Эти еврейские польские дети мечтали переехать в Израиль. Но большинство из них погибли в Холокосте

В начале 1935 года Дов Сашински, школьник из Польши, написал письмо Менахему Усышкину, лидеру сионистского движения и председателю Еврейского национального фонда.

Дов гордился тем, что говорит и пишет на иврите, «нашем священном языке». Описывал себя как «маленького мальчика» с «сердцем первопроходца». Цитировал Теодора Герцля и заявлял о своем горячем желании жить в Земле Израиля: «Я слышал о только что основанных деревнях… Ведь наверняка не хватает рабочих рук. Я буду работать вдвое больше всех остальных. И поэтому я очень прошу господина Усышкина устроить это. Итак, шалом! Давайте увидимся в стране, к которой мы стремимся. Давайте встретимся, и будем сильны», – заключил он.

Примерно в то же время письмо в схожем духе отправил Усышкину одноклассник Дова Йосеф Шланг. «У меня большие способности к рукоделию и рисованию. Я могу делать вещи из гипса, дерева и многого другого. Здесь, в Польше, я не смогу работать так, как на родине, ведь я еврей. Поэтому я хочу поехать в «Бецалель» и обещаю быть хорошим студентом», – написал он, имея в виду художественную академию в Иерусалиме. «Я хочу быть в Стране. Работа – в моем сердце, а мои руки тянутся к земле. Прошу Вас принять во внимание нашу ситуацию и прислать мне ответ, который сделает меня счастливым», – заключил он.

Некоторые из этих писем нашли несколько лет назад в Центральном сионистском архиве в Иерусалиме в рамках исследовательского проекта двух ученых из Тель-Авивского университета: профессора Давида Асафа, специалиста по культуре и истории еврейского общества в Восточной Европе, и профессора Яэль Дар, чьи исследования посвящены еврейской детской культуре, особенно до образования Государства Израиль. Ученые изучили десятки писем от детей из одного класса польской школы в подмандатную Палестину 1930-х годов, написанных за несколько лет до их гибели в Холокосте. Эти письма недавно опубликованы на иврите в книге «Надеюсь, мы встретимся снова: письма еврейских школьников из Польши в Эрец-Исраэль между двумя мировыми войнами» (издательство Magnes Press).

Реакция Усышкина на трогательные слова детей была довольно сухой. Он переслал письма Генриетте Шолд, главе Молодежной алии в Палестине: «Работа с этими детьми – Ваша работа. Прилагаемые письма от двух детей из Польши, которые ищут совета и хотят приехать сюда. Пожалуйста, ответьте им, как сочтете нужным». Шолд написала мальчикам: «Когда вы вырастете… и, если у вас появится возможность совершить алию, мы сможем вам помочь».

Тогда Дов Сашински в марте 1937 года написал Шолд напрямую. Его письмо исчезло, но ее ответ найден: «Я прочитала Ваши проникновенные слова… Я хорошо понимаю Вашу сильную тоску по Земле Израиля, но должна объяснить Вам, что, к сожалению, нет никакой надежды, что смогу помочь Вам совершить алию. Ошибочно думать, что я имею какое-то влияние на вопросы алии. Моя деятельность ограничивается только молодежью из Германии, и у меня нет полномочий выходить за рамки этого ограничения. Сожалею, что могу дать только отрицательный ответ, но лучше видеть истинную ситуацию, чем обманываться ложными надеждами».

Сашински написал Шолд еще раз в июне 1938 года. «И снова я, нижеподписавшийся, пишу письмо с просьбой к моей дорогой леди. Я – мальчик из Польши, из долины мрачного изгнания, чье еврейское сердце бьется, который все еще надеется увидеть Израиль и работать на родине, в Земле Израиля, – писал он. – Пришло время помочь… Все зависит от Вас! Для этого нужен капитал… а у меня нет денег. Отец без работы, финансовая ситуация в моем доме горька до невозможности. Еврейского парня здесь не принимают в ремесленники, особенно – закончившего еврейскую школу. Возникает вопрос, что делать. Прыгнуть в воду? Повеситься?» Он отметил, что в нем «пробуждаются навыки», которые он мог бы использовать, чтобы помочь еврейскому народу «бороться за свободу земли, народа и языка, за рабочую Землю Израиля… Ой… как мне горько, как трудно, неужели некому мне помочь? У меня нет денег и у меня нет другого пути, и, если у меня не будет этого пути [алии], кто знает, что со мной будет?». Тем не менее он закончил оптимистично: «Увидимся на нашей родине, аминь! Жду удовлетворительного ответа».

