Говорила с охранниками о кошках и Холокосте. Как историк выжила в плену у ХАМАСа

49-летнюю Лиат Ацили из кибуца Нир-Оз освободили по сделке с ХАМАСом в ноябре 2023 года – спустя 54 дня плена. В ее новой квартире в Кирьят-Гате лежит книга «Медноголовый демон» Барбары Кингсолвер. Обложка – вся в пятнах копоти.

Утром 7 октября книга лежала на прикроватной тумбочке Лиат в ее доме в Нир-Оз. Лиат до сих пор не прочла в ней ни слова – но книга была первым, что она спасла из своего выжженного дома в кибуце, расположенном менее чем в двух километрах от сектора Газа.

Мы говорили с Лиат через несколько дней после ее освобождения. Кибуц организовал специальный вечер в ее честь и в память об Авиве, ее партнере и отце их троих детей. Террористы убили Авива 7 октября – он пытался защитить Нир-Оз, где родился и прожил всю жизнь. Его тело похищено и до сих пор удерживается в Газе.

Ранее я не была знакома с Лиат, но примерно через три недели после резни 7 октября я взяла интервью у ее старшего сына, 22-летнего Офри. Мы поговорили еще и с матерью Авива – Тальмой Ацили, а также с мамой самой Лиат – Шайей Бейнин.

Офри и две его бабушки описывали счастливую пару супругов. Авиву и Лиат было по 49, они знали друг друга с 14 лет. Механик, отвечающий за сельскохозяйственное оборудование кибуца, Авив открыл в себе талант художника. Лиат, имеющая гражданство США, была уважаемой учительницей истории, проводила экскурсии для молодежи по мемориальному комплексу «Яд ва-Шем».

Лиат вернулась домой из плена 29 ноября. На следующий день после ее возвращения Армия обороны Израиля официально подтвердила худшие опасения семьи: Авив был убит 7 октября и ХАМАС забрал его тело.

История Лиат не похожа на истории большинства заложников. Ее не держали в тоннелях под землей, не подвергали физическому насилию и достаточно кормили. Она подчеркивает, что ей очень повезло.

Первые минуты 7 октября она провела в безопасной комнате вместе с Авивом. «Количество сирен воздушной тревоги было просто безумным. А через несколько минут мы услышали еще и стрельбу из винтовок. Авив сказал: «В кибуце посторонние люди, я выйду посмотреть, что происходит». Он был членом отряда охраны кибуца, и у него был пистолет. Он вернулся через несколько минут, сказал, что он и наш сосед будут обходить окрестности, и снова ушел. Это был последний раз, когда я его видела».

Лиат осталась в безопасной комнате вдвоем с собакой. Около 11 часов утра в незапертую комнату ворвались двое вооруженных людей в форме. Это были террористы ХАМАСа.

– Было ли вам страшно?

– Не особенно. У них было оружие, но они мне не угрожали. Они сказали мне: «Не бойся, мы не причиним тебе вреда, пойдем с нами». Дали мне время одеться и собраться, но я была не в состоянии это сделать, будучи в шоке.

– Вы пытались с ними спорить?

– Нет.

Тогда у нее и мелькнула мысль взять с собой книгу Кингсолвер. Потом, во время бесконечных дней в плену в частном доме в Хан-Юнисе, она пожалела, что не сделала этого.

«Когда они меня забрали, я подумала: что теперь думать о книге?» Мне казалось, пройдет два-три дня и все закончится. Не знаю почему. Я не взяла никакой одежды. Я искала очки, и они даже помогали мне искать, но мы их не нашли. Когда я вернулась домой спустя два месяца, очки лежали именно там, где, как я помнила, они должны были быть», – вспоминает она.

– Что пронеслось у вас в голове?

– Я думала, они выведут меня на улицу и дальше все будет как во время Холокоста. Что всех приведут на большую лужайку, а потом – не знаю, что с нами сделают. Когда я увидела, что снаружи никого нет, только я, я была ошеломлена. Они не трогали меня, говорили со мной по-английски и все время повторяли: «Не волнуйся, мы не причиним тебе вреда». Потом отвели меня в машину рядом со столовой. Там был еще один человек из кибуца, который до сих пор в плену.

