«Мы хотим быть жертвами». Россия выдумает свой геноцид

В начале сентября 2024 года в российской Общественной палате прошло обсуждение законопроекта об увековечении жертв «геноцида советского народа». В комментарии для национального Центра исторической памяти при президенте РФ заместитель директора Института российской истории РАН Сергей Журавлев сказал:

«Сегодня в мире бесспорным преступлением Гитлера <…> признан геноцид евреев — Холокост, в ходе которого было уничтожено порядка 6 миллионов советских евреев. На самом деле большинство граждан СССР в то время своей главной идентификацией считали принадлежность к единому советскому народу. Поэтому есть все основания говорить о том, что и Холокост был частью более общего геноцида — геноцида в отношении советского народа».

Что стоит за этим и почему российское государство увлеклось искажением Холокоста, вовлекая в это профессиональных историков, – в статье историка Холокоста и кандидата политических наук Константина Пахалюка. В 2010 – начале 2020-х годов он работал в Российском военно-историческом обществе, близком к Администрации Президента, выступая против этого «идеологического нововведения». В марте 2022 года это стало одним из аргументом для его увольнения, а спустя два года Константина Пахалюка признали «иностранным агентом».

История как рентный ресурс

Российское государство примерно с середины 2000-х годов начало проявлять повышенный интерес к истории. Почему? Ответ прост. Политики всегда нуждаются в ценностном языке, а обращение к прошлому очень удобно: можно говорить о чем угодно и не брать обязательств. После массовых протестов 2011–2012 годов власти решили: пусть в публичном поле обсуждаются не вопросы развития, экономики, социальной сферы, а культура, история и религия. Пусть россияне все больше спорят о Сталине, возмущаются танцами Pussy Riot в храме или тем, что кто-то там, на Западе, сказал «не то» о российской истории. Другими словами, пусть в их поле зрения будет побольше «общих вопросов», не касающихся их жизни непосредственно.

Вокруг этого и выстраивалась политика памяти, в которой участвовали около 20 разных ведомств и специально созданных организаций. В их оптике ситуация была иной. Одни политики в обращении к прошлому видели способ заявить публично собственную значимость, показать, что они не просто чиновники и руководители, а настоящие государственные деятели, опирающиеся на «тысячелетнюю традицию». Для других история превращалась в способ извлечения прибыли, в виде бюджетных потоков на ее «защиту».

На пути к геноциду

Появление нарратива о «геноциде советского народа» связано с двумя организациями, подчиненными разным управлениям Администрации Президента. Первая – «Поисковое движение России» Елены Цунаевой, задача которого была, без сомнения, благородной: на местах боев находить останки солдат и организовывать их перезахоронение. Захоронения гражданских лиц не относятся к их сфере ответственности, а значит, появляется соблазн изменить ситуацию и привлечь дополнительные бюджеты. Так в 2018 году появился проект «Без срока давности».

Вторая организация – Фонд «Историческая память» Александра Дюкова, который был создан еще в 2008 году для ведения «войн памяти» в Восточной Европе и дискредитации всех, кто пытается героизировать бывших коллаборационистов. Собственную полезность надо доказывать чиновникам, а поскольку они прохладно относятся к науке и просвещению, то нужны громкие изобличающие кампании.

Рубежом стал 2019 год, когда ПАСЕ приняла декларацию в память о пакте Молотова-Риббентропа, заявив, что сталинский и гитлеровский режимы несут ответственность за развязывание Второй мировой. Поскольку декларацию приняли с подачи польских депутатов, Путин выступил с известной речью, где выставил межвоенную Польшу разжигателем мировой войны.

«Мы главная жертва»

На этом фоне образ «геноцида советского народа» получил поддержку. Как мне объяснял высокопоставленный чиновник из Администрации Президента:

«Нас обвиняют в равной ответственности за Вторую мировую, хотя мы страна-победитель. Евреев никто не обвиняет, поскольку они жертвы. Потому и мы должны представить себя главными жертвами».