«Это душераздирающее письмо, – говорит профессор Асаф в интервью газете «ХаАрец». – Сашински впечатлительный, идейный юноша, пропитанный сионистским духом, – все, чего он хочет, это совершить алию, потому что он чувствует, что в Польше у него нет будущего».

Несколько лет спустя выяснилось, что Дов Сашински погиб в Варшавском гетто.

«Не забывайте нас»

Толчком для исследовательского проекта ученых послужило письмо, отправленное в 2015 году Давиду Асафу Эрезом Левом: «Я не работаю и не учусь ни в одном академическом учреждении. Я узнал Ваше имя из списка экспертов, – написал Лев. – Обращаюсь к Вам в связи с сокровищем, попавшимся мне на глаза… Если Вы заинтересованы, пожалуйста, свяжитесь со мной как можно скорее».

Незадолго до этого Лев пытался помочь своим родителям в доме престарелых в Ход-ха-Шароне найти старый контракт. Документ не нашел, но среди их бумаг лежала пачка пожелтевших страниц, перевязанных резинкой. Изучение этих писем показало, что их отправили еврейские школьники из польского города Нови-Двор своему учителю и директору Цви Плесеру, обосновавшемуся в Палестине. Некоторые из них вошли в прощальный альбом, который Плесеру подарили перед отъездом в 1934 году; другие отправлены уже в Палестину. В 1960-х годах Плесер, продолжавший преподавать в Израиле, передал письма дедушке Эреза Лева, Йосефу Шимковичу, который также был родом из Нови-Двор и помогал редактировать памятную книгу о еврейской общине города. Вскоре после этого Плесер умер, и письма пылились в коробке до 2015 года.

«Вполне возможно, это единственное материальное наследие этих детей. Они словно взывают: не забывайте нас», – пишет Лев.

• Читайте также:
• В «черную субботу» выжившая в Катастрофе женщина спасла молодежь с фестиваля «Нова»
• В Польше арестован подросток, бросивший коктейль Молотова в синагогу
• Польша готова смягчить требования к Германии о выплате репараций за Вторую мировую

Сначала Лев надеялся разыскать и организовать встречу авторов писем через утреннее шоу на ТВ. Не сработало. Тогда он связался с Давидом Асафом, тогдашним главой Института истории польского еврейства Тель-Авивского университета. «Он показал мне письма, и я понял, что не смогу справиться с этим материалом самостоятельно, потому что нужно знать, о чем спрашивать, используя детские тексты, чтобы получить правильные ответы», – вспоминает Асаф. Он обратился за помощью к профессору Дар. Вскоре они пришли к выводу, что шансы найти авторов писем невелики. «В 1934 году им было по десять лет, а значит, сейчас должно быть по сто. Нам известно, что только двое [из класса] пережили Холокост, и ни одного из них нет в живых», – отмечает Асаф.

Коллекция состоит из 80 писем на иврите длиной от нескольких строк до страницы или двух. Ученики рассказывают о событиях в классе и школе, но также описывают социальную напряженность, сложные отношения между одноклассниками, между учениками и учителями. Пишут о разнице между богатыми и бедными детьми, о жизни за пределами класса: трениях в большой еврейской общине и контактах с нееврейским окружением, антисемитизме. Они даже описывают последствия смерти лидера Польши маршала Юзефа Пилсудского в 1935 году.

Сионистская терминология пронизывает все работы. Особенно примечательно сравнение еврейской диаспоры в Польше, описанной в мрачных тонах, с Землей Израиля – самой заветной надеждой детей, которая выглядит практически несбыточной. Это много говорит о деятельности и влиянии образовательной сети «Тарбут» в межвоенный период.