Ее собаку, как она узнала после возвращения, в тот день застрелили. В секторе Газа Лиат отделили от другого пленника и отвели в дом семьи одного из похитителей.

«Меня встретила его мать. Я продолжала плакать. Она усадила меня на диван, обняла и сказала: «Все будет хорошо, все будет хорошо». Сначала я сказала им: «Я не знаю, что с моими детьми, с моим мужем». Я попросила их попытаться как-то сообщить им, что я жива. Я все время плакала. Они как будто очень беспокоились обо мне и хотели, чтобы я ела и пила. Они говорили: «Мы защитим тебя, ты здесь в безопасности, с тобой ничего не случится». Они разрешили мне принять душ, переодеться. Постирали мою одежду», – вспоминает Лиат.

– Они не боялись, что вы попытаетесь сбежать?

– Нет, и вполне обоснованно. Куда я могла пойти? Дом был полностью открыт, я могла свободно бродить внутри. Они спрашивали, не нужно ли мне что-нибудь и не хочу ли я побыть в комнате одна. Они совсем не охраняли меня. Они понимали, что я никуда не пойду – что мне делать одной в Хан-Юнисе? Мы мало разговаривали, потому что они не говорили ни по-английски, ни на иврите, а я не говорила по-арабски. Вместе со мной в доме были родители похитителя, его братья и сестра с детьми. Когда находишься в доме с маленькими детьми, это успокаивает.

Вечером в воскресенье, 8 октября, Лиат привели в другую квартиру, где находилось несколько боевиков ХАМАСа. Там она встретила нескольких тайских рабочих, захваченных в приграничных районах Газы, а также 30-летнюю Илану Грицевски, еще одну заложницу из Нир-Оз.

Грицевски освободили на следующий день после Ацили, 30 ноября, в рамках сделки с заложниками. Ее партнер Матан Зангаукер все еще находится в Газе. Лиат говорит, что тайцев увезли в ту же ночь, а с ней и Грицевски остались двое охранников.

«Мы с Иланой оставались с ними все это время. Им было около 30 лет. Они не были ни в форме, ни вооружены. Мы пробыли в этой квартире около десяти дней, а потом нас перевезли в другую».

Хотя Ацили и Грицевски были из одного кибуца, до плена они не знали друг друга.

Грицевски репатриировалась из Мексики 14 лет назад, она и Зангаукер только недавно переехали в Нир-Оз. Пребывание вместе очень утешило обеих женщин. Они делились эмоциями и говорили обо всем на свете. Но разговаривали не только друг с другом. По словам Ацили, за долгие недели плена между ними и двумя охранниками установилось странное взаимопонимание.

«Все это было очень запутанно, – вспоминает она. – Конечно, я боялась, особенно вначале. Но они постоянно твердили нам, что ХАМАС хочет заключить сделку, что она вот-вот состоится и что их задача – защитить нас. Они заинтересованы в том, чтобы мы были в хорошем состоянии. Через несколько дней стало ясно, что они не собираются причинять нам вред. Я очень боялась, что нас передадут другим. Время от времени они поднимали эту тему, и я говорила: „Но вы же останетесь с нами, верно?“».

Охранники разрешили Ацили и Грицевски каждый день смотреть главный катарский канал «Аль-Джазира», так что они смогли кое-что узнать о событиях 7 октября. Но о Нир-Оз на катарском канале не было ни слова. Поэтому они не знали, что с их близкими, и не имели представления о количестве убитых и взятых в заложники жителей кибуца.

«Я не знала, что случилось с Авивом. Это сводило меня с ума: как закончился тот день? Что же все-таки произошло? По «Аль-Джазире» рассказывали о Беэри и о военной базе в кибуце Нахаль-Оз. Наши охранники сказали, что в Нир-Оз мало что произошло и они ничего не знают о моей семье. Они не говорили с нами о зверствах, изнасилованиях и убийствах», – вспоминает Лиат.

«Когда мы сказали им, что там было мародерство, что мы действительно видели это, они удивились. Они повторяли: «Мы не понимаем, почему они похитили вас, женщин, мы не воюем с женщинами». Я сказала: «Ладно, вы не понимаете, почему они нас похитили, но ведь вы нас охраняете». У них не было ответа.

