«Дымящиеся развалины»: директор уничтоженного роддома в Мариуполе рассказала о бомбардировке
Эти кадры Associated Press стали немым обвинением, которое увидел весь мир. 9 марта в осажденном украинском Мариуполе российские военные разбомбили детскую больницу. Мощная авиабомба упала рядом с роддомом. Фотограф AP Евгений Малолетка снял, как на носилках несут раненную беременную женщину, как другая беременная – Марианна Вышегирская – спускается по лестнице среди обломков, закрывая руками живот.
Российская пропаганда заявила, что, во-первых, эти фото – постановочные, а во-вторых, роддом разбомбили потому, что там оборудовали огневую позицию украинские военные. Эту ложь озвучил в Совете безопасности ООН российский постпред Василий Небензя. «Местные жители сообщают, что, выгнав весь персонал роддома города Мариуполь, ВСУ оборудовали в нем огневую позицию», — сказал он. Те же тезисы повторял и российский министр иностранных дел Сергей Лавров.
«Деталям» удалось поговорить с медицинским директором той самой больницы – детским кардиоревматологом Людмилой Михайленко. Ее кабинет находился в корпусе родильного дома, рядом с которым упала российская бомба. Людмила эвакуировалась из Мариуполя 16 марта. Она разоблачила ложь российских пропагандистов – и рассказала, как врачи больницы спасали жизни детей – пока новая бомбардировка не уничтожила последние корпуса.
Людмила Михайленко — медицинский директор коммунального некоммерческого предприятия «Мариупольское территориальное медицинское объединение здоровья ребёнка и женщины». Это — полное название детской больницы по адресу Мариуполь, проспект Мира, 80, которую российские войска разбомбили уже дважды – 9 марта и ночью с 16 на 17 марта.
«Хорошо слышно, когда летят «Грады»
«К нам война пришла в первый же день. Уже 24 февраля начались обстрелы Мариуполя, били по окраинам. Потом начались более интенсивные ракетные удары по Восточному (микрорайон на левом берегу реки Кальмиус, наиболее близкий к границе с РФ и линии разграничения с ДНР, — прим. ред).
В течение 2-3 дней в городе уничтожили все подстанции, подававшие электричество. Город остался без света. Не работали насосы, сразу же пропало отопление и вода.
Еще пару дней у нас был газ, потом и исчез и он. К 1-2 марта город оказался без отопления, воды, света, газа. 4 марта – последний день, когда у нас была связь. Дальше началась полная блокада», — вспоминает Людмила.
Российские войска и силы ДНР, пытаясь проложить сухопутный коридор из Крыма в Донецк, к этому моменту полностью блокировали 450-тысячный Мариуполь – город на юге Донецкой области, на берегу Азовского моря. В этой точке сошлись все интересы – Мариуполь – это еще и важный морской порт с глубокими гаванями, и центр металлопроката, его заводы выплавляют около 30% украинского чугуна и стали.
Обстрелы усиливались. Русская сталь начала убивать мирных жителей сотнями. Для врачей, в том числе и Людмилы, дорога на работу превратилась в смертельно опасную миссию.
«Когда начались обстрелы, мы с мужем переехали с окраины к родственникам, ближе к центру. У них был большой подвал.
Каждое утро у нас был квест – мы под обстрелами пробирались на работу. Вначале, когда еще была возможность, машиной, потом – пешком. Бежали на работу, по дороге прячась по подвалам и подъездам. В мирное время эта дорога занимала 10 минут, во время войны – полтора часа туда, полтора – обратно.
Это хорошо слышно – когда летят «Грады» или авиабомбы. Сразу прячешься в ближайший подъезд или подвал, пережидаешь и идешь дальше на работу. Да, страшно. Но больница должна работать – как же без этого?»
«У нас в больнице были детские отделения: хирургическая служба, детская реанимация, детская травматология, отделение патологии новорожденных, роддом», — перечисляет Людмила. По ее словам, незадолго до войны в центре сделали ремонт, больница гордилась своим оборудованием.
«Когда в городе отключили электричество, не во всех больницах хватило топлива для дизель-генераторов. Поэтому пренатальный центр – областная больница – сразу перевела к нам «тяжелых» новорожденных – недоношенных, весом кило восемьсот – и дальше мы уже «тянули» их в своей реанимации. У нас был небольшой запас кислорода, была подключена после ремонта кислородная станция – мы смогли запитать от генераторов ее и операционные блоки».
О воде и хлебе
Людмила подробно рассказывает о выживании в осажденном городе, о том, как в 10-градусные морозы люди готовили себе еду на кострах.