«Школа – своего рода теплица, которая пытается дать детям идиллическую реальность ценностей и мировоззрения, не всегда соответствующую реальной ситуации за пределами школы», – говорит Асаф. Испытания и невзгоды реальной жизни в Земле Израиля в письмах особо не упоминаются, но часто приводят культовые образы: апельсины, солнечный свет, танцы и обработка земли.

Дов Сашински и Йозеф Шланг писали не только Усышкину, но и своему бывшему учителю. «Наверное, хорошо сейчас в Земле Израиля. Солнце светит, а виноградники цветут». И в других письмах: «Сейчас здесь падает снег. На окне иней. На улице холодно… У Вас такого нет. Светит солнце и цветут виноградные лозы. Ой! Я тоскую по Земле Израиля. Дайте мне крылья, я полечу к своему любимому учителю. Здесь все плохо, – добавляет мальчик. – Но что мы можем сделать? Хотя надежда еще не потеряна. Но Вы, мой учитель, покинули эту диаспору… Мне тяжело… Нам в диаспоре плохо», – писал Йозеф.

«Мороз на окнах, все сидят у печки, а Учителю печка не нужна, потому что его греет солнце», – вторит ему Шмуэль Шафир. «Мне кажется, там люди едят апельсины, как здесь картошку», – заметил в одном из писем Исраэль Ларих. «Здесь еще морозно, но там точно жарко. Солнце светит, пионеры работают», – писал Арье Косовер.

«В этом году, – объяснил Плесеру Исраэль Штольцман, – у нас не будет хорошего лета, только дождь. И нигде в мире нет такого жаркого солнца и ясного неба, как в Земле Израиля… которая так далека от меня и так близка моему сердцу». Шмуэль Яржамбек написал: «Мой любимый учитель уезжает в Землю Израиля, и я надеюсь, у него все будет хорошо в нашей прекрасной стране… А я остаюсь в диаспоре, грустный». А в письме Габриэля Фрида говорилось: «В конце концов, Учитель знает: в нашем сердце одна молитва – вернуться на землю наших отцов и отстроить ее заново».

Письмо Моше Кауфмана содержит единственное значимое упоминание о том, что в Земле обетованной не все так радужно. «Что происходит в Земле Израиля? Неужели жестокие арабы не позволяют евреям работать и зарабатывать на кусок хлеба?» – спрашивает он. Йозеф Шланг подмечает несоответствие между идеалом и реальностью, узнав, что Плесер, прославлявший идею работы на земле, живет в городе. «Слышал, что Вы уже преподаете в Тель-Авиве. Я думал, Учитель поедет не в город, а в деревню обрабатывать землю».

В письмах его бывших учеников отношение к Плесеру и его эмиграции в Палестину варьируется от любви, восхищения и детской надежды воссоединиться с ним на родине до гнева по поводу его отъезда, разочарования решением жить в городе, зависти к его новым ученикам, а в некоторых случаях – отчаяния. «Хочу попросить учителя, чтобы в Земле Израиля с другими детьми он не забывал нас, – написал Исраэль Ларич. – Теперь, когда я вижу, что учитель совершает алию в Землю молока и меда, я сильно завидую».

Исследователи с удивлением обнаружили свидетельства телесных наказаний, полученных от учителя. «Мы считали такие учебные заведения, как «Тарбут» передовыми, прогрессивными и либеральными. И вдруг читаем письма школьников, которые просят прощения у учителя за то, что он рассердился на них и ударил их», – говорит Ассаф.

«Хотя я получил много ударов, они научили меня говорить на иврите. В нашей прекрасной стране иврит звучит повсюду», – пишет Шмуэль Яржамбек. По словам Мордехая Ландсмана, «каждый удар, который я получал от учителя, был для меня дороже поцелуя, потому что это для моего блага, чтобы я хорошо учился… Я прошу Учителя простить мои грехи. Боюсь, их очень много». Исраэль Ларих пишет: «Думаю, что учитель ударил не без причины».

«Извинения учеников в письмах превратили удары из попытки запугать и навязать власть старшего учителя силой в законное средство воспитания, логика которого была понятна детям», – пишут Асаф и Дар.