Когда я почувствовала себя увереннее, я сказал им: «Отвезите нас в Абасан» – город в секторе, расположенный недалеко от границы с Израилем, напротив кибуца Нир-Оз. Я также сказала, что мой отец заплатит много денег, если они нас вернут. Они сказали: „Если бы это зависело от нас, мы бы помогли вам. Но вы знаете, что если мы это сделаем, то либо израильская армия убьет нас, либо ХАМАС“».

Многие заложники, вернувшиеся из Газы, рассказывают, что испытывают острый голод. Но Ацили и Грицевски повезло и в этом отношении: их удерживали в Хан-Юнисе, и там хватало продуктов.

Один из рассказов Лиат звучит сюрреалистично: «Они были шокированы тем, что я вегетарианка. Они спросили: «Так что вы едите?» Я сказала, что очень люблю пиццу. Тогда один из них сел на велосипед и привез пиццу из Crispy Pizza в Хан-Юнисе. После этого мы попросили фрукты и овощи, и они принесли их».

«Бывали дни, когда еды было совсем мало, – вспоминает Лиат. – Это очень странно, когда ты вдруг перестаешь контролировать, что и когда ты ешь. Но мы не страдали от голода».

«Они хотели, чтобы мы видели в них людей»

Шли дни, и обе женщины начали вести долгие беседы со своими охранниками.

«Я поняла, что, чтобы выжить, мне надо как можно больше общаться с ними. Они хотели, чтобы мы видели в них людей, а мы – чтобы они в нас. Поэтому очень быстро начались разговоры о семье, о нашей жизни, и это сработало. Я полностью зависела от этих людей. Я хотела им понравиться, чтобы они узнали меня получше, чтобы они заботились обо мне. Именно так можно выжить».

– Что ваши охранники рассказали вам о себе?

– Один сказал, что он юрист, другой – учитель. Оба женаты, у каждого есть ребенок. Однажды жена одного из них пришла к нам в квартиру с новорожденным. Мы говорили о своих детях, о супругах, родителях, братьях и сестрах. Они много рассказывали о своей жизни. У одного из них была кошка, и мы говорили о наших кошках. Они рассказывали о свадьбах, о быте. Мы много говорили о еде. Один из охранников очень любил готовить, поэтому они описывали всевозможные блюда: маклюбу, фаршированные овощи, всевозможные салаты.

Лиат спросила их, зачем они связались с ХАМАСом.

«Мне удалось немного понять, какое место занимает ХАМАС в их жизни. Они рассказывали о бедности в секторе, о том, как трудно оттуда уехать. Оба очень хотели совершить паломничество в Мекку. Они считают себя средним классом – из семей коренных жителей Газы, а не беженцев, у них есть недвижимость, но они все равно не могут позволить себе уехать. Они с интересом спрашивали, ели ли мы когда-нибудь в «Макдоналдсе». Мы ответили, что да, ничего особенного, еда отвратительная. Они сказали, что в рекламе она выглядит очень привлекательно».

– Вы говорили о политике?

– Да. Были вещи, которые они знали и которые меня совершенно удивили. С одной стороны, они много слышали о политике в Израиле и об армии; с другой стороны, они были абсолютно невежественны в других вопросах. Например, мы говорили о резне в Сабре и Шатиле. Я сказала нашим похитителям, что это не ЦАХАЛ расправился с тамошними жителями. Я объяснила, что действительно есть те, кто считает, что ответственность за случившееся лежит на армии, и что я согласна, что ЦАХАЛ должен был предотвратить это, но не армия устроила резню. Они очень удивились и спрашивали: „Так кто же тогда?“».

«Весь мир должен стать исламским»

Еще раз Лиат почувствовала, что просвещает своих похитителей, в разговоре о Холокосте. Как учитель истории она хорошо знает тему. Этот разговор состоялся между ней и одним из охранников, до этого момента не слишком разговорчивым.

«Он сказал, что читал о Холокосте в интернете, и попросил меня рассказать ему больше. Я рассказала, и в конце он сказал: „Это ужасно, что случилось с вами. Я не знал, что так много евреев было убито“», – вспоминает заложница.

С другой стороны, добавляет Лиат, было ясно, что эти два человека – мессианские мусульмане, верящие в глобальный джихад.

