Еврейские ученые в советском атомном проекте

Физическая наука конца XIX — начала ХХ века переживала тяжелый кризис, связанный с достижением естественного предела познания классическими методами. Требовались новые теории, новая постановка задач. В это время рождается новая физика — атомная, квантовая, релятивистская, теоретическая. Одним из ее творцов в России стал Абрам Федорович Иоффе. Именно с его именем связана самая крупная и разветвленная школа российских физиков.

Но меняется не только наука — вся Россия переживает серьезные потрясения. После гражданской войны немногочисленные представители привилегированных сословий, оставшиеся в России, оказались в своей стране париями. Они были не только отстранены от реальной власти, но и долгие годы подвергались дискриминации по принадлежности к «бывшим», фактически были деклассированы. В сложившейся обстановке новая власть привлекает к работе еврейских светских интеллектуалов.

До революции путь еврейских детей в гимназисты был осложнен как процентной нормой, так и отсутствием широкой сети гимназий по стране. Однако недостаток гимназий с успехом замещали училища более низкого уровня — коммерческие и реальные. Новая научная, культурная, административная элита довоенных лет во многом состояла именно из выходцев из еврейской среды. 

Возможность беспрепятственно получить высшее образование, создание новых социальных лифтов буквально окрылили как еврейских юношей и девушек, так и более зрелых людей. Возможность самореализации, карьерные перспективы, уход на периферию общественной жизни антисемитизма (не поощряемого обществом и подлежащего уголовному наказанию) порождали в молодых людях ответные чувства — благодарность новой власти, искреннюю преданность идеям коммунизма и партии.

Школа «папы Иоффе» и атомное ядро

Развитие атомной физики в те годы не было мейнстримом. Перспективы этой отвлеченной, во многом теоретической тематики видели многие — тот же А.Ф. Иоффе, В.И. Вернадский, но в близкие перспективы практического воплощения теоретических знаний не верили даже они.

Зимой 1920 года на базе Государственного оптического института Д.С. Рождественский собирает атомную комиссию. К этому вопросу активно подключается В.И. Вернадский — его Радиевый институт основную задачу видит во всестороннем изучении свойств радия. ЛФТИ преимущественно решает другие задачи, только в 1932 г. образована лаборатория по изучению атомного ядра во главе с И.В. Курчатовым. Однако при небольшом количестве специалистов мы видим их взаимопроникновение в разные проекты — сам А.Ф. Иоффе участвует в работе Атомной комиссии, а И.В. Курчатов работает на циклотроне Радиевого института. 

Приняв решение о развитии работ по изучению атомного ядра в своем институте, А.Ф. Иоффе с присущей ему энергией уже к началу 1934 г. создает отдел ядерной физики института в составе четырех лабораторий. В эти исследования было вовлечено более 30 сотрудников. Ядерная физика стала второй по важности, после физики полупроводников, областью исследований, а И.В. Курчатов сменил сферу деятельности — первоначально он занимался изучением сегнетоэлектриков.

Физический «спрут» и советская власть

Главной задачей для А.Ф. Иоффе являлось не изучение атомного ядра, а создание цепной реакции деления физических институтов в СССР, появление все новых исследователей и преподавателей. 23 ноября 1933 года из состава Комбината выделяется Ленинградский физико-технический институт (директор А.Ф. Иоффе) и целый ряд других научных учреждений. В институты приходило много молодежи. 

Взлет ЛФТИ не мог не вызвать пристальное внимание конкурентов, недоброжелателей, властей, а затем и органов. Сотрудников института и ранее затрагивали идущие в стране репрессии, но в конце 1935 года началась массированная осада.

Необходимо указать что процессы развития физической науки в СССР и репрессивной политики шли параллельно. Сам А.Ф. Иоффе неоднократно «прорабатывался» как на собраниях партактива ЛФТИ, так и на сессии Академии наук СССР.

Масштаб А.Ф. Иоффе в мировой науке в очередной раз уберег его от надвигающегося вала репрессий, но не спас коллектив института. Репрессировано было более 40 сотрудников ЛФТИ, за многих из них А.Ф. Иоффе безрезультатно ходатайствовал.

Репрессии захлестнули Украинский физико-технический институт в Харькове. Всего за 1935—1938 годы было репрессировано 16 сотрудников УФТИ, среди которых — и «выезжавшие ранее за границу», и бежавшие от Гитлера немцы-антифашисты. В 1937 году были арестованы и расстреляны пять ведущих сотрудников УФТИ — Л.В. Шубников, Л.В. Розенкевич, В.С. Горский, В.П. Фомин и К.Б. Вайсельберг. 28 апреля 1938 года в Москве был арестован Л.Д. Ландау, его обвинили в написании в соавторстве с другим физиком УФТИ, М.А. Корейцем, антисталинской листовки. Ландау провел в тюрьме ровно год и был освобожден 28 апреля 1939 года благодаря ходатайству выдающихся физиков Н. Бора и П.Л. Капицы.