Я оставлю читателю возможность самому проникнуться «логикой» этого заявления.

Казалось бы, что мешало рассказывать об ужасах оккупации, трагедиях тех же сожженных деревень или военнопленных? Ведь людей прежде всего цепляют истории и образы! Но это сложнее, нежели заниматься пропагандой. «Геноцид советского народа» очень быстро превратился в очередной рентный ресурс целой кучи организаций и ведомств, включая силовиков. СМИ дали указания рассказывать о любых нацистских преступлениях на территории СССР как о геноциде. Поисковое движение начало раскопки. На их основе следственный комитет заводил дела о «геноциде». Все это также имело медийную подсветку. Конечно, были и полезные вещи: например, массовая публикация документов об оккупации из центральных и региональных архивов. Научное сообщество, увидев деньги, в массе ограничилось кулуарным бурчанием.

• Читайте также: 
• Как и почему Россия стала отрицателем Холокоста. Часть 1: «Без срока давности»
• «Старики управляют миром». Это потому что власть — наркотик?
• Долгое падение. 10 лет назад в России разгромили музей лагеря Пермь-36

Понимали ли чиновники нелепость «геноцида советского народа»? Как человек, вовлеченный во внутренние обсуждения, скажу прямо: да. Смущали их две вещи. Первая: реальность существования советского народа. Вторая: не хотели обижать евреев, чтобы не попасть в число отрицателей Холокоста. В 2010-е годы российская власть активно эксплуатировала еврейскую трагедию для «войн памяти» в Восточной Европе, и отказываться от этого «ресурса» не хотела.

После начала полномасштабной агрессии против Украины в 2022 году, обернувшейся затяжной и уже конвенциональной войной, тема «геноцида советского народа» оказалась востребована вдвойне. В условиях неудач этот образ нужен, чтобы россияне считали себя историческими жертвами, окруженными врагами. Плюс можно играть и на совсем уже абстрактных параллелях: «Тогда против нас устроили геноцид советского народа, а сейчас мы предотвращаем геноцид русских на Донбассе». Более того, в новых условиях отношения с Израилем для России не играют особой значимости, а значит, нет смысла заниматься «защитой Холокоста».

Внутри России трагедия евреев инкорпорируется в состав «геноцида советского народа», на внешнем поле, наоборот, понятие Холокоста трактуется как не относящееся только к евреям. Смысл таких риторических упражнений довольно прост: провокация, конкуренциях жертв, мифологизация истории и воспитание у россиян чувства жертв.

Не только пропаганда

Несомненно, нарратив о «геноциде советского народа» – это пропаганда. Однако она работает. Почему?

Во-первых, общая привычка любое массовое насилие называть «геноцидом».

Во-вторых, нечувствительность многих российских интеллектуалов к теме массового насилия и непонимание соответствующих академических дискуссий за рубежом. Так, если обращаться к Конвенции ООН 1948 года, то геноцид определяется как намеренное полное или частичное уничтожение народа как такового (as such). Поскольку понятие «народа» довольно смутное, то «расовые, религиозные, этнические и национальные группы» – это указание на то, как конструируются народы. Если доминируют экономические или политические причины, то перед нами тоже ужасные преступления, но не геноцид. Можно использовать понятие «преступление против человечности». Или говорить об «актах геноцида» (если масштаб ограничен, как в Сребренице).

В-третьих, в России всегда были проблемы с увековечением жертв нацистских преступлений. Образ тотального террора существует, понимание того, что за ним стояло – смутное. Ситуация постепенно менялась с 1990-х годов. Благодаря еврейским организациям (ФЕОР, РЕК, Центр «Холокост») установили более сотни памятников на местах расстрелов евреев, создали музей. В отдельных регионах, как Смоленск и Тула, уже местные музейщики в середине 2010-х годов включали историю Холокоста в состав постоянных экспозиций. В середине 2010-х годов государство вложилось в прославление Александра Печерского и, в принципе, благосклонно относилось к мероприятиям к 27 января.