«Мы говорили о создании здесь двух государств для двух народов. Один согласился, что оно должно быть, но сказал, что такое решение будет «временным». В конце концов весь мир станет мусульманским. Это и есть цель, сказали они. Хотя сегодня лидеры арабских государств и арабы Израиля недостаточно поддерживают их, однажды это изменится. Они много говорили о своем желании, чтобы мы, евреи, покинули Израиль и вернулись в страны, откуда приехали. Мы объяснили им, что это невозможно».

– То есть вы считаете, что их взгляды проистекают из глубоких религиозных убеждений?

– С одним из них я почувствовала, что это действительно так. Но с другим мне показалось, что он понимает, что идеология и вера – это одно, а реальность – совсем другое.

– Вам было страшно, потому что вы были женщинами, которых держали мужчины?

– Сначала мы очень боялись, что нас изнасилуют. Но потом мы поняли, что этого не случится.

Пока шла работа над сделкой по освобождению заложников, похитители пытались их обмануть.

«Они говорили нам всякую ерунду – то мы в списке на обмен, то нас нет в списке. Они лгали, но у них это плохо получалось. Мы быстро их раскусили, а потом они извинялись. Я до сих пор не знаю, как много они на самом деле знали о происходящем», – вспоминает Лиат.

«О сделке говорили долго, около месяца, еще до нее. Мы чувствовали, что они постоянно говорят об этом. Обычно мы просили посмотреть телевизор днем или вечером. А однажды сказали, что хотим смотреть утром, и вдруг увидели сюжет не о войне, а о выборах в Голландии и о вулкане, который извергается в Исландии. Тогда я поняла, что в мире происходят и другие вещи. Это меня обрадовало. У меня есть хорошая подруга, живущая в Голландии, и я подумала, что когда-нибудь расспрошу ее о выборах».

За несколько дней до освобождения Ацили и Грицевски перевезли в больницу «Насер», где собрали заложников, которых должны были освободить.

«Охранники заранее сказали нам, что нас повезут ночью, – боялись, что нас линчуют разъяренные толпы хамасников или гражданских, – вспоминает Лиат. – И действительно, за нами пришли ночью и завязали нам глаза. Один из похитителей посадил нас в фургон».

Ацили не знает, что стало с ее похитителями. Я спрашиваю у нее, хотела бы она узнать это. Она несколько секунд молчит.

«Иногда мне это интересно, а иногда я предпочитаю не знать. Я не желаю им смерти. Но они сделали неправильный выбор. Мне ясно, что их мировоззрение в корне ошибочно. Но и здесь, в Израиле, есть люди, чье мировоззрение в корне ошибочно».

«Мы не знали, что есть и другие заложники»

Когда ее и Грицевски доставили в больницу Насер, они встретили других заложников и услышали поразившие их новости.

– Вы не знали, что есть другие заложники?

– Однажды по телевизору мы увидели демонстрацию за освобождение заложников, и на одном из плакатов была фотография Офера Кальдерона и его детей. Я была потрясена. Что? Целых шесть пленников из Нир-Оз? Это казалось мне безумием. Но в больнице я встретила Шани Горен и Ирену Тати. Шани ввела нас в курс дела. Она долгое время находилась в больнице и встречала там других заложников из Нир-Оз.

– Какие детали вас ошеломили?

– Я предполагала, что, пока идет война, жители Нир-Оз не вернутся домой, но я не представляла себе масштабов разрушений в кибуце. Я не представляла, что школы больше нет. Я думала, что, возможно, 20 или 30 человек из Нир-Оз были убиты – статистически это выглядело логично, но я не представляла, что столько людей похищено. И, самое главное, я не могла представить этих зверств. Я знала, что ХАМАС убивал и похищал людей, но я не представляла других вещей. Счастье, что я этого не знала.

– То есть незнание помогло вам?

– Да. Я не знала, что моего мужа Авива нет в живых. Психологически это защищало. Другие пережили совсем иное. Для меня очевидно: именно то, как я это пережила, помогло мне оказаться там, где я нахожусь сейчас, и говорить так, как я говорю. Я очень хорошо понимаю семьи заложников и жертв, которые хотят только отомстить и полны гнева. К таким людям нужно прислушиваться. Но важно, чтобы были и другие голоса.

