Иран пытается вернуть региональное влияние на фоне нарастающих кризисов
Али Лариджани, назначенный всего неделю назад секретарём Высшего совета национальной безопасности Ирана, уже получил насыщенную повестку и сжатые сроки, которые требуют от Ирана принятия стратегических решений в течение ближайших нескольких дней.
Для своего первого политического появления в новой должности он выбрал визиты в Ирак и Ливан, прошедшие на этой неделе, и сумел вновь пробудить подозрения относительно намерений Ирана.
В Ираке он подписал «соглашение о сотрудничестве в сфере безопасности», официально призванное вести борьбу с терроризмом и защищать границы. Однако на самом деле этот визит был направлен на то, чтобы привести режим Мухаммеда Шиа аль-Судани в соответствие с интересами Тегерана. В частности, Тегеран хочет обеспечить ситуацию, при которой Ирак не позволит использовать свою территорию и воздушное пространство в качестве маршрута для нападения на Иран.
По словам иракских аналитиков, Тегеран также недоволен намерением правительства разоружить проиранские ополчения и подчинить их командованию армии, и собирается повлиять на проект закона, который уже много месяцев находится на рассмотрении парламента.
Собирается ли Иран вдохнуть новую жизнь в «огненное кольцо», которое в основном распалось после войны? На данном этапе, похоже, его цель — «показать присутствие» и заявить, что, несмотря на вытеснение из Сирии и Ливана, его роль ещё не завершена и у него всё ещё есть возможности влиять на ситуацию и даже угрожать стабильности стран, в которых остались его разгромленные прокси-силы. Находясь в Ираке — своём важнейшем торговом партнёре, который также обеспечивает часть потребностей Ирана в газе, воде и электроэнергии, — Тегеран может продолжать оказывать давление на режим. В Ливане же Лариджани столкнулся с новой реальностью.
Президент Жозеф Аун выразился предельно ясно, заявив гостю: «Ни одной группе в Ливане не будет позволено иметь оружие или полагаться на внешнюю поддержку [для его приобретения]… а дружба, к которой мы стремимся с Ираном, должна быть с Ливаном целиком, а не только с одной группой или элементом».
Более важный вопрос — поможет ли Иран правительству Ливана разоружить «Хизбаллу» и даст ли указание организации изменить политику, или же, наоборот, будет поощрять её к сохранению прежней жёсткой линии, утверждая, что разоружение — это «красная линия», и что резолюцию ливанского правительства по этому вопросу он будет рассматривать «как не существующую», как выразился генеральный секретарь «Хизбаллы» Наим Касем.
Вряд ли ливанское руководство питает иллюзии относительно намерений Ирана. Ведь когда Лариджани, с одной стороны, заявляет, что Тегеран не намерен вмешиваться во внутренние дела Ливана, а с другой — провозглашает, что никакая страна не имеет права «отдавать приказы» Ливану, он тем самым формулирует позицию, за которую «Хизбалла» сможет зацепиться.
Визиты в Ирак и Ливан нельзя рассматривать отдельно от более важного, а возможно, и самого важного вопроса, которым Лариджани должен заняться. Речь идёт об угрозе трёх европейских стран — Великобритании, Франции и Германии — привести в действие механизм «снэпбэк», то есть вернуть международные санкции, снятые с Ирана после подписания в 2015 году исходного ядерного соглашения.
В письме, направленном министрами иностранных дел этих стран генеральному секретарю ООН Антониу Гутерришу, они заявили о намерении активировать этот механизм, если Иран не вернётся за стол переговоров и не предпримет значимые шаги, свидетельствующие о готовности сократить свою ядерную программу в рамках, определённых исходным соглашением.
Этот шаг был сделан спустя три недели после того, как переговоры иранского министра иностранных дел Аббаса Арагчи с представителями этих трёх европейских стран в Стамбуле закончились без каких-либо ощутимых результатов, в то время как переговоры с Соединёнными Штатами по-прежнему находятся в глубокой заморозке. Крайний срок для начала действия санкционного механизма — 18 октября. Однако европейцы дают Ирану время «взвесить свою позицию» до 29 августа. Если Тегеран согласится возобновить переговоры, эти страны готовы продлить срок ещё на несколько недель.
Это дилемма не только для Ирана. В ответ на европейскую угрозу Тегеран выдвинул собственную — что активация механизма «снэпбэк» приведёт к выходу Ирана из Договора о нераспространении ядерного оружия. Законопроект об этом уже внесён в парламент и ждёт одобрения. Однако это оружие обоюдоострое: выход из договора, фактически означающий снятие любого международного контроля с иранской ядерной программы, может дать Израилю и США полную свободу действий для применения военной силы против Ирана, даже если тот воздержится от каких-либо шагов, способных указывать на намерение разработать ядерное оружие.
