Иран ждет перемен

Когда Верховный правитель Ирана аятолла Али Хаменеи поручил «Хизбалле» принять соглашение о прекращении огня с Израилем (по сообщению The New York Times), он тем самым опроверг слухи, что уже отошел в мир иной. Однако вероятно, что именно ухудшившееся состояние здоровья Рахбара стало причиной выбора преемника, который был сделан Советом мудрецов 26 сентября. Али Хаменеи не появлялся на публике с 7 ноября.

«О его смерти мы бы узнали не из иранских СМИ, а из слива какой-нибудь из зарубежных разведок», — говорит Никита Смагин, востоковед и автор книги «Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями».

«Смена лидера станет точкой бифуркации для Ирана, причем самой значительной в 21 веке, — считает эксперт. — Нынешний Верховный правитель, 35 лет назад придя к власти после Рухоллы Хомейни, также серьезно изменил местную парадигму: лозунг «Иран не Запад и не Восток» был снят с повестки дня — ИРИ стала государством, более открытым к взаимодействию с Россией, Китаем, принимать западные инвестиции — например, французские, которые активно потекли сюда в 1990-е годы. Только западные санкции 2010-х годов подняли Китай на место ключевого экономического партнера Ирана, которое до него занимала Европа. Эта перемена произошла не по воле Ирана.

Поэтому в любом случае уход духовного лидера — предвестник серьезных перемен в Иране. Другой вопрос — какими они станут, потому что атмосфера в Иране иная: 35 лет назад большинство общества поддерживало перемены, а теперь власть переживает кризис легитимности. Где-то до 70% населения, по моей оценке, категорически не поддерживают нынешнюю власть.

Моджтаба Хаменеи, ставший новым преемником — человек из глубин системы. Имеет духовное образование, но никогда не был за рубежом — по крайней мере, нет свидетельств его визитов куда-либо, разве что паломничества мог куда-то совершать. То есть он плохо представляет себе, как выглядит мир за пределами Ирана. Консервативных взглядов, имеет колоссальное влияние в Корпусе стражей исламской Революции, и в милиции «Басидж», что было особо заметно во время подавления протестов в 2009 году, и не только. Про него мы знаем не так уж много, он не публичная личность. Я бы ожидал от него не либерализации, но еще большего закручивания гаек — а как еще выжить, когда большинство населения настроено против власти? — и продолжения попыток развивать ядерную программу».

Смагин не согласен с мнением, что экономика Ирана, страдающая от санкций, может обрушиться под тяжестью растущих военных затрат. «Конечно, у них серьезные проблемы, но это не коллапс. Да, примерно 40-% уровень инфляции держится там с 2018 года, после выхода Трампа из «ядерной сделки», причем это только официальная цифра. Но все-таки, хотя и с трудом, эта страна потихонечку выходит к экономическому росту, порядка 3-4% примерно рост ВВП в последние пару лет — хотя и в риалах. Снизилась и зависимость от нефти, по сравнению с временами шаха или с периодом того, как Барак Обама ввел санкции. По разным оценкам, только на 20-30% бюджет зависит от нефтяных поступлений. Намного меньше, чем в России, например.

По поводу военных расходов тоже много спекуляций: да, Иран тратит много, но расходы не «огромны» по региональным меркам, не запредельные суммы. Примерно как в Турции. Иран относительно по средствам воюет, он умеет это делать дешево, ставка — на ракеты и беспилотники именно по этой причине».

— Самая главная проблема Ирана — это социальная политика правительства, — говорит эксперт. — Она — главный столп, на котором зиждется, во-первых, массовая поддержка (благодаря субсидиям на электричество, бензин и т.п). На это идет более половины бюджета, и вот здесь выхода нет: сокращение субсидий на продукты питания или энергию способно спровоцировать бурный протест, как это было после роста цен на бензин в 2019 году. Люди, которые и так живут не очень хорошо, считают такие шаги предательством по отношению к ним. Вот это — главная проблема. Если с военных нужно можно что-то где-то срезать, уменьшив или отказавшись от финансирования тех или иных прокси, включая «Хизбаллу», есть много относительно безболезненных вариантов — а вот как сохранить социалку, непонятно.

• Читайте также:
• Летающий цирк «Монти Пайтон» и премьер-министр, который опять «ничего не знал»
• Эрдоган — враг, и пора с ним разобраться
• СМИ: Израиль ведет строительство в демилитаризованной зоне на границе с Сирией

Иран — страна весьма коррумпированная, среди высокопоставленных политиков это, я думаю, тотальное явление. Главный их вызов сейчас — не только люди, которые могут выйти на улицу, но и те бюрократы и сотрудники властных структур, которые тоже не вполне готовы дальше терпеть такую Исламскую Республику. Насколько они готовы? Это вопрос на миллион.

Так что транзит власти не будет таким спокойным, как в 1989 году. В Иране все заветы предыдущего аятоллы… улетучиваются с его смертью. В общем-то, как в любой авторитарной системе. Так что сейчас там будет «схватка бульдогов под ковром», участников этой драки много, и я уверен, что мы увидим новые в лица в числе оппонентов КСИР в этой подковерной борьбе.

Прагматики понимают, что система нуждается в серьезном переформатировании. Не реформаторы, а прагматики, ведь и стан консерваторов не монолитен. Но мы пока плохо понимаем: сколько их, насколько влиятельны? Есть те, кто стремится продолжать вражду с Израилем и США, но другие говорят: давайте посмотрим реальности в глаза и признаем, что в военном плане мы слабее. Так что избрание Моджтабы еще не гарантирует ему на сто процентов пост Рахбара (хотя это наиболее вероятный вариант). Есть и другие потенциальные претенденты. Слишком велик куш, чтобы все остались верны заветам Хаменеи. Могут появиться и те, кто считает, что страной должен править не духовный лидер, а военный. Не говоря о том, что на транзит будут влиять и иностранные интересанты тоже, – Израиль, Саудовская Аравия, Соединенные Штаты, — как только узнают, что транзит уже происходит.

Последний удар Израиля по Ирану позволил иранцам не отвечать. Но радикалы внутри Ирана в последний год получали все больше и больше полномочий. Вся надежда, в целом, что в ходе транзита к власти придут люди рациональные. На самом деле, отказаться от лозунга «Смерть Израилю» Ирану довольно легко: население на Израиль взирает, в общем-то, равнодушно, этот вопрос их вообще не интересует. Их волнуют цены на продукты питания, а вражду с Израилем они воспринимают как глупость, на которую отвлечены их власти вместо по-настоящему нужных вещей. С Израилем, рассуждают они, пусть враждуют арабы, если им надо. А арабов иранцы не любят, так что их войну с Израилем не считают своей.

И даже после ударов Израиля по Ирану такой настрой в иранском обществе сохраняется — потому что не было, практически, жертв среди мирного населения, как и во время прошлых диверсий. Благодаря чему иранцы во многом восприняли происходящее как некое шоу: вот они смотрят в прямом эфире, как Израиль бьет по военным объектам режима. Да им это в каком-то смысле даже весело: они все больше отстраняются от аятолл. Пока нет жертв среди иранского мирного населения — они могут так это воспринимать, следовательно, остается шанс уйти от этой конфронтации, длящейся несколько десятилетий.

Эмиль Шлеймович, «Детали». Фото: Office of the Iranian Supreme Leader via AP. Фото в статье предоставлено Никитой Смагиным ∇