Иран изображает гибкость, Трамп скован своими угрозами

Пресс-секретарь госдепартамента США Тэмми Брюс приложила все усилия, чтобы быть предельно точной. На брифинге на этой неделе, накануне встречи делегаций США и Ирана в Омане сегодня, в субботу, она повторила: «То, что происходит, — это встреча. В субботу — это встреча, а не переговоры… это просто установление контакта… не переговоры, это встреча».

Сам Трамп во время встречи с Биньямином Нетаниягу сказал, что «в субботу состоится очень важная встреча». Встреча, встреча, «проверка пульса» — но лицом к лицу или опосредованно? Трамп настаивал на прямом диалоге, Иран заявил, что переговоры будут непрямыми.

«Прямые переговоры проводятся только после того, как хотя бы некоторые спорные вопросы между странами будут решены прямо или косвенно, — заявил иранский комментатор Насер Имани в интервью сайту Fars. — Когда нет повестки дня и уровень доверия между сторонами низок, прямые переговоры не только бесполезны — они могут осложнить весь дипломатический процесс».

На данном этапе техника ведения переговоров не имеет большого значения. Это стало горячей темой только потому, что Трамп представил это как некое беспрецедентное достижение, в котором ему удалось «нагнуть» Иран и навязать ему прямые переговоры, и теперь миру придется затаить дыхание, пока не станет известно, добился ли Трамп первого достижения для себя или Иран продемонстрирует «твердую позицию». Но даже после того, как эта ненужная головоломка будет решена, все еще неизвестно, какова цель американского шага.

В прошлом месяце в громком интервью, которое Стив Уиткофф, возглавляющий американскую делегацию на переговорах с Ираном, дал Такеру Карлсону, Уиткофф объяснил, что президент хочет добиться «нового механизма надзора за иранской ядерной программой». Вскоре после этого Майк Уолтц, советник по национальной безопасности, представил более полную спецификацию американских амбиций, согласно которой «президент хочет полного демонтажа иранской ядерной программы, а не только ограничения программы обогащения урана».

Однако даже согласно развернутой версии Уолтца, речь по-прежнему идет только о ядерной программе, а не о ликвидации программы баллистических ракет, запасов беспилотников или прекращении террористической деятельности Ирана на Ближнем Востоке и за его пределами.

В мае 2018 года, в месяце, когда США вышли из первоначального ядерного соглашения, подписанного в 2015 году, Майк Помпео, госсекретарь Трампа, представил 12 требований, на которых будет основано любое новое соглашение с Ираном. Среди прочего, от Ирана тогда требовалось свернуть свою ракетную программу; прекратить поддержку террористических организаций, включая «Хизбаллу» и хуситов, закрыть завод по производству тяжелой воды, прекратить обогащение урана и обработку плутония и передать Международному агентству по атомной энергии всю информацию о своих прошлых военных ядерных программах.

По сравнению с этими требованиями, похоже, Трамп теперь нацелен на гораздо более скромную повестку дня, которая даже может быть осуществима с точки зрения Ирана, но далека от амбиций Биньямина Нетаниягу.

На этой неделе Нетаниягу уже понял от Трампа, что президент предпочитает дипломатические действия войне. По иронии судьбы, Нетаниягу придется сложить руки и поздравить американского президента с любым подписанным соглашением, которое, конечно же, будет представлено как лучшее соглашение, которое защитит мир в Израиле и во всем мире, — даже если на практике оно окажется менее выгодным, чем первоначальное соглашение.

Даже самое смелое воображение не может представить, чтобы Нетаниягу снова предстал перед американским конгрессом, как он это сделал в 2015 году, чтобы попытаться помешать соглашению, которое Трамп подпишет с Ираном.

Сегодняшняя встреча была запланирована после посреднических усилий, в которых Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, Катар, Китай и Россия выступили партнерами наряду с Оманом, и в то же время США усилили свои угрозы в адрес Ирана. На этой неделе они ввели очередной пакет санкций в отношении компаний и бизнесменов, которые содействуют иранской ядерной программе, и, что самое важное, продемонстрировали свою военную мощь, которая включает, среди прочего, бомбардировщики B2.