Тем временем, работы по изучению атомного ядра расширяются, 12 июля 1940 года В.И. Вернадский направляет на имя куратора химической и металлургической промышленности СССР Н.А. Булганина записку «О техническом использовании внутриатомной энергии». Это поступательное развитие атомной науки обрывает война.

Начало атомного проекта СССР

В начале войны ученые-теоретики переключаются на решение военных и производственных задач — например, И.В. Курчатов занимался размагничиванием кораблей Черноморского флота, делая их относительно незаметными для свободно плавающих мин.  Но информация о развитии работ по освоению энергии атомного ядра за рубежом, донесения разведки, письма отдельных энтузиастов (например, письма Г.Н. Флерова) показывают необходимость подобных работ в СССР.

Формально работы по атомному проекту начались в 1942 году, с подписания распоряжения государственного комитета обороны «Об организации работ по урану», по которому ответственным за развитие уранового проекта назначался А.Ф. Иоффе. 11 февраля 1943 года новым постановлением ГКО к решению урановой проблемы были привлечены В.М. Молотов, как куратор проекта, и Л.П. Берия, как его заместитель. Научное руководство было возложено на И.В. Курчатова.

Начавшуюся работу сильно замедляло отсутствие у Академии наук необходимых ресурсов, и понимание ответственными необходимости этих ресурсов на фронте. Однако по мере возможности работа велась. При Академии наук была создана специальная лаборатория №2 (ныне Курчатовский институт), и начал формироваться ее коллектив. К работе был привлечен сам И.В. Курчатов и знакомые ему по совместной работе в ЛФТИ специалисты, в том числе Ю.Б. Харитон и Я.Б. Зельдович.

К ядерному противостоянию

После успеха американского проекта «Манхеттен» атомный проект СССР оформляется как одно из главных направлений — 20 августа 1945 года создан Специальный комитет при ГКО СССР. Председателем Спецкомитета был назначен Л.П. Берия, но общее техническое руководство комплексом создания производственной базы ядерного оружия было возложено на Бориса Львовича Ванникова, до этого занимавшего пост наркома боеприпасов, а после репрессий (Б.Л. Ванников — единственный человек, имевший оправдательный документ, написанный лично Сталиным) — заместитель наркома вооружений в годы войны.

В состав технического совета при Спецкомитете вошли, кроме А.Ф. Иоффе и И.В. Курчатова, среди других Ю.Б. Харитон и И.К. Кикоин.

Большой проблемой были научные и конструкторские кадры. Людей в сверхсекретный проект брали буквально «с улицы» — так в проект вошел первый главный конструктор атомной бомбы В.А. Турбинер. По легенде, он, будучи конструктором авиабомб, просто услышал разговор женщин в трамвае об институте, пришел на проходную и получил задание от И.В. Курчатова. После выполнения проекта В.А. Турбинер был рекомендован Ю.Б. Харитону и занялся разработкой первого изделия.

Вениамин Аронович Цукерман в сложных условиях эвакуации в Казани разработал принципы новой — импульсной — рентгенографии, позволяющие снимать сверхбыстрые реакции. Эта работа была представлена на совещании в присутствии А.Ф. Иоффе, и В.А. Цукерман был рекомендован И.В. Курчатову. По 1991 год он, несмотря на прогрессирующую слепоту, работал во ВНИИЭФ.

Один из ближайших сотрудников Ю.Б. Харитона, С.Б. Кормер, в 1946 году работал на подмосковном оборонном предприятии в звании старшего техника-лейтенанта в военной приемке. Ю.Б. Харитон вспоминал: «Однажды после семинара ко мне обратился молодой военный с предложением сделать доклад о некоторых вопросах работы кумулятивных боеприпасов. Я согласился. Во время доклада стало ясно, что это очень толковый человек, и я включил его в список будущего института».

Значительное количество сотрудников еврейского происхождения в первом ядерном центре, несмотря на происходящие в это время очень сложные события, подчеркивает и направленность атомного проекта на достижение заданной цели любыми средствами, и на то, что главный руководитель проекта Л.П. Берия вполне мог повторить ставшую крылатой фразу — «в своем ведомстве я сам решаю, кто у меня еврей».

Борьба с космополитизмом и физики-атомщики

Идеологическая ситуация в советской физике была напряженной еще с довоенных лет. Основными претензиями, предъявляемыми физикам и в первую очередь школе А.Ф. Иоффе, были оторванность от практики и трата непомерных сил и средств на «сомнительное теоретизирование» в области строения атомного ядра. 

В ходе идеологических дискуссий формируются два лагеря — физики университетские и академические. Кампания против космополитов вдохнула в их противостояние новую энергию. Волна «Всесоюзных совещаний» — философского, ВАСХНИЛ — дала надежду физикам с «правильными фамилиями» разгромить своих оппонентов — «физических идеалистов» и «космополитов в науке». 