Иврит в море идиша

В начале 1930-х годов население Нови-Двор составляло около 9400 человек, из которых 42% были евреями. Наряду с традиционным религиозным образом жизни в штетле процветала и современная мирская культура. В этот межвоенный период евреи страдали и от бедности, и от растущего антисемитизма, ставшего «неотъемлемой частью общего образа жизни евреев и поляков в Нови-Двор», подчеркивает Ассаф.

Цви Плесер, преподаватель, также упомянул об этом: «В 1933 году в Польше воздух был пропитан ядом лютой ненависти… Газеты пестрели сообщениями о еврейских погромах. В разных городах в базарные дни участились нападения на евреев, – писал он в то время. – Недалеко от Нови-Двор польское правительство создало польский молодежный лагерь… В этом лагере науськивали молодежь на евреев. Каждый вечер эти молодые люди появлялись в городе, выслеживали евреев и жестоко избивали их. Разбивали окна еврейских магазинов. В городе царил страх. Влияние Гитлера на Польшу ощущалось все сильнее с каждым днем, и это укрепило мое желание поскорее совершить алию в Землю Израиля».

Местная школа «Тарбут», в которой учились около 200 человек, была основана в 1930 году и закрыта в 1939-м. Плесер начал преподавать в ней в 1932 году в возрасте 23 лет. В школе также отмечали субботу и еврейские праздники, проводили специальные мероприятия, например ученические спектакли на иврите. Цель такой деятельности, по словам Плесера, – «дать детям возможность хоть как-то жить жизнью Земли Израиля». Судя по всему, школа преуспела в этом, несмотря на нехватку материалов и средств. «Школа располагалась в двух арендованных комнатах на втором этаже дома, и еще были две маленькие комнаты во дворе. У нас совсем не было учительской», – писал Плесер.

В таких же школах до Второй мировой войны обучались десятки тысяч еврейских детей по всей Польше и Литве. «Сеть »Тарбут» была одним из впечатляющих достижений еврейского школьного образования в Польше, – говорит Асаф. – «Тарбут» предлагала детские сады, начальные школы, гимназии, учительские семинарии, вечерние классы для взрослых и библиотеки, дававшие современное еврейское образование, сочетающие сионизм, светскость, Тору и этикет, общее и еврейское обучение и прежде всего любовь к ивриту и Земле Израиля, отождествление себя с ней и приверженность ей».

«Это был остров иврита в море идиша и польского языка и светский остров в море религиозных школ», – писал об этой сети историк Эзра Мендельсон. В Польшу также приезжали эмиссары и учителя из ишува (догосударственной еврейской общины в Палестине).

В 1934 году Плесер получил от британских властей сертификат на въезд в Палестину. За несколько недель до его отъезда из Польши в школе состоялось прощальное мероприятие. Он взял с собой созданный учениками альбом, в который вошли некоторые из писем, содержащихся в новом исследовании. Еще несколько месяцев он продолжал получать письма от своих учеников в Нови-Двор и хранил их.

Когда началась Вторая мировая война, немцы вторглись в Западную Польшу и бомбили Нови-Двор с воздуха. Сотни евреев были убиты, а дома и общественные здания разрушены. Многие местные евреи бежали в близлежащую Варшаву, а другие, молодые и предприимчивые, перебрались в Советский Союз. Оставшиеся около 1500 евреев сначала были согнаны в гетто, а затем перевезены в Освенцим. В конце войны живыми оставались около 450 евреев города. Лишь немногие из них вернулись в свои дома.

Обнаруженные в квартире Эрезов оригиналы писем отсканированы для новой книги и переданы на хранение в Центр изучения диаспоры Гольдштейна-Горена при Тель-Авивском университете.

«Нами двигало желание дать голос детям, которые не успели вырасти. Дать им возможность рассказать о себе», – говорит Дарр.

«Это не только исследование, – добавляет Асаф. – Это еще и памятник детям, которые так страстно желали совершить алию и не смогли этого сделать. После написания этой книги я стал гораздо большим сионистом. Я чувствую подлинную сионистскую страсть, которую многие из нас утратили».

Офер Адерет, «ХаАрец», Н.Б. На фото: школа «Тарбут». Courtesy Zvika Plachinski √