Одно лишь согласие Хаменеи начать диалог, пусть даже и не прямой, может свидетельствовать о серьезности, с которой он относится к угрозе после того, как в течение двух месяцев он заявлял, что нет смысла вести переговоры с США, поскольку «такой диалог неразумен, неуважителен и нечестен». Однако не лишне упомянуть, что еще в июле 2024 года Хаменеи намекнул на свою готовность начать диалог с Западом, а в 2013 году, готовясь к началу переговоров по ядерному соглашению, он ввел термин «героическая гибкость», призванный объяснить его согласие на переговоры, а затем и на ядерное соглашение.

Когда США вышли из ядерного соглашения, Иран считал, что ему удастся убедить европейские страны, подписавшие соглашение, продолжать соблюдать его положения и без американского партнерства, и даже обсуждал с Францией, Германией и Великобританией создание механизма обхода санкций. Но помимо военной угрозы, теперь ему предстоит столкнуться с совместным и жестким европейским и американским фронтом. Великобритания даже заявила, что в случае необходимости она инициирует восстановление всех международных санкций, введенных в отношении Ирана до вступления в силу ядерного соглашения.

Хотя можно усомниться в намерениях Китая и России вновь ввести санкции против Ирана, именно сам Иран в течение последнего года выражал серьезные подозрения и обеспокоенность относительно «качества дружбы», сложившейся между ним и Россией, особенно после падения режима Асада в Сирии, несмотря на стратегическое соглашение, подписанное двумя странами. Сближение Трампа и Путина и попытки положить конец войне на Украине также не внушают уверенности в «лояльности» России.

В то же время, несмотря на то что Иран находится в состоянии политической и военной слабости, находясь в условиях глубокого экономического кризиса, который длится уже много лет, и после серии ударов, подорвавших «огненное кольцо» вокруг Израиля, которое он создавал годами, он не намерен торопиться с тем, что он считает «соглашением о капитуляции».

Было решено, что диалог будет касаться только ядерной программы, а не вопросов других видов оружия, региональной политики или любой сферы, которая имеет отношение к установлению дипломатических отношений с США.

Иран рассматривает свою готовность вести переговоры с США как существенную уступку по сравнению со своей предыдущей позицией, согласно которой условием любого диалога было бы обязательство Америки снять санкции. По его мнению, теперь настала очередь США пойти на уступки со своей стороны.

Неизвестно, есть ли у США наряду с угрозами пакет соблазнительных предложений, который убедит Иран перейти на следующий этап диалога. Судя по предыдущим переговорам с американскими делегациями во время пребывания у власти президента Байдена, процесс построения доверия — долгий, сложный, утомительный и разочаровывающий.

Но Трамп — не Байден. Он может преподнести самые разные сюрпризы, в том числе и тогда, когда представит план снятия санкций. Можно ожидать, что Иран потребует от Америки жестких гарантий на любое полученное им обещание, как он требовал от президента Байдена. В то время этот вопрос был решен лишь частично, поскольку Байден не может брать на себя обязательства от имени администраций, которые придут ему на смену, и в первую очередь для того, чтобы нейтрализовать опасность того, что Трамп сорвет любое подписанное им соглашение.

Но именно здесь и кроется преимущество и недостаток Трампа. С одной стороны, Трамп представляет собой страшную угрозу и сейчас готов вести переговоры и достигнуть соглашения, и, если он его подпишет, можно предположить, что он также будет гарантировать его реализацию. С другой стороны, это Трамп, который уже связал себя угрозой войны.

Цви Барэль, «ХаАрец», И.Н. На фото: глава МИДа Ирана Аббас Аракчи и спецпосланник Трампа на Ближнем Востоке Стив Уиткофф. AP Photos Stringer, Mark Schiefelbein