«Мама, там люди лежат». История семьи, спасшейся из Гостомеля
Екатерина Титова – ювелир-дизайнер, родом из Донецка. В 2014 году, после того как город захватили поддерживаемые Россией сепаратисты, она уехала с семьей в Киев.
Семья начала новую жизнь: купила дом в небольшом городе неподалеку от столицы. В доме Екатерина с мужем Александром многое починили и сделали своими руками – от полок до ручек для шкафов, от кухни до мастерской во дворе.
В конце февраля 2022 года название этого города попало в новостные сводки мировых СМИ: Гостомель стал линией фронта.
Екатерина рассказывает мне о том, как они с мужем и двумя детьми бежали из своего дома. Показывает фотографии: вот их дом в Гостомеле до войны. Вот расписной стол, вот двор, выложенный желтым кирпичом. Семья за столом – кухню недавно отремонтировали своими руками.
Ее муж Саша со своими учениками – учитель биологии в школе №4 в городе Буча. Красивый белый пес – один из нескольких домашних любимцев. «Двор кирпичами я выкладывала сама в прошлом году. Два месяца. Двумя руками. Кухню мы придумывали сами. Стол на кухне раскрашивала сама. Белый пес остался в Гостомеле. Как и кошка», – говорит Екатерина.
Я записала ее рассказ практически дословно.
«Наивные люди»
– В первый же день русские войска начали атаку аэропорта [в Гостомеле], но это очень далеко от нас, в другой стороне. Мы видели вертолеты, слышали бой, но это нас никак не касалось.
Потом мимо нас ехала колонна русской техники, ее разгромили, но это тоже было со стороны Гостомеля и нас не коснулось.
Где-то в глубине души мы все еще надеялись, что нас это не коснется, наивные люди.
День на второй у нас пропал Wi-Fi, на третий – электричество: из-за боев были повреждены линии электропередачи. Выключился котел, в доме стало холодно. Ночью мы сидели при свечах. Закрылись все магазины. Ни света нет, ничего. Людям пришлось взламывать магазины, чтобы добыть себе еду.
Мы нагревали на газовой печке кирпичи, потом клали их на кухне и так грелись. Кухня оставалась единственным теплым местом в доме. Спали под тремя одеялами, но это было еще терпимо.
Когда рядом с нашим домом на улице украинские военные стали сооружать баррикады, чтобы принять бой, мы поняли, что не сможем остаться в стороне от событий.
«Снаряд прилетел к нам прямо во двор»
– В какой-то момент начались очень сильные обстрелы. Мы спали в подвале. Следующий день весь провели в подвале. Больше всего боялись, что в дом прилетит снаряд. И снаряд прилетел – прямо к нам во двор. У нас подпрыгнула крышка подвала.
От взрывной волны в доме вылетели все окна, кроме двух, которые выходили на другую сторону. Оконные рамы вывернуло. У мастерской во дворе, которую мы строили с самого лета, снесло заднюю стенку и кусок крыши. Часть сарая уничтожило прямым попаданием. Мы не знаем, что осталось от второго этажа нашего дома. Мы побоялись подниматься наверх.
Я не знаю, осталось ли что-то от моего дома сейчас. Горел ли он? Были в него прилеты? Спросить не у кого, потому что, во-первых, там нет связи, а во-вторых, наши соседи тоже уехали.
В тот момент мы поняли, что больше оставаться здесь нельзя. Сидя в подвале, мы разрабатывали планы, как эвакуироваться.
Мы надеялись, что вот сейчас все утихнет – и мы спрячем ценные вещи, заколотим окна фанерой, нормально соберемся. Заберем с собой домашних животных… Но кошка испугалась обстрелов и сбежала накануне. Одна собака тоже убежала и не вернулась, а другая так испугалась взрывов, что осталась лежать за унитазом, и мы не смогли ее вытащить оттуда.
Когда немного все стихло, к нам прибежал сосед, 70-летний дедушка, начал нас звать. Он через забор с нами, у него тоже вынесло все двери и окна, но они тоже были в подвале, и потому он выжил.
Муж выбежал к нему навстречу, и они быстро решили, что надо уходить, иначе следующий прилет может превратить наш дом в нашу могилу.
Мы выскочили из подвала, дали своим детям задание тепло одеться. У нас двое детей, старшему десять, а младшей, Тасе – пять. Мы им кричали, чтобы они стояли в коридоре за стеной – там самое безопасное место.
Пока дети одевались, мы с мужем быстро пробежали по всему дому, просто хватали вещи, не разбирая и не глядя. Поэтому у меня сейчас лежит какая-то кофта, которую я не буду носить… Муж с собой не взял даже запасных носков. Хорошо, что мы хотя бы детям набрали носков и белья – по целой одной паре носков, все остальные непарные.
Я с собой взяла фотоаппарат, умывалку, крем, документы, калимбу (африканский ударный инструмент. – Прим. «Детали»), на которой я любила играть, пока мы сидели в подвале, и два флакончика духов. Вот и все, что мне удалось унести из своего дома.
«Это последние кадры нашей кухни, которые я успела сделать, когда вылезла из подвала. Саша уже собирал вещи и одевал детей».
Столб огня
– Мы вышли – вокруг все громыхало и рвалось, земля дрожала, было очень страшно. Мы услышали сильный гул прямо рядом. До этого муж решил, что, может быть, где-то горит дом и его поливают водой, от этого такой звук. Но потом, когда мы на полусогнутых добежали до калитки, то увидели, что на перекрестке возле нашего дома в небо бьет с гулом и свистом столб огня.
Судя по всему, снаряд повредил газовую трубу, которая шла под землей. Вокруг нашего дома были окопы. Я успела увидеть, что лежат вещи военных, оружие. Муж сказал, что там были и трупы, но я не успела на них посмотреть.
Надо было срочно решить, куда бежать. Можно было – через дорогу на гостомельский стеклозавод, там бомбоубежище, в котором пряталось много людей. Там было электричество, мы туда ходили заряжать телефоны, там можно было обменяться новостями. Но для этого надо было пересечь большой перекресток мимо этого огненного столба, и это было самое опасное открытое место.
Мы выбрали другой вариант: бежать вдоль домов в лес и лесом – в Бучу. В Буче нас ждала моя кума – крестная моих детей.
Мы побежали с рюкзачками вдоль забора, на полусогнутых. Отдыхали во дворах, в лесу, в недостроенных таунхаусах. Вокруг нас в лесу много таунхаусов, многие из них горели.
Где-то через пять километров мы добрались до Бучи и два дня прожили у нашей кумы. Это дало время прийти в себя. Потом мы поняли, что и тут оставаться нельзя. Связь становилась все хуже, света не было, газа тоже – они ходили к соседям готовить еду. Потом выключили воду и газ. Люди готовили еду на кострах во дворе.
«Скорую могут расстрелять»
– Уже ходили по городу русские военные, которые не давали выехать мирным жителям. Одна семья попыталась выехать на машине. Их развернули. Когда они развернулись и уезжали, русские выстрелили им вслед и ранили четырехлетнего ребенка. В итоге в доме моей кумы врач, которая сидела там в подвале, оказывала этому ребенку первую медицинскую помощь.
Вечером прибежали какие-то женщины с криками «Помогите!». Нужно было донести до дома раненого мужчину. Мой муж с нашим другом побежали помогать, донесли на себе раненого с остановки до дома.
Он был гражданский, шел от своей сестры к себе домой. Мимо ехал БТР и просто выстрелил в его сторону. Мужчина получил множественные ранения таза. Он просто лежал там на остановке и пытался дозвониться кому-то из своих родственников, чтобы ему помогли.
Его две женщины три часа тащили домой, но не смогли – и побежали к нам в дом. Стучали во все квартиры, просили помощи. Мой муж его донес, позвонил в больницу. Они говорят: «Мы не поедем, скорую могут расстрелять». Муж говорит: «Ну давайте хоть ногами придите, с носилками, у нас ничего нет, а он стонет, ему больно, он теряет кровь, просит хотя бы обезболивание, а у нас ничего нет… Он просто лежит на пенопласте в своем подъезде, потому что не может подняться в свою квартиру, да и смысла в этом нет. Рядом плачет его жена, он стонет, и никто не может помочь».
Что с этим мужчиной потом произошло, я не знаю. Писали, что еще два дня он точно был жив… Вчера этот дом вроде бы частично эвакуировался, и больше нет никакой информации об этом человеке.
На следующее утром мы собрались и договорились, как идти. Поняли, что ни в коем случае нельзя ехать машиной – это верная смерть. Пошли по пустырю, позади домов, вдоль железной дороги, в Ирпень. Двумя семьями, с небольшим промежутком, чтобы не создавать толпу, которая могла бы привлечь внимание.
Я не знаю сколько мы шли – километров восемь или десять. Решили идти ногами многие люди. К нам присоединился мужчина по имени Борис, который сказал, что его сын работает волонтером в церкви и два дня не выходит на связь. «Я иду в церковь, несу ему вещи».
Потом еще какие-то люди с нами шли. По Ирпеню тоже видно было, как люди маленькими кучками идут в одно и то же место – в Романовку, туда, где возле церкви было место для эвакуации – оттуда отправлялись автобусы.
Дети устали и просили отдохнуть. Мы их подгоняли: «Нельзя отдыхать!» На Соборной улице мимо ехал микроавтобус. Он остановился. «Вы с детьми? – С детьми! – На Романовку? – На Романовку». Он открыл заднюю дверь, и мы забрались в багажное отделение за креслами. Внутри уже было полно людей. Он довез нас к Романовке – туда, где был этот взорванный мост (самое страшное место на «дороге жизни», попавшее во все мировые медиа. – Прим. ред.).
«Дышите»
– Внизу возле моста стояли волонтеры и украинские военные. Маленькие узкие досочки над водой, брошенные коляски, перевернутые автомобили – все, что показывали в сюжетах и на фото, мы все это видели. Люди перебирались по мосткам через реку.