«Хлеба в городе не было – для работы хлебозаводов тоже нужно электричество… Воду горожане добывали из пожарных резервуаров. По больницам воду развозила коммунальная служба – водоканал.
Люди объединялись подъездами, делали костер во дворе. Кто-то кипятит воду, кто-то достает дрова. У кого-то оставались запасы: морозильники разморозились без электричества, но на улице был мороз минус 7-10 градусов. Продукты не сильно пропадали.
Мы варили супчики, на костре жарили лепешки. Муж мой жарил. В больнице, если оставалась еда, подкармливали врачей – как же иначе. Работать-то надо…
Из ближайших домов в нашу больницу люди приносили готовую горячую еду, чтобы кормить рожениц и детей. А потом уже мы готовили еду для пациентов на костре, во дворе больницы.
В начале войны отключилось электричество, и большой цех полуфабрикатов остался без морозильных камер. Они бесплатно развезли свои продукты по больницам. Нам досталось 300 килограммов пельменей – на них мы и жили все это время. Персонал самоорганизовался, развели костер во дворе корпуса, на нем варили пельмени, кипятили воду. Еще нас были запасы гречки, круп – пока была возможность, варили супчики и каши на костре, делали для больных сладкий чай.
До войны у нас был заключен договор – пищеблоком занималось КП «Питание». Когда все это рухнуло, приехала их повар – и добровольно осталась у нас. Она жила в больнице и готовила нам еду»
О «везении» с медикаментами
«Что касается медикаментов, тут нам повезло. В начале войны привезли машину с перевязочным материалом. Мы должны были распределить ее на три больницы, но другие районы города уже были блокированы, так что она осталась у нас, и перевязка у нас была. Я спросила разрешения, и мне сказали, что мы можем ей пользоваться.
В городе стояли закрытые аптеки, хозяева которых уехали. Мы договорились с волонтерами и военными, военные попросили помощи в разборе лекарств – мы ездили и вскрывали эти аптеки, и так я доставала нужные медикаменты.
Благотворительный фонд «Каритас» передал МЧС много медикаментов. Я ездила к МЧС-никам, собирала нужное, а у них мы лечили детей – у них в подвале укрывались маленькие дети, они болели, и была нужна помощь.
«Украинские военные очень сильно помогали нам, пока все не ушли оборонять город. Они привозили хлеб, медикаменты. Потом все ушли защищать нас».
О работе коммунальщиков
Как только обстрел заканчивался – в городе начинали работать коммунальные и спасательные службы, вспоминает Людмила. Коммунальщики до последнего пытались ликвидировать завалы после рухнувших домов. «Работало МЧС – и это при том, что само здание МЧС тоже разбомбили. Нам в больницу до последнего возил воду водоканал».
«Просто продолжали оперировать под обстрелами»
Среди тех служб города, которые работали «до последнего», вопреки всему, была и сама детская больница.
«У нас был единственный работающий роддом в городе – очень много было рожениц. Мы не Израиль, и к такому мы просто не были готовы. У нас не было ни подземных госпиталей, ничего такого…», — вспоминает Людмила.
«Мы перенесли операционные на первый этаж, и наши доктора просто продолжали оперировать под обстрелами. Медики уже просто жили в больнице. Многие лишились своих домов и квартир. Было уже невозможно пробраться во многие районы города. Врачи спали в коридорах, в каморках, служебных помещениях, комнатах отдыха, в ординаторских, процедурных комнатах. Мы переоборудовали столовую в комнату отдыха. После 3-4 суток без сна люди просто валились с ног. Нужен был хоть какой-то отдых. Другое дело, что сильно не поспишь под обстрелами…Так, закрыть глаза и немного полежать».
Эти имена
Людмила перечисляет имена коллег – те, кто до последнего под обстрелами спасал жизни детей и рожениц.
«Сергей С, заведующий родильным отделением, непрерывно работал по трое-четверо суток, сам и оперировал, и принимал роды.
Андрей Ч. – мой заместитель, заведующий хирургическим отделением. Этот человек вообще герой, он помог мне организовать экстренную хирургическую службу. Все бригады работали под его руководством.
Заведующий реанимационным отделением Игорь Б. работал и как реаниматолог, жил в больнице, помогал оперировать, выхаживал тяжелейших больных, маленьких детей. Когда хозяйственные работники не смогли добраться на работу, он взял на себя еще хозяйственную службу.
Галина К. – натолог, которая бессменно работала две недели, выхаживая наших полуторакилограммовых малышей (недоношенных младенцев. – Прим. «Деталей»).
