в последние годы с людьми, близко знавшими Рабина, вырисовываются менее известные черты его личности и лидерства.

«Бойцы на передовой видели собственными глазами не только славу победы, но и её цену; и я знаю, что ужасная цена, заплаченная врагом, также глубоко тронула сердца многих из них». Эти слова — из речи Рабина на горе Скопус в Иерусалиме вскоре после Шестидневной войны.

Победа со смешанными чувствами

Несколько лет назад, незадолго до его смерти в 2021 году, я встретился с Мореле (Мордехаем) Бар-Оном — историком и бывшим начальником отдела воспитательной работы ЦАХАЛа, чтобы поговорить о мифе Давида и Голиафа — соотношении сил во время Войны за независимость. Бар-Он, выдающийся интеллектуал и человек книги, известен тем, что написал речь, произнесенную начальником Генштаба Рабином на горе Скопус через неделю после окончания войны 1967 года. Эта речь тогда вызвала широкий общественный резонанс: щедрость и сдержанность её тона были почти немыслимы на фоне эйфории победы.

Бар-Он писал: «Бойцы на передовых позициях видели собственными глазами не только славу победы, но и ее цену… И я знаю, что ужасная цена, заплаченная врагом, глубоко тронула сердца многих из них. Возможно, еврейский народ не воспитан и не привык ощущать радость завоевания и победы. Поэтому все воспринимается со смешанными чувствами…».

В конце интервью, когда я уже выключил диктофон, я сказал Бар-Ону: «В конце концов, возможно, больше, чем ваши книги и исследования, запомнится именно эта речь».

Он ответил серьезно: «Прежде всего, если бы эту речь произнес я, никто бы ее не запомнил. Ее запомнили, потому что произнес ее Рабин. А во-вторых, хоть я и написал текст, это было по его указанию».

— Какое было указание? — спросил я. «Он сказал всего две слова: “Добавь мораль!”».

«Я хочу использовать этот имидж силы»

Писатель Хаим Беэр часто бывал у Рабина, особенно в период его «политической пустыни» между двумя каденциями премьерства. После начала Процесса Осло Беэр попросил у Рабина личного объяснения: почему он решил пойти на путь примирения с палестинцами.

«Он сказал: спрашивай все, что хочешь, я отвечу с полной откровенностью. Но у меня просьба — не делай записей и не публикуй ничего, пока я жив.

Я спросил: ты ведь известен как “ястреб”, человек, который говорил “сломать им кости”, представитель активистского лагеря партии “Авода”. Как ты идешь на мирные соглашения?

Он ответил: “Смотри, я знаю армию и ее настоящие возможности. Не уверен, что она выдержит массированную атаку, но у нее есть имидж очень сильной армии. Я хочу использовать этот имидж сейчас. Это как бизнесмен, который ездит на роскошной машине, чтобы казаться богатым, хотя банк не всегда это подтверждает. Я хочу использовать этот имидж силы, то, как нас воспринимает другая сторона, чтобы добиться максимальных преимуществ в переговорах”.

Я понял, что он намекал, в частности, на Димону и ядерное сдерживание. И это произвело на меня огромное впечатление — он не прятался за риторику “мы — сильнейшая армия на Ближнем Востоке”, а говорил трезво и прагматично».

«Если будет 25 погибших — я уйду в отставку»

Амос Эран, генеральный директор канцелярии премьер-министра во время операции в Энтеббе, рассказал:

«В субботу утром, накануне операции, Рабин сказал мне прийти к нему домой в Рамат-Авив и подготовить проект решения правительства. Когда я пришел, он стоял у двери и сказал: “Я не спал всю ночь. Тяжело отправлять 200 бойцов на освобождение 105 заложников без пути назад. Если все пойдет не так — возврата нет. Полет на 4000 километров, семь часов. Но я решил: операция состоится, заседание правительства — в десять. Позвони каждому министру, пусть каждый выскажет позицию”.

У лифта он добавил: “Амос, подготовь также письмо об отставке. Если операция провалится — я подам его завтра”.

Я был поражен. Спросил его: “Как ты оцениваешь шансы?” — “Пятьдесят на пятьдесят. Может просто не повезти”. “А по какому критерию оценишь провал?” — спросил я. Он ответил: “Если будет 25 погибших — это провал. И я уйду в отставку”».

Этот текст — выдержка из эпизода «Наследие Рабина или наследие убийства Рабина» подкаста «Священные коровы — израильские мифы».

Изхар Беэр, «ХаАрец«

Фото: Haim Zach_GPO