Мать солдата: «Мой сын воюет в Газе, а вы освободили от службы целый сектор? Вы предали нас!»
На самом деле это главным образом зависть. Зависть к тем, чьи дети не находятся в аду. Зависть к тем, чья жизнь не остановилась 7 октября. Зависть к матерям, чьи сыновья были ранены и больше не должны воевать, и к тем, чьи сыновья еще проходят армейские курсы, – они по крайней мере могут быть спокойны в течение нескольких месяцев.
По мере того как проходит время, ты все больше отдаляешься от подруг и родственников, потому что они не понимают тебя. Они продолжают ездить за границу, ходить в рестораны и на концерты – в общем, жить. В то время как ты по утрам с трудом заставляешь себя встать, на работе не можешь сосредоточиться и принимаешь успокоительное, чтобы как-то дотянуть до окончания этого кошмара.
В ту страшную субботу меня в половине седьмого утра разбудила сирена воздушной тревоги. Сообщения и картинки, беспрерывно поступавшие с юга страны, не оставляли сомнений: это война. Наш солдат получил сообщение, что ему срочно нужно прибыть в свою часть. Мы сели в машину и поехали. Внутри у меня все переворачивалось, а в горле стоял ком. Мы ехали молча. У входа на Центральную автобусную станцию я увидела сотни солдат и их родителей с потухшими взглядами. Я крепко обняла его, с трудом удерживаясь от того, чтобы не разрыдаться. Я не верила, что это происходит на самом деле. Что я отправляю сына на войну.
С тех пор уже восемь месяцев подряд он воюет в Газе. Ему 21 год, он мог бы служить и в тыловой части, но добровольцем пошел в боевую. До призыва он год отработал с трудными подростками. По субботам вместе со мной ходил на демонстрации на улицу Каплан. Но он, ни на мгновение не усомнившись, пошел воевать, потому что верит в государство, отправившее его на фронт.
В начале мы все верили. Это была самая оправданная война, которую только можно было себе представить. Мои друзья были похищены и убиты, а чудом спасшиеся родственники оказались в эвакуации. Мотивация моего сына тоже была крайне высокой. Он шел на войну для того, чтобы спасти государство и вернуть заложников. Мы не видели его 70 дней – пока его впервые не отпустили в увольнительную на 24 часа. Он был в хорошем настроении, в окружении друзей.
Однако затем от недели к неделе я начала чувствовать, что ситуация ухудшается. Мы услышали от него рассказы о мародерстве, о трудных бытовых условиях солдат, о жестоких боях. Уши не хотят это слышать, а разум не в состоянии воспринимать.
Каждую неделю мы узнавали о том, что наших войск в Газе становится все меньше; что в некоторых взводах остается всего по семь человек, а бойцы, оправившиеся от ран, не возвращаются на войну; что нагрузка на регулярные части значительно возросла. Командиры, отправившиеся на курсы, возвращаются в свои части, не доучившись, чтобы сменить раненых. Солдаты, не успевшие получить соответствующую подготовку, отправляются в бой, потому что отправить вместо них некого.
И мои силы постоянно иссякали. Твой внешний вид рассказывает все, ты видишь это в зеркале: темные круги под глазами, осунувшееся лицо. Ты теряешь вес из-за отсутствия аппетита. Ночью ты не можешь уснуть, днем чувствуешь себя разбитой. Однажды ночью пронесся слух, что что-то случилось с нашим батальоном. До самого утра отец постоянно вставал с кровати, чтобы убедиться в том, что за дверью не стоят офицеры из службы оповещения. На этот раз горькая весть обошла нас стороной.
- Читайте также:
- В России вновь обсуждают войну в Газе. Но дальше разговоров дело не идет
- Чета Нетаниягу озаботилась строительством нового забора вокруг виллы в Кейсарии
- NYT: Новая директива ХАМАСа может означать смертный приговор для оставшихся заложников
Я как-то сумела пережить все эти очень тяжелые месяцы. Но после начала боевых действий в Рафиахе что-то внутри меня сломалось. Может быть, это связано с полным отсутствием доверия к нашим лидерам, отгородившимся от происходящего в реальности. А может, это накопившаяся усталость – его и моя. Когда сын в последний раз позвонил из Рафиаха, я расплакалась и попросила его вернуться как можно скорее. «Хватит, ты уже сделал достаточно», – сказала я. – «Мама, нет никого другого, кто сделает это вместо нас», – ответил он.
Вечером 10 июня, когда уже поползли слухи о том, что в Рафиахе что-то случилось, 63 депутата кнессета проголосовали за то, чтобы целый сектор продолжил уклоняться от армейской службы. Я пошла спать с надеждой, что кто-то очнется и сделает то, что надо. Что случится чудо и победит добро, а не зло и циничный расчет.
Наутро меня сильно тошнило. Канун праздника, а ночью рухнула жизнь четырех семей. Мне хотелось прокричать людям, претендующим на то, чтобы называться общественными деятелями: вы предали наших детей. Вы предали меня. Их кровь для вас слишком мало значит.
Автор пожелала остаться неназванной, ее имя есть в редакции «ХаАрец», Б.Е. Фото: пресс-служба ЦАХАЛа√
Будьте всегда в курсе главных событий:
Подписывайтесь на ТГ-канал "Детали: Новости Израиля"