Наталья И. – акушер-гинеколог. После того как 9 марта разбомбили родильный дом, Сергей С. уже не смог выходить на работу. Наталья осталась единственная из акушеров-гинекологов. Она круглосуточно оказывала помощь всем нуждающимся как акушер плюс оперировала как хирург.
Плюс бригады хирургов-травматологов – все эти люди работали героически, низкий им поклон. Я просто Бога молю, чтобы они выбрались оттуда».
Примечание редакции: в оригинале статьи здесь были полные имена и фамилии врачей: они есть в распоряжении редакции. Однако все эти люди сегодня, 24 марта, все еще остаются в Мариуполе и продолжают помогать пациентам. Людмила Михайленко попросила не публиковать их фамилии, так как боится, что российские оккупанты расправятся с врачами.
«Только что стало известно, что доктора моей больницы живы и находятся еще в городе. Боюсь, что им может угрожать расправа», — написала она.
Обстрелы становились все более и более тяжелыми. Раненых детей, а потом и взрослых, привозили в больницу на проспекте Мира, 80.
На фото: жители Мариуполя хоронят убитых в братской могиле.
«Очень жалко раненых детей. Я помню многих. 6-летняя девочка, брюшная полость вся изранена осколками, осколки в позвоночнике…
Помню первого раненого ребенка, который к нам поступил — после первого обстрела микрорайона Восточный. 13-летний мальчик с ампутацией кисти.
Еще двое детей, брат и сестра, сидели дома и играли в настольные игры. Взрывная волна выбила стекла, детей буквально изранило стеклом».
По словам Людмилы, раненым детям часто приходилось делать ампутации стоп и кистей. «Ранения брюшной полости, черепно-мозговые травмы, политравмы… Самому маленькому нашему погибшему пациенту было всего 23 дня», — вспоминает она.
«Число раненых детей нарастало постепенно – в первые дни по одному-два , и под конец уже масса – и взрослые, и дети. Вывезти их в другие больницы города зачастую было уже невозможно, и наша больница принимала всех», — говорит Людмила.
Обстрелы и авианалеты становились все страшнее , а мест, где можно получить медпомощь, в городе было все меньше.
«Под конец мы уже перешли на военные рельсы: оставляли лишь тех, кто крайне нуждался в лечении. К нам привозили людей после авианалетов – им оказывалась первая хирургическая помощь – и дальше они отправлялись домой. Мы им давали лекарства – и они уходили. Мы уже не сортировали по разным больницам – принимали всех – детей и взрослых».
Раненых, по словам Людмилы, привозили военные, МЧС, полиция и сами горожане, если кого-то находили живым после обстрела. Вначале экипажи «Скорой помощи» пытались выезжать на вызовы – хотя бы единицы из них.
«А потом центр города разбомбили так, что всюду уже была одна сплошная воронка, — вспоминает она. — Это страшная война – Отечественная, как в 1945 году, когда летит самолет, с него падают бомбы, и куда они летят – мы не знаем. Почему разбомбили больницу, драмтеатр, университет? Почему старые дома, пережившие даже Вторую мировую войну, не пережили «освобождение» русскими войсками?»
Про бомбежку 9 марта
«На заседании Совета Безопасности ООН были предъявлены факты нашей делегацией о том, что этот родильный дом давно захвачен батальоном «Азов» и прочими радикалами, откуда выгнали всех рожениц, всех медсестер и вообще весь обслуживающий персонал, это была база ультрарадикального батальона», — Сергей Лавров, министр иностранных дел РФ.
Я показываю Людмиле эту цитату Лаврова и спрашиваю о том самом дне, когда во дворе больницы, которой она так гордилась, разорвалась российская авиабомба.
«Я точно вам могу сказать: ни одного военного на территории больницы не было. Нигде. Там были новорожденные, их мамы, акушеры-гинекологи, медсестры…
Понятно, что россиянам надо как-то оправдать свои действия. Но в центре города – там, куда прилетали в тот день бомбы, не было ни одного военного. Вообще.
Я точно помню и знаю, сколько у меня в тот день было в том корпусе пациентов и сотрудников. 17 новорожденных. Еще 14 новорожденных – в отделении паталогии. 45 беременных. И 36 сотрудников. Я это знаю, потому что каждое утро я начинала с обхода отделения, чтобы понять, кто где находится, и сколько людей в больнице.
Они все были на месте на момент бомбардировки – это только я ушла пораньше.
В здании родильного дома [рядом с которым упала бомба, — прим. ред] как раз находился мой рабочий кабинет. Я ушла с работы за 20 минут до той самой бомбардировки. По городу уже начинался обстрел, меня уговаривали остаться в больнице и переждать… Мол, так безопаснее.