Меня спрашивали потом – что ты чувствовала? Там, на мостках, на переправе я чувствовала только запах корвалола. Ты идешь по мосткам, а вокруг тебя облако корвалола – люди, которые боятся, старики, его пьют. И вот этот запах облаком над всеми стоит.
Под мостом валялись брошенные коляски и чемоданы – их невозможно было переправить. Люди на себе несли бабушек, детей, своих собак. Все стоят и подают тебе руку, чтобы ты мог нормально перейти.
Потом украинские военные сказали: бегите вдоль забора, пригнувшись, потому что русские стреляют. И вся толпа людей побежала. Там были и бабулечки лет по 70-80, и мамы с детьми, и мужчины, и женщины – мы все там были.
Мы побежали вдоль бетонного забора. Бежим пригнувшись под крики «быстрей-быстрей!». Вокруг горят дома. В какой-то момент во двор за этим забором прилетает снаряд. Мы все прижимаемся к забору. Саша, мой муж, кричит в толпу: «Молодцы! Двигаемся дальше!» Я испытываю гордость и ужас одновременно.
Саша тащит огромный чемодан какой-то мамочки с ребенком. На перекрестке украинский военный просит натянуть детям шапки на глаза: «Не смотрите сюда, не смотрите! Я, естественно, не смотрела, но мои дети успели посмотреть и говорят: «Мама, там люди лежат». Там лежала семья, которая не добежала. Видимо снаряд попал прямо в них, и они там лежали.
- Во время эвакуации бегущие Екатерина с ее дочерью Тасей попали в объектив западных фоторепортеров. Она делится фотографией, которую ей прислали знакомые – их с дочерью фото вышло на первой странице The Sun в Великобритании.
– Слышны выстрелы. Тася, моя пятилетняя дочь, плачет. Я прошу ее просто бежать. Но у нее уже почти нет сил. Она просто бежит и ревет в голос. Остается сто метров до автобуса. Мы перелезаем через поваленное дерево, отбойник.
Там стоял большой обычный городской автобус. Все туда быстро запрыгивали.
Мой муж помогал какой-то мамочке везти огромный чемодан на колесиках. Женщина несла на руках ребенка. Потом ему ребята волонтеры говорят: надо помочь вон той бабуле, а то не дойдет. А бабушка уже покраснела, тяжело дышит.
Запрыгиваем в автобус. Саши нет – он отстал, помогая бабушке. Двери закрываются. Я ору и луплю руками в двери. Кричу, что там мой муж и я без него никуда не поеду. Автобус возмущается. Люди просят отпустить двери. Я держу дверь, выставив руку. Меня успокаивают, мол, он сядет на следующий автобус. Я кричу: «Ничего не знаю, он должен сесть сюда, мы должны быть вместе, откройте двери!»
Мой муж подхватил эту бабушку, подбадривал, тащил на себе. Он говорил ей: «Давайте, молодец! Дышите!» И когда ее живые, сильные человеческие руки подхватили – у бабули открылось второе дыхание. Она смогла дойти. Ее тоже вывезли.
Я понимаю, что подвергала всех опасности: обстрелы не прекращались. Но в тот момент мне было очень страшно, что, если, не дай бог, муж останется, он не сможет уехать. Автобус уже тронулся, когда муж добежал. Я начала колотиться в двери, двери открылись, муж запрыгнул, и поехали.
Этот автобус довез нас до окраины Киева. Оттуда мы уехали в Винницу, нас приютили наши друзья, которые тоже когда-то уехали из Донецка. Мы пока здесь.
Первые два дня дети ходили в шоке. «Мама, в смысле – ездят машины днем?! Мы можем выйти погулять? Ничего не взрывается и не горит? Если дым, то это дым из трубы – ого!» Но сегодня они уже снова к этому привыкли.
«Иди и смотри»:
- «Они минировали тела. Моего соседа, профессора, расстреляли и не позволили похоронить. Я не хочу этого забывать…»
- Эвакуация из Бучи: «Я старалась не смотреть по сторонам»
- «Началась автоматная стрельба. Мне показалось, что по ногам стреляют»
- Свидетельства жителей Бучи: «Убийства начались практически сразу»
- «Прошлогодняя маца»: рассказ женщины, которая 17 дней пряталась в подвале в Мариуполе
- «Солдат дважды выстрелил мужу в сердце, а затем еще раз в голову моему сыну»
- «Мы были первыми, кто заехал туда после ухода российских военных»
- Трагедия на Житомирском шоссе – российские солдаты расстреляли семейную пару
- Журналистка из Мелитополя: «Никто из нас не мог себе представить, что русские солдаты способны так себя вести»
- «Мама, там люди лежат». История семьи, спасшейся из Гостомеля
- «Дымящиеся развалины»: директор уничтоженного роддома в Мариуполе рассказала о бомбардировке
Дарья Гершберг, «Детали» √
Будьте всегда в курсе главных событий:
Подписывайтесь на ТГ-канал "Детали: Новости Израиля"