На следующий день после прибытия в больницу Ацили разлучили с Иланой Грицевски, которую отвели в туннель.

«Примерно в 8 или 9 часов вечера кто-то сказал: «Сегодня вы точно не поедете домой. Вы единственная израильтянка в больнице». Мне стало очень страшно. Я чувствовала, что не могу находиться там одна. А потом мне вдруг сказали: «Хотите домой?» И меня вывели», – вспоминает она.

По пути домой Лиат поняла, что боится. Боится узнать, что случилось с ее мужем и детьми. Минуты от освобождения до встречи с офицером ЦАХАЛа, рассказавшим ей, что случилось с ее семьей, остались в ее памяти как моменты острого ужаса.

«Не было ни облегчения, ни радости, пока мне не сказали, что с моими детьми все в порядке. В этот момент я начала дышать», – вспоминает она.

На тот момент официальная информация гласила, что Авив был ранен и похищен. Только через 12 часов после освобождения Лиат сообщили, что он убит и похищено его тело.

История о счастье

Лиат приехала в кибуц Нир-Оз в 20 лет, после того как начала встречаться с Авивом.

«Я – персональный импорт», – говорит она с улыбкой. Она родилась в 1974 году в кибуце Шомрат на севере страны в семье репатриантов из США, приехавших в рамках движения «Ха-Шомер Ха-Цаир». В этом движении Лиат и познакомилась с Авивом – обоим тогда было по 14 лет.

«Мы общались то тут, то там: походы, семинары. Оба проходили годичную добровольную национальную службу перед призывом в армию и жили в коммуне в Хайфе. В 19 лет мы стали парой».

После окончания службы в армии – Авив служил в отряде коммандос «Эгоз» – они некоторое время жили в Нир-Оз, а затем отправились в долгое путешествие.

«Мы путешествовали три года и вернулись в Израиль в 26 лет, потому что я хотела учиться и хотела ребенка. К 30 годам у меня была степень бакалавра. У нас родились трое детей – Офри, Нета и Айя, – вспоминает она. – В последние годы Авив всегда говорил: «Как удачно, что ты заставила меня рано завести детей». Нам еще нет 50, а наш ребенок уже закончил 12-й класс и отслужил год национальной службы».

«К 49 мы снова стали парой без маленьких детей. Казалось, все впереди», – вспоминает она.

Выйти и сражаться

Лиат не знает, что именно случилось с Авивом 7 октября, когда он вышел из дома, чтобы защищать их кибуц.

Но, судя по тому, что ей рассказали в армии, она считает, что его действительно убили в Нир-Оз, а затем тело перевезли в Газу.

– Я все время вспоминаю момент, когда ему стало ясно, что он должен выйти и сражаться. Что у него обязательства перед общиной, перед кибуцем.

– Вас это злит?

– Нет. Это очень похоже на него. Это очень похоже на любой отряд самообороны. В тот день в Нир-Оз защитники кибуца проявили высочайший героизм. Авив до последней минуты боролся за то, что было для него важнее всего. Он не смог бы жить дальше, если бы не вышел и не сделал все возможное. Я думаю, он умер очень «цельным». Его статус в WhatsApp гласил: «Лучше сгореть, чем заржаветь».

21 июня Авиву исполнилось бы 50 лет. Те, кто любил его, отметили его день рождения открытием выставки его работ в тель-авивской галерее RawArt. «Он всегда рисовал, всегда работал с металлом, но за последний год он также выставил и продал несколько работ, – объясняет Ацили. – Это было что-то новенькое. Он расположил много своих работ вокруг Нир-Оз, он чувствовал, что общественное пространство принадлежит ему. Ему удалось сделать совсем немного в плане искусства, и это действительно разрывает мне сердце».

Несмотря на то, что тело Авива не возвращено, семья провела похороны в Нир-Оз 6 декабря.

Лиат не хотела бы, чтобы другие люди рисковали своими жизнями, чтобы вернуть тело Авива в Израиль.

«Я убеждена, что его тело никогда не возвратят, и у меня никаких проблем с этим. Мне не будет покоя, если, кто-то пострадает, чтобы вернуть его в Израиль. Невозможно вернуть его к жизни, и нелогично, чтобы люди платили своей жизнью, чтобы вернуть тело. Он обрел совершенный покой».