Но я очень хотела позвонить сыну. Беспокоилась за него, а мобильная связь в городе была лишь в одном месте, недалеко от больницы. Я выходила уже под обстрелом, а все сотрудники остались в больнице переждать налет.
Уже по дороге домой я увидела, что начался налет. 4 бомбы упали на центр, одна из них – на территорию больницы. Я недалеко ушла оттуда на тот момент…
То, что я увидела – это были дымящиеся развалины… Мы 4 года делали ремонт в больнице, это был новый современный центр! У меня было такое чувство, что это меня уничтожили. Ощущение безысходности. Происходит реальный геноцид, ты никому не нужен. Тебя бросили на произвол судьбы».
Видео результатов бомбардировки предоставлено Людмилой Михайленко.
«Представьте, у меня двор в больнице превратился в одну сплошную воронку, глубиной 10 метров. Три корпуса в больнице — их разнесло одной авиабомбой. Мои коллеги описывали страшный грохот – их буквально сдуло – вылетали окна, двери. Среди сотрудников было много контуженных и раненых. Люди были в шоке. Они до сих пор не могут связно про это рассказывать. Мы сразу начали эвакуировать вместе с МЧСниками детей и рожениц. Искали под завалами людей. Те, кто выбирался из-под завалов, начинал помогать другим. Сотрудники больницы прямо на месте друг друга перевязывали. Все были в состоянии шока – когда еще не понимаешь, что произошло, но надо действовать».
«Это еще чудо, что погибших было относительно немного. Мы на тот момент уже перевели большинство рожениц в подвал или хотя бы в коридоры, где было безопаснее», — добавляет она.
Я спрашиваю Людмилу о Марианне Вышегирской – бьюти-блогере, которая лежала в родильном доме на последнем сроке беременности. Сразу после бомбардировки фотограф Associated Press Евгений Малолетка снял Марианну спускающейся по лестнице, в пижаме, с окровавленным лицом, поддерживая руками живот.
Российская пропаганда заявила, что съемка якобы постановочная, а рядовые россияне написали в Instagram женщине, которую чуть не убила их армия, тысячи агрессивных комментариев.
«Нет, это не фейк, подтверждает Людмила. – Эта девочка у нас лежала, я каждый день обходила все отделения и видела ее лежащую в палате»
Марианна Вышегирская через день родила девочку – ее назвали Вероникой.
Еще одна беременная женщина, та, что лежит на носилках на фото выше, — умерла через несколько часов после того, как был сделан этот снимок. Ребенок родился путем кесарева сечения, но не подавал признаков жизни. Врачи попытались реанимировать мать, но через 30 минут поняли, что бессильны ее спасти.
Хирург Тимур Марин сообщил Ассошиэйтед пресс, что у женщины был размозжен таз и оторвана нога по бедро.
Медики пытались спасти ей жизнь. Когда она поняла, что потеряла ребенка, женщина закричала: «Убейте меня прямо сейчас!»
Людмила рассказывает мне о еще одной пострадавшей от бомбардировки.
«После взрыва 9 марта у нас была женщина беременная на 34 неделе, с переломом обоих ног. Ей сделали кесарево сечение, выхода не было – надо было спасать ребенка. Малыша и маму удалось спасти – по крайней мере, на тот момент, когда я уезжала. Этим ребенком занимались неонатологи».
«Небо закрыть. Пожалуйста. Нам надо, чтобы закрыли небо», — повторяет раз за разом она. — Какой-то российский Вася Иванов, решил, что может с самолета кинуть бомбу и уничтожить детскую больницу. Зачем он это сделал? У меня в голове не укладывается. Такого не должно быть».
«Пытаемся уехать – или погибаем на месте»
К 16 марта обстрелы Мариуполя настолько усилились, что семья Людмилы поняла: выбора больше не остается, надо попытаться покинуть город.
«Я перед эвакуацией больше суток не выходила из подвала. Обстрелы были уже такие сильные, что невозможно было не то что добраться на работу – выйти на улицу.
У нас уже не было выхода – либо мы пытаемся уехать, либо погибаем на месте. Мы были в центре города, прямо в соседние дома влетали снаряды.
Информации никакой не было – мы сайтов никаких не читали, мобильной связи не было. В таких случаях начинают ходить слухи: ты видишь, что соседи уезжают, слышишь, что кто-то смог выехать.
Мы приблизительно знали маршрут, по которому люди выбирались. Те, кто успел выехать из Мариуполя, передавали маршруты тем, кто оставался. Не было никакого организованного отъезда. Колонна машин на выезд из города организовалась сама собой.