Удивительное другое: в отношении других групп жертв нацизма аналогичной по масштабу работы не велось. Что там цыгане или лица с инвалидностью – во многом игнорировались и военнопленные, и жители сожженных деревень. Никто так и не написал книги на тему «Нацисты и русские», чтобы разобраться в ситуации. Собственная беспамятность теперь развернута против сторонников сохранения памяти о Холокосте: «Вы тут со своими евреями носитесь, а страдали все».

Уроки для Израиля

Во-первых, с авторитарными лидерами лучше не разговаривать о Холокосте. Сегодня они признают трагедию евреев, а завтра – искажают. Можно одновременно печалиться о судьбах евреев и отпускать антисемитские заявления (как Лавров, говоря о еврейских корнях Гитлера). «Геноцид советского народа» нужен политически, и пока российско-украинская война идет, его будут продвигать. Это не значит, что не надо разоблачать исторические глупости и некомпетентность, но основная «линия обороны» проходит сейчас через научное сообщество: насколько профессионалы будут вовлечены в поддержку этой идеологической линии.

Во-вторых, противники памяти о Холокосте в России намеренно эксплуатируют образ тотального террора на оккупированных территориях. Соответственно ключевой вопрос: как увековечивать разные группы жертв. Затрудняется это недостатком научных работ и отсутствием детального понимания стратегии нацистов в отношении славян. Поддержка таких исследований и связанных с ними публичных проектов стала бы для Израиля инструментом «мягкой силы», по крайней мере, в послевоенное время.

В-третьих, история войны уходит в прошлое, она все менее эмоционально воспринимается новыми поколениями. Потому необходимо со всей серьезностью поставить вопрос: «Что значимого для себя не-евреи могут извлечь из истории Холокоста?».

Так, в России история Александра Печерского приобрела известность, потому что она – про очень посредственного человека, который в сложных условиях совершил подвиг. Многие левые и либералы увлеклись Холокостом благодаря Ханне Арендт, поскольку эта тема позволила глубже понять тоталитаризм, обсудить темы вины и ответственности. После 24 февраля 2022 года эти дискуссии вышли на первый план в антивоенной риторике, а потому, устроив ответные гонения, власти ударили и по Холокосту: слишком уж очевидны бросающиеся в глаза параллели.

Работая в Российском военно-историческом обществе, я примерно с 2018 года намеренно продвигал тему Холокоста ввиду простых соображений: Россия очень разнообразна культурно и социально, а потому, если рассказ о еврейской трагедии заставляет сочувствовать жертве, то это ведет к росту эмоционального интеллекта, а значит, умению понимать другого, «инакового», не такого, как ты. Отсюда и восприятие нацизма – это не про осуждение «плохих парней, которые завоевывали страны и убивали евреев», а про неприятие того мировоззрения, где агрессия, милитаризм и преследование инаковости считаются допустимыми.

И последнее. В Израиле довольно распространены опасения, что сопоставление с другими геноцидами или массовыми преступлениями принижает уникальность Холокоста. Право, этим дискуссиям уже не одно десятилетие. В науке сравнение – это один из базовых методов, главное, чтобы «сравнивать» не превращалось в «уравнивать». В публичном поле параллели, да, используются, мягко говоря, провокаторами. Но достойный ответ: научиться говорить о разных трагедиях, подчеркивая и сходство, и различие. Это сложнее, это не пропаганда, но, ей-Богу, такой подход куда полезнее, если цель в том, чтобы соучастники культурной работы учились понимать и принимать другого.

Константин Пахалюк, историк Холокоста – специально для сайта «Детали».
На фото: подписание пакта Молотова-Риббентропа. Фото: AP∇