* * *

В начале июля 2024 года Лиат Ацили встретилась в Белом доме с президентом Джо Байденом. Он первым позвонил ее родителям, чтобы поздравить их с ее освобождением из Газы. От израильского правительства, по ее словам, не пришло даже SMS.

Встреча с Байденом была очень трогательной. «Он очаровательный человек. Он рассказал мне о своей первой жене, которая погибла в автокатастрофе. Он сказал: „Придет день, когда вы будете вспоминать Авива и улыбаться сквозь слезы“».

После возвращения домой Лиат вернулась к преподаванию в школе «Нофей Хабсор» в западном Негеве. До 7 октября она работала там учителем у 12-го класса.

«Я сразу же вернулась и в школу, и в «Яд ва-Шем». Мне это было очень нужно. Не знаю, правильно ли поступили мои ученики, приняв меня в таком состоянии, но мне это пошло на пользу. Я хотела показать себе, что я все та, кем была раньше. Но в следующем году я возьму перерыв», – признается она.

В ближайший год Лиат планирует посвятить себя восстановлению своей общины и кибуца.

«Люди все еще переживают острую травму и по-разному реагируют на разные вещи. Кто-то считает, что правильный способ справиться с этим – двигаться вперед на полной скорости, кто-то – нет. И ко всему этому добавляется вопрос о заложниках. Можно сказать очень просто: не закончив историю с заложниками, мы не сможем ни реабилитироваться, ни построить новую жизнь. Общество не сможет жить дальше, – уверена Лиат Ацили. – История заложников – это открытая рана. Это напоминание о брошенности и пренебрежении, об ужасной неудаче».

Провал, о котором она говорит, начался не девять месяцев назад, признает Лиат Ацили.

«Мы 20 лет жили в условиях заброшенности, пренебрежения и отсутствия политической стратегии. 7 октября – результат политики Нетаниягу и правых правительств на протяжении всего этого периода. Это культивирование ХАМАСа в ущерб Палестинской автономии, и попытка скрыть палестинскую проблему, и неспособность вести дипломатические переговоры».

Пока что Лиат довольна своим временным домом в Кирьят-Гате. «В стране все еще есть вещи, которые функционируют хорошо. Немногие страны смогли бы так мобилизоваться для помощи гражданским лицам такого рода. Мы получили меблированные квартиры, вплоть до чайной ложки и комнатного растения. Вообще я предпочитаю концентрироваться на том, что есть, и на том, что еще может быть, а не на том, чего нет и уже не будет. И вижу альтернативу: палатка ООН и пакеты с гуманитарной помощью? Большинство людей в мире, которые проходят через то, что пережили мы, получают именно это».

– Вы имеете в виду жителей Газы?

– Разумеется. Я была и остаюсь левой, которая верит в сосуществование и мир. Мир – это не мечта кровоточащих сердец. У нас нет альтернативы. Без мира мы не выживем. Но мир – это и не поедание фалафеля в Хан-Юнисе вместе с моими похитителями. Мир – это отсутствие войны. Если не воспользоваться этой ужасной ситуацией для кардинальных перемен, тогда нам действительно придется собрать вещи и покинуть это место.

И да, я думаю о том, что происходит в Газе. Я сострадаю тем, кто страдает, семьям погибших с обеих сторон. Война – это не самоцель. Для меня очевидно, что эта война в данный момент служит только политическим интересам. И очевидно, что правительство принесло заложников на алтарь своего политического выживания.

– Вернетесь ли вы в Нир-Оз?

– Я хочу, чтобы от моего дома до дома моих соседей проложили туннель, чтобы, если что-то случится, я хотя бы не была одна, – смеется она. – Я намерена вернуться. Мой сын там. Некоторые члены нашей общины не хотят возвращаться. Но я определенно хочу, чтобы это место снова ожило. Я очень люблю Нир-Оз и не хочу, чтобы 7 октября стало единственным днем, определяющим его. Это также моя связь с Авивом. Не задумываясь ни на секунду, он пожертвовал своей жизнью ради этого места.

Материал публикуется в сокращении.

Шани Литтман, «ХаАрец», Н.Б. Фото: Томер Аппельбаум √