Когда мы выехали из города – появилась мобильная связь. Видимо, ее глушили искусственно. Дальше мы уточняли маршрут по телефону.
В колонне было более 300 машин, 30-40 километрах мы ехали всю ночь. Мы проехали много российских блокпостов, там были военные ДНР, нас обыскивали: иногда более нагло, иногда более «культурно». У меня в машине сидели престарелая мама, ее подруга с кошкой, я и муж – видно было, что с нас нечего взять».
Спустя более суток Людмила добралась до Запорожья. Их с семьей приютили друзья. Из-за пережитого у нее обострилось заболевание тазобедренного сустава: ей требуется эндопротезирование, но сейчас сделать такую операцию в Украине из-за войны почти невозможно.
«Так что я медикаментозно подлечусь, чтобы можно было ходить, и будем двигать куда-то дальше», — заключает она.
Людмила Михайленко постоянно думает о своей больнице и коллегах. Судьба многих ей до сих пор неизвестна. Ночью с 16 на 17 марта россияне сбросили на детскую больницу еще одну авиабомбу – только на этот раз на месте уже не было журналистов, которые могли бы задокументировать это. Репортеры Associated Press Мстислав Чернов и Евгений Малолетка примерно в то же время покинули город: их целенаправленно разыскивали российские военные.
«Я очень боюсь, что кто-то из коллег погиб. В полтретьего ночи с 16 на 17 марта на территорию больницы снова была сброшена авиабомба – и последнего корпуса больницы не стало. До второй бомбардировки, 17 марта, наша больница еще работала. Там было около 25 пациентов. Сейчас — неизвестно, связи нет. Но я все же надеюсь… там есть автономное крыло в старом здании, где размещалась реанимация. Это здание было построено в конце 19 века, там очень толстые стены. Может быть, первый этаж, где находится реанимация, и уцелел. Может, там остались живые люди», — говорит Людмила.
Я задаю ей последний вопрос.
— Если бы вы могли напрямую что-то сказать россиянам и гражданам других стран,– что бы вы сказали?
— Россиянам, которые не верят, что такое может быть? Я бы хотела, чтобы они оказались в моей шкуре.
Если люди не видят, что происходит у них под носом, то, наверное, они заслужили то, что будет с ними происходит дальше. Они своим бездействием потворствуют убийству мирных жителей Украины.
За что?! Что мы не так сделали?! За то, что мы хотим жить, так как мы хотим?
У нас был город, работа, жилье, мы жили нормально – а теперь мы бомжи. Это просто невозможно: когда ты специалист, всю жизнь отдаешь лечению детей, руководишь больницей – а потом туда прилетает бомба, а тебе рассказывают, что там был полк «Азов». Какой «Азов»? Где вы его видели?
Что вам сделал Мариуполь, чем заслужил «образцово-показательную казнь»?! Более русскоязычного города в Украине не найти.
На этих простых людях лежит ответственность за все массовые убийства, геноцид. Не только на Путине или правительстве. А именно на них. На обычных людях, которые бездействуют.
P.S. 23 марта в осажденном Мариуполе, который подвергается российским обстрелам, остается по меньшей мере 100 тысяч мирных жителей. В городе продолжаются бои. Украинские власти призвали Россию обеспечить возможность эвакуации для оставшихся мирных жителей.
«Иди и смотри»:
-
- «Они минировали тела. Моего соседа, профессора, расстреляли и не позволили похоронить. Я не хочу этого забывать…»
- Эвакуация из Бучи: «Я старалась не смотреть по сторонам»
- «Началась автоматная стрельба. Мне показалось, что по ногам стреляют»
- Свидетельства жителей Бучи: «Убийства начались практически сразу»
- «Прошлогодняя маца»: рассказ женщины, которая 17 дней пряталась в подвале в Мариуполе
- «Солдат дважды выстрелил мужу в сердце, а затем еще раз в голову моему сыну»
- «Мы были первыми, кто заехал туда после ухода российских военных»
- Трагедия на Житомирском шоссе – российские солдаты расстреляли семейную пару
- Журналистка из Мелитополя: «Никто из нас не мог себе представить, что русские солдаты способны так себя вести»
- «Мама, там люди лежат». История семьи, спасшейся из Гостомеля
- «Дымящиеся развалины»: директор уничтоженного роддома в Мариуполе рассказала о бомбардировке
«Детали». Заглавное фото к статье: AP Photo/Mstyslav Chernov. На фото: Марианна Вишегирская стоит возле роддома, в Мариуполе, Украина, 9 марта 2022 года.