Очевидно, что эта «свободная рука» действует и сейчас, как показала война против Ирана в июне. Однако с тех пор, похоже, существует некое американо-израильское соглашение, позволяющее дипломатическим каналам выполнять свою работу, при этом продолжая размахивать угрозой военной силы против Ирана, но не реализуя её на практике.
В истории иранская угроза имеет лишь один прецедент — Северную Корею, которая в 1993 году объявила о намерении выйти из договора, но в последний день перед вступлением этого выхода в силу приостановила своё решение. Однако десять лет спустя, в 2003-м, она заявила, что «более не может быть связана этим решением», тем самым завершив своё членство в договоре.
Несмотря на это, Россия и Китай, два союзника Ирана, поддерживают тесные отношения с Пхеньяном, и Иран может прийти к выводу, что даже если он выйдет из договора, он всё же сохранит поддержку со стороны России и Китая. Тем не менее Иран — как и все остальные страны мира — сегодня не в состоянии предсказать будущие отношения между Вашингтоном и Москвой, так же как он не может рассчитывать на безусловную поддержку Китая в долгосрочной перспективе.
Китай и Россия подверглись жёсткой публичной критике за отказ поддержать Иран в его войне с Израилем, и иранские парламентарии не постеснялись заявить, что Россию следует рассматривать как «ненадёжную» страну. Эти две державы являются сторонами соглашений о стратегическом сотрудничестве с Ираном, включающих обязательства по инвестициям на сотни миллиардов долларов, но ни в одном из этих соглашений нет пункта, обязывающего их оказывать военную помощь Ирану в случае нападения.
Более того, даже если Китай и Россия решат не приводить в действие механизм «снэпбэк», тем самым нарушив ядерное соглашение, сторонами которого они являются, Иран уже осознал, что его два союзника не способны предоставить ему достаточные финансовые альтернативы, чтобы компенсировать ущерб от американских санкций.
Эти соображения, способные определить ядерную и военную стратегию Ирана, нельзя отделить от внутренних факторов — как общественных, так и политических, — которые влияют на иранское руководство. Финансовое давление, тяжёлая засуха, иссушающая водохранилища, рост стоимости жизни, падение курса иранского риала, хронический жилищный кризис, который лишь усугубляется, нехватка газа, перебои с электроэнергией и глубокая безработица раскачивают режим между требованиями консерваторов — «стражей стен» — «стоять твёрдо» перед давлением западных стран и необходимостью удовлетворить общество и восстановить экономику.
Иран уже начал процесс перестановок в военном командовании — в частности, возобновил работу Высшего совета национальной безопасности и назначил Лариджани его генеральным секретарём, а также произвёл целый ряд новых назначений в высшем военном руководстве. Однако в экономической сфере пока трудно увидеть признаки намерения разрабатывать и проводить реальные реформы. Режим может быть доволен тем, что война не привела к гражданскому неповиновению и не вызвала масштабных протестов с требованием смещения руководства, а чувство национальной сплочённости и патриотическая мобилизация общества создали вокруг него защитный щит.
Однако после окончания войны в обществе возникли ожидания, что режим «компенсирует» народу его лояльность и начнёт энергичную перестройку экономической структуры. Но всё, чего до сих пор смог добиться президент Масуд Пезешкиан, — это корректировка выплат малоимущим через магнитные карты. Назначение в июне Сейеда Али Маднизаде министром экономики может указывать на те экономические принципы, к которым стремится президент.
Маднизаде, получивший образование в Стэнфордском и Чикагском университетах, считается финансовым и управленческим талантом, стремящимся продвигать в стране свободный рынок и превратить экспорт в главный рычаг экономического роста. Однако представленный им накануне назначения экономический план показал, что он прекрасно понимает вес политического давления с разных сторон, и отказался призывать к масштабным реформам, дойдя до того, что предложил: если переговоры с Западом потерпят неудачу, санкции не будут сняты, и Ирану придётся продолжать нынешнюю политику экономии. Для граждан страны в этом — никаких обнадёживающих новостей.
Цви Барэль, «ХаАрец», М.Р. На фото: секретарь Высшего совета национальной безопасности Ирана Али Лариджани со спикером парламента Ливана Набихом Берри. AP Photo/Bilal Hussein
Будьте всегда в курсе главных событий:
