«Другие»: полмиллиона израильтян, которых никто не считает

«Мнение, согласно которому те, кто рождаются на одном уровне религиозности, останутся на нем на всю жизнь, неверно. Светским становятся от четверти до трети родившихся в семьях государственно-религиозного лагеря. Стан ультраортодоксов покидают примерно 15%». Известный демограф, профессор Алекс Вейнрав анализирует факторы, влияющие на эти процессы.

По его словам, проблема заключается в том, что в Израиле демографические вопросы рассматривают только в контексте показателей рождаемости. «Но посмотрите на арабов – рост насилия в арабском секторе можно было предвидеть. Он связан с резким увеличением группы подростков и молодых людей, которые не работают, потому что у них нет ни образования, ни профессиональной подготовки», — заявляет Вейнрав.

— Насколько серьезна эта проблема?

— Около 28% израильтян в возрасте от 19 до 23 лет — арабы, и еще до эпидемии коронавируса уровень занятости среди них упал. Но в Израиле демографией серьезно не занимаются, вот и результат.

• Читайте также:
• Как стать новым Ротшильдом в Израиле?
• Нужно ли давать израильское гражданство тем, кто его стыдится?
• Как сделать госуслуги доступными для русскоязычных пенсионеров? Вот что предлагается

— Но в еврейском секторе рождаемость тоже велика.

— Очень велика! И нет никаких признаков замедления. В 1968 году, когда я родился, в Израиле жили 2,8 млн человек, сегодня нас уже 9,7 миллиона, а через 20 лет будет 14 миллионов. Такой скорости прироста населения нет ни в одной другой стране.

— А Бангладеш?

— Я имею в виду богатые и развитые страны, такие как Израиль. По оценкам, в ближайшие пять лет наше население превысит численность населения Португалии, Греции и Швеции, в Израиле будут жить вдвое больше людей, чем в Норвегии и Финляндии. А ведь еще 60 лет назад израильтян было вдвое меньше, чем норвежцев и финнов. Но главное в том, что у нас резко изменился состав населения.

— Из-за ультраортодоксов?

— Изменений два. Первое — по возрасту и полу, второе — да, по соотношению численности групп с уникальными экономическими и социальными характеристиками, ультраортодоксов, например.

— Вспомните выступление бывшего президента Реувена Ривлина, который говорил о демографических и культурных процессах, перекраивающих израильский социум: от общества, состоящего из явных большинства и меньшинства, к обществу, состоящему из четырех «племен», близких по размерам — светские, религиозные националисты, ультраортодоксы и арабы.

— Верно, но, по-моему, есть три или четыре группы, отличные от указанных Ривлиным. «Просто» религиозных я отношу к основной группе населения: у них одинаковые образовательные характеристики, одинаковые культура труда и бремя службы в армии. Они религиозны, но принципиально не отличаются от основного населения.

— А как Вы классифицируете израильтян?

— Арабы, ультраортодоксы, неортодоксальные евреи и те, кого ЦСБ учитывает по статье «другие».

— Кто они, эти «другие»?

— Началось с русских репатриантов, получивших израильское гражданство по Закону о возвращении, но не признанных евреями, и продолжилось приездом людей из разных стран — вслед за супругами или из-за любви к Израилю. В последние годы экономика Израиля процветала, высокий уровень жизни сделал страну притягательной, и многие решили поселиться здесь, не будучи евреями.

— И сколько таких в Израиле?

— Полмиллиона, гораздо больше, чем друзов и христиан. Проблема в том, что все, кто занимается анализом населения, их игнорируют. Но израильтяне теперь – это не только евреи и мусульмане. «Другие» — это люди, относящиеся к категории «светские», но обладающие уникальными характеристиками. Их численность растет самыми быстрыми темпами в стране, быстрее, чем численность ультраортодоксов. И не потому, что они рожают больше детей, а потому что репатриация продолжается.

— И все же, чем они отличаются с точки зрения демографа?

— В вопросах брака, развода и погребения они выходят за принятые рамки. Они не могут пожениться в Израиле, и их хоронят отдельно. Если, например, вы пойдете на кладбище в Кармиэле, то увидите, что на кладбище есть еврейская и нееврейская части. С точки зрения культуры и идеологии — это люди, которые не воспитывались в сионистском духе. Но это различие сохраняется до определенного момента: если они полностью интегрируются в рынок труда, а их дети учатся в обычной государственной школе, то уже во втором поколении они полностью становятся израильтянами, пусть они и не состояли как я, в «Бней-Акива».

— Что можно сказать об этих репатриантах с точки зрения экономического уровня и образования?

— Репатрианты, как правило, образованнее, чем коренное население. Однако и те, кто уезжает из Израиля обычно лучше образованы. Результат нетто этих двух процессов неопределенный.

— В целом репатриация из стран постсоветского пространства полностью изменила страну.

— Фактически, эти страны на протяжении десятилетий были основным источником репатриантов. Их демографический вклад как прямой, так и вторичный – их дети, родившиеся уже в Израиле.

— У них больше детей, чем у родителей?

— Показатели рождаемости у репатриантов намного выше, чем у их сверстников, оставшихся в России и чем у их родителей. Можно сказать, что они впитывают израильскую культуру рождаемости. У светских евреек, приехавших из стран бывшего Советского Союза, в среднем 2,2 ребенка. Их матери в 1970-е годы рожали меньше — в среднем 1,8-1,9 ребенка. После распада СССР произошло дальнейшее и резкое снижение показателя рождаемости — до 1,2 ребенка. Кстати, репатриантки, вступившие в брак с репатриантами, рожают меньше, чем те, кто вышел замуж за коренных израильтян.

— То есть те, кто родился в 90-х годах и репатриировался в Израиль малышом, приехали сюда чаще всего без братьев и сестер?