Разгром отечественной физики, подобный разгрому отечественной генетики, с физической ликвидацией «безродных космополитов» во главе с А.Ф. Иоффе был, по легенде, предотвращен физиками-атомщиками. Как вспоминал А.П. Александров: «…я сказал очень просто: сама атомная бомба демонстрирует такое превращение вещества и энергии, которое следует из этих новых теорий и ни из чего другого. Поэтому, если от них отказаться, то нужно отказаться и от бомбы. Пожалуйста: отказывайтесь от квантовой механики и делайте бомбу как хотите».

Существует масса аналогичных легенд с участием И.В. Курчатова и Л.П. Берии, И.В. Курчатова и И.В. Сталина, но мы можем говорить об историческом факте — Всесоюзное совещание физиков проведено не было. Что в дальнейшем не спасло А.Ф. Иоффе от изгнания из созданного им института, а советских физиков — от «чисток».

Чистки в атомных центрах

Чистки, затронувшие атомный проект, прошли даже во ВНИИЭФ. Так, Л.В. Альтшуллера Ю.Б. Харитон смог оставить на объекте только после разговора с Берией, утвердительно ответив на вопрос «Он вам действительно нужен?»

Чистки прошли и по другим предприятиям атомной отрасли. Например, Б.В. Брохович вспоминает о начальнике дозиметрической службы первого (и единственного в то время) атомного реактора для наработки плутония — Р.М. Розмане: «…он был на месте и сохранил здоровье большому количеству персонала реакторов. Уволен он 27.10.52 г. с формулировкой “За невозможностью дальнейшего использования” (за то, что был еврей). Комбинат  ,езвозвратно потерял ценнейшего специалиста».

Еврейские специалисты в атомной отрасли после Сталина

Итогами «борьбы с космополитизмом» для советского общества стал подъем бытового антисемитизма и появление массы фильтров, ограничивающих профессиональный рост. Влияло это не столько на работу в закрытых институтах, сколько на саму возможность получить необходимое образование и стать востребованным для них специалистом.

Интерес к еврейской проблематике до определенного предела предпочитали не замечать. Академик И.К. Кикоин, по некоторым воспоминаниям, сохранял полученные в молодости знания о еврейской традиции. М.С. Соминский активно (и чем дальше, тем активнее) участвовал в деятельности национальных еврейских групп в Ленинграде. Существует легенда о возвращении А.Ф. Иоффе в последние годы жизни к еврейской традиции, но ее не подтверждает даже упомянутый выше друг и биограф Абрама Федоровича М.С. Соминский. 

В 1955 г. на Урале организован ВНИИТФ (Всесоюзный научно-исследовательский институт технической физики) — дублер ВНИИЭФ. Его создание было логичным следствием «холодной войны» — при ядерном ударе по СССР было необходимо сохранить хотя бы один ядерный центр.

А.Д. Сахаров, противопоставляя ВНИИЭФ, где он работал, и ВНИИТФ, пишет: «Министерство явно протежировало второму объекту. Вероятно, далеко не случайно там была гораздо меньшая еврейская прослойка в руководстве (а у нас Харитон, Зельдович, Альтшулер, Цукерман, я, грешный, хотя и не еврей, но, быть может, еще похуже, и многие другие). Министерские работники между собой называли второй объект “Египет”, имея в виду, что наш — “Израиль”, а нашу столовую для научных работников и начальства (“генералку”) — синагогой». В то же время мы не можем не заметить, что сотрудник ВНИИТФ академик Л.П. Феоктистов отвергает достоверность этой цитаты. 

Попасть в атомную отрасль и, тем более, сделать имя в науке было совсем непросто. Существовали закрытые инструкции, ограничивающие поступление евреев в вузы. Но и немногочисленные счастливчики, поступившие в вузы физического профиля, отучившиеся и даже защитившие кандидатские диссертации, оказывались под подозрением.

Развитие еврейских групп, подпольных кружков по изучению традиций и иврита, привело к формированию движения «отказников» — работников закрытых предприятий и НИИ, пытавшихся выехать в Израиль и получивших отказ. Появление подобных «предателей» бросало тень и на лояльных советской власти сотрудников-евреев, ограничивая их возможности.

Взаимное расхождение еврейской общины и властных органов в итоге привели к большой алие — сначала из СССР, а потом и из России. Среди уезжавших были и носители критических знаний, специалисты, которые в другой ситуации и при другом отношении могли бы многое сделать для России — но реализовавшие себя на исторической родине.

Станислав Дудкин – специально для проекта «Да».  «Да» — проект, открывающий малоизвестные страницы истории, культуры и традиции восточноевропейского еврейства.
На фото: заседание ученого совета ЛФТИ, Я.И. Френкель, А.Ф. Иоффе, Б.Р. Бурсиан, Н.И. Добронравов.