Митинги протеста в Москве этим летом - как напоминание о событиях тридцатилетней давности: самые первые массовые акции в Москве начались весной и летом 1989 года. Они стали предвестниками путча 19 августа 1991 года, вскоре после которого распался СССР.
Лично для меня участие в тех массовых протестах 1989 года в Москве началось с площади около стадиона «Олимпийский», на Проспекте Мира. Там собрался один из самых первых официально разрешенных митингов, что само по себе казалось чудом.
Мы ждали перемен
Людей собралось, по нынешним меркам, не очень много, человек четыреста, может - пятьсот. Да и ничего особо протестного в том митинге не было, разве что впервые было сказано о событиях в Новочеркасске (где в 1962 году был расстрелян митинг рабочих, восставших против советской власти). И ещё запомнился представитель Моссовета, судя по всему - гебешник, очень интеллигентно говоривший об опасности охлократии (власть толпы, в переводе с греческого). Этот умный термин впоследствии часто доводилось слышать из уст тех, в чьих руках была власть...
Это уже было началом перемен, но пока еще очень незаметных - даже «Московские Новости» не рискнули опубликовать заметку о разрешенном митинге. Которую я как раз и написал, по просьбе организаторов, благо тогда же начинал пробовать свои силы в журналистике, и передал товарищу, работавшему в этой газете.
Ирония была в том, что первые проблески будущих разрешенных, да и нелегальных митингов, начинались как раз с газетных стендов этой самой МН. Еще с 1987 года в ней, в рамках политики гласности, стали открыто писать о разных доселе запрещенных вещах – и у стенда близ редакции, собирался народ: почитать наклеенные на него полосы свежего номера и обсудить. Так возникла одна из первых в стране свободная дискуссионная площадка. Ежедневно там крутился и я, активно дебатируя с другими трудящимися. Потом участники дискуссий плавно перемещались на Пушкинскую площадь, где по субботам и воскресеньям организовывались стихийные немногочисленные митинги – их то разгоняли, то разрешали.
Однако в преддверии открытия Первого съезда народных депутатов в 1989 года оппозиция впервые попробовала организовать масштабный несанкционированный митинг недалеко от Лужников. До последнего момента оставалось неясным, как отреагирует власть, тем более, что на митинг пришло довольно много журналистов.
Но как только в руках организаторов появились мегафоны, тут же из заранее подогнанных автозаков выскочили милиционеры и стали беспорядочно хватать людей и заталкивать фургоны. Кто-то шел спокойно, а тех, кто сопротивлялся, «принимали» весьма жестко, периодически применяя дубинки (позднее их прозовут «демократизаторами» и волоча по асфальту.
Это был первый, но не последний увиденный мною жесткий, силовой разгон митинга. До этого можно было видеть разве что, как милиция не разгоняет, но усмиряет футбольных болельщиков на матчах «Спартака» - но там никого не хватали подобным образом. Может, потому и разрешили проводить митинги в период Первого Съезда народных депутатов именно в Лужниках, что у тамошней милиции был уже опыт подавления массовых беспорядков?
Иногда кажется, что за тридцать лет методы московских властей не шибко изменились. Помнится, как запрет проводить митинг в Парке культуры и отдыха (ЦПКИО) они объяснили проведением там в то же время Дня Чая. А сегодня, когда хотят отвлечь народ от митинга на проспекте Сахарова, в Парке культуры организовывают концерт с участием группы «ЧайФ».
"А у нас еще здесь дела"
По-настоящему массовые митинги начались с открытия Первого сьезда народных депутатов. Признаюсь, я тоже приложил к этому руку.
Когда образовалась так называемая Межрегиональная депутатская группа (МДГ), в которую вошли Ельцин, Сахаров, Афанасьев, Попов и другие известные люди, кто-то из них позвонил мне и попросил прийти на следующее утро ко входу в гостиницу «Россия», где жили депутаты, чтобы помочь расклеить листовки.
У входа в здание меня встретил мужчина лет сорока, в очках, но крепкого телосложения и настроенный довольно решительно. Он деловито достал из кейса ножницы, клейкую ленту и машинописные листы с призывом на собрание, которые мы стали расклеивать на колоннах гостиницы в фойе. А когда к нам подошли люди в штатском, поинтересоваться, что это мы делаем, он показал им удостоверение помощника депутата Сахарова, и сказал, что распространяет официальное объявление о встрече официальной группы. С этого объявления и началась череда непрерывных массовых митингов в Лужниках, получивших легитимность благодаря присутствию на них депутатов Межрегиональной депутатской группы.
То было незабываемым ощущением единства, свободы и счастья. Как будто у тебя в течение многих лет был зашит рот, и вдруг эти нитки перерезали, и теперь ты можешь, наконец, высказать все, что накипело! Кто хоть раз бывал на таком митинге или марше протеста - никогда уже не забудет этого ощущения, и ради него будет готов на все. Что и доказали потом события 19 августа 1991 года.
Московский Майдан
Многие забывают, что первый Майдан, в том смысле, как его теперь понимают, а именно - ненасильственная смена власти через массовые митинги протеста - собрался как раз в Москве, 19 августа.
К тому времени Ельцин стал председателем Верховного совета России, пошли разговоры об отделении, о том, что Горбачев тормозит перестройку и со дня на день в Москву введут танки. Эти слухи спровоцировали новую череду массовых демонстраций, которые то разрешали, то запрещали.
Хорошо помню одну такую, на Пушкинской площади. Как и в современной Москве, организаторы призывали выйти и перекрыть движение по Тверской улице. Часам к семи вечера собралось уже довольно много народа. Но и милиция уже накопила опыт и работала гораздо профессиональнее. Милиционеры выстраивались в цепи, сцепив руки и сомкнув щиты, и теснили митингующих. Иногда врезаясь в ряды людей, молотя дубинками, хватали одного или двоих, и тащили их в автозак. А еще одна группа загоняла толпу в метро и переулки. В общем, все происходило точно так же, как и сегодня.
- Читайте также:
- Сколько россиян погибло на украинской войне?
- Памяти Бориса Немцова: "Нельзя негодными методами строить светлое будущее"
- Страх перед московским майданом
Но движение протеста уже невозможно было остановить грубой силой. Когда массы людей регулярно выходят на демонстрации, они начинают ощущать и осознавать свою силу. Они видят рядом с собой десять тысяч, или двадцать, тридцать, пятьдесят тысяч, и перестает быть важным, разгонят их в этот раз или нет, потому что они уже знают, что сила - за ними. Таких остановить можно разве что стрельбой, но ничем другим. Что и доказали события 19 августа.
19 августа: к Белому дому и обратно
Летом 1990 года я закончил аспирантуру и открыл свое малое предприятие, как это тогда называлось. Благодаря связям, полученным в период перестройки, смог получить помещение рядом с Ленинским проспектом. Наша фирма занималась поддержкой малого бизнеса в Октябрьском районе столицы, совет народных депутатов которого возглавлял известный депутат Илья Иосифович Заславский, и тогда я чуть отошел от политики, поскольку был по горло загружен своим бизнесом.
Но вот выхожу я на Ленинский проспект 19 августа 1991 года, после трудового дня, около пяти вечера. А по проспекту идет колонна танков.
К этому времени я уже подумывал об отъезде в Израиль. И, увидев танки на улицах, сразу подумал: «Надо валить, пока не поздно - похоже, в этой стране никогда ничего толком не получится». Жена с ребенком были на даче, а я поехал домой - посмотреть телевизор, новости послушать. Но посмотрел лишь фрагмент «Лебединого озера», а потом повтор знаменитой конференции членов ГКЧП с трясущимся Янаевым и вопросом про переворот.
Звоню в Октябрьский исполком, секретарь отвечает: «Никого нет, все ушли защищать Белый дом». Поехал тоже туда.
Увиденное поразило меня. Площадь была запружена народом, обстановка - революционная, как в кино. Причем напоминало это почему-то больше фильмы про революцию 1905 года или Парижскую коммуну (хотя, может, ассоциации с 1917 годом к тому времени уже вызывали идиосинкразию). Люди несли и волокли к Белому дому бревна, кирпичи, арматуру, и в их действиях чувствовалась организованность. Я, хоть и с радикулитом, но тоже, как Ленин на субботнике, пару бревен принес, после чего «демобилизовался»: в конце концов, там было полным-полно молодых и здоровых ребят, не студенческого вида, а постарше.
Вообще, главной ударной силой советской перестройки были так называемые «мнээсы» - младшие научные сотрудники, каким и я был до начала 90-х. В отличие от европейских аналогов, где революции делали студенты. Идеологию же поставляли академики - экономисты вроде Гавриила Попова, историки, как Юрий Афанасьев, или уцелевшие диссиденты, как академик Сахаров. А творческую поддержку обеспечивали деятели искусства из числа шестидесятников.
Баррикады, кстати говоря, были выстроены здесь довольно искусно. Они состояли, по-моему, из трех слоев: вначале бревна и доски (уже потом прочитал, что в округе заранее пилили деревья, чтобы их заготовить), затем камни и кирпичи, и поверх железная проволока. Хотя остановить ими танки и вооруженных солдат не получилось бы, натиск ОМОНа они, пожалуй, затруднили бы. При этом у защитников Белого дома не было никакого оружия.
Повсюду горели костры, народ играл на гитарах, где-то звучали магнитофоны. Спиртного тоже было в достатке, хотя не видел, чтобы кто-то сильно напивался. Увиденное напоминало бы слет КСП, если бы не баррикады и разговоры о штурме. Однако большинство предполагало, что сегодня штурма не будет, поскольку уже поздно.
Я не нашел в толпе знакомых. Присел у одного из костров. Мне налили чаю, кто-то раздавал бутерброды. Никто ничего толком не знал – но ни один из них не хотел обратно в коммунизм, что бы кто потом не говорил. Это было бы равносильно погребению заживо.
Потом я уехал на дачу. А утром, возвращаясь в Москву, удивился народу в электричке: люди были абсолютно безразличны к происходящему. Впрочем, и новостей толком не было… Это было, однако, не так уж важно: ведь всегда достаточно небольшого количества пассионариев, чтобы повести за собой толпу.
На второй день у Белого дома обстановка была совсем иной. Уже было ясно, что танки остановились пока, что один экипаж перешел на нашу сторону. С балкона разбрасывали листовки с последними новостями, выступали депутаты. Говорили уже, что есть поддержка Запада, уже велась трансляция CNN, и было ясно, что быстрый штурм не удался. Но все еще было опасение, что танки пойдут на нас. Вечером я уехал. Ночью все же начались стычки и погибли люди. Но затем войска начали отводить и стало ясно, что попытка путча провалилась. Хотя, если бы танки начали стрелять по Белому дому, как позднее - в 1993 году, неизвестно, как развернулись бы события дальше.
Сколь бы ни были затаскали эти слова, но тогда тысячи людей были готовы умереть за свою свободу. Так, может быть, и нынешние московские протесты - лишь первые ласточки, и то, что не удалось россиянам на Болотной, получится у них в этот раз? Или через год-другой - поближе к 2024-му, завершению очередного срока правления Путина.
Будущее славянской цивилизации
Процесс уже не остановить. Известно, что примерно раз в 20-25 лет, когда меняется поколение, трансформируется (причем довольно сильно) и режим. Хотя в Японии или в Китае одна партия у власти, но режимы там меняются структурно. Демократы сменяются консерваторами и наоборот, пусть даже иначе называясь, но проводя другую политику. Также, как и в России много раз наблюдался цикл реформ и реакции, примерно каждые 20 - 30 лет.
Потому возможно, что нынешние протесты знаменуют виток нового подъема революционной волны в России. Которой теперь подают пример украинцы. Зеленский также популярен как Ельцин в лучшие свои дни, на пике народной любви, когда ему прощали, буквально, все.
Тогда тоже говорили, что ничего, дескать, у демократов не выйдет, ведь нет у них аппарата, программы и т.д. Однако нашлась команда реформаторов, и хотя они не смогли довести до конца свою работу, но все же сделали достаточно много, чтобы провести целый ряд необратимых изменений.
Как говорят сейчас об «арабской весне 2.0», благодаря победам демонстрантов в Алжире и Судане – также можно говорить и о «Перестройке 2.0». И вполне возможно, что когда-то в будущем молодые участники нынешних московских протестов будут также, как я сегодня, вспоминать события наших дней, ставшие воистину историческими.
Владимир Поляк, «Детали». Фото: Фото: Viktor Korotayev, Reuters