— Иногда и без отца, или, по крайней мере, без известного отца. Некоторые жили парами, но вне брака, поэтому записей об отцах не было. Но все изменилось, и сегодня в Израиле давно приехавшие репатрианты уже рожают в соответствии с принятым у коренных израильтян и живут с более приемлемым здесь семейным укладом.

— Какая доля репатриантов возвращаются на родину?

— Около десяти лет назад в ЦСБ сделали отчет для внутреннего пользования, и выяснилось, что около половины уехавших — бывшие репатрианты. Обычно выходцы из стран бывшего СССР ассимилируются в Израиле лучше, чем выходцы из Северной Америки.

— Может быть, потому что им труднее или просто некуда вернуться?

— Может быть, хотя некоторые из них не возвращаются в Россию, а, например, переезжают в Германию или США.

— В разделе «другие» и иностранные рабочие.

Нет, кроме полумиллиона, которые относятся к категории «другие», есть 80 тысяч сиделок, 30 тысяч гастарбайтеров – строителей (не палестинцев) и еще другие рабочие — в основном из Таиланда, занятые в сельском хозяйстве. Всего около 150 тысяч человек. Они не учитываются в разделе «другие», потому что находятся в Израиле временно, у них есть разрешение на ограниченный срок пребывания, но чем их больше, тем больше вероятность, что они вступят в брак с израильтянином и останутся здесь. То есть, часть из этих 150 тысяч человек тоже станут израильтянами и будет рожать детей.

— Как будет выглядеть Израиль в 2048 году, когда ему «исполнится» 100 лет?

— Сегодня 12 процентов израильтян — ультраортодоксы, 21 процент — арабы, К 2040 году — любой прогноз на более чем 20 лет проблематичен, — доля ультраортодоксов достигнет 18 процентов, арабов будет примерно столько же – 21 процент, а всех остальных чуть больше 60 процентов. То есть, доля большинства сократится, но это если учитывать всех, от младенцев до древних стариков на смертном одру.

— Почему вы это подчеркиваете?

— Потому что экономистов меньше интересует ультраортодоксы старше 60 и моложе 18 лет, а больше — люди трудоспособного возраста. Сегодня на долю ультраортодоксов 39-60 лет приходится 8% трудоспособных израильтян, к 2040 году их будет 13 процентов, а доля всех остальных уменьшится. То есть сократится количество людей из групп населения, считающегося продуктивным и передовым. Для экономистов неважно, что кто-то родившийся в ультраортодоксальной среде, в 16 или, тем более, в 25 лет решил уйти из общины. То, что он вырос в ультраортодоксальном сообществе и получил образование, не предусматривающее изучение базовых предметов — источник беспокойства для многих экономистов, которые обычно и вообще настроены пессимистичнее остальных.

— Это беспокоит и тех, кто изучает результаты голосования на выборах в кнессет.

— Конечно, во всем, что связано с политикой, демография – один из важнейших факторов. Для многих естественным было бы предположить, что ультраортодоксы со временем придут к власти – особенно, когда они видят, что происходит уже сегодня. Но все не так просто: в социологическом институте «Мерказ Тауб» мы изучали, как в течение последних 30 лет менялась численность ультраортодоксального сектора и как – количество мандатов, получаемых ультраортодоксальными партиями. Так вот, мы обнаружили, что в то время, как их доля в населении быстро растет, количество мандатов повышается гораздо медленнее.

Моше Копель, возглавляющий «Форум Коэлет», стоящий за государственным переворотом, недавно сказал, что даже если им не удастся провести судебную реформу сейчас, ничего страшного не произойдет, потому что демографическая ситуация — в пользу правых, и это гарантирует длительное правление право-религиозных партий. Но тот, кто так говорит, вероятно, не изучал и не понимает демографических процессов — или же просто лукавит.

— Почему?

Потому что это не арифметика. Нельзя утверждать, что если каждый год родятся столько-то детей, то через 20 лет они все будут такими-то и сякими-то. Это детерминистское представление о том, что те, кто рождаются на одном уровне религиозности, останутся на нем всю свою жизнь, ошибочно. Мы точно знаем, что от четверти до трети тех, кто родился в семьях государственно-религиозного лагеря, становятся светскими. Стан ультраортодоксов покидают примерно 15%, каждый шестой. Это влияет на структуру общества.

— Но число ультраортодоксов все равно растет быстрее числа светских.

— Эти оценки относятся к периоду, предшествующему эпохе смартфонов, которая вызвала глубокие изменения в среде ультраортодоксальной молодежи. Ультраортодоксальное общество неоднородно. Некоторые не хотят быть бедными, хотят путешествовать, хотят того же, что и все, и хотят меньше отличаться от светских, хотя именно на это их и подталкивают раввины. Результат — раскол в ультраортодоксальном обществе. Это не означает, что все они вскоре станут либеральными светскими израильтянами, но сдвиги налицо.

— С другой стороны, есть и ультраортодоксы, которые стали националистами и голосуют за Итамара Бен-Гвира.

— Отношение к Бен-Гвиру вызвало раскол в некоторых партиях, в том числе в «Ликуде», а также в самом лагере религиозных сионистов. Я, например, религиозный человек, но в моем окружении нет никого, кто голосовал бы за Бен-Гвира. Существует напряженность между умеренными «мафдальниками» и теми, кто голосовал за «Еврейскую мощь».

— Как еще повлияет на Израиль увеличение численности ультраортодоксального населения?

— У нас есть серьезные проблемы, связанные с городским планированием. В ближайшие 20 лет нам предстоит построить дома для 5 млн человек. До сих пор Израиль был не только исключение по темпам роста населения, но и единственной страной, которая позволяет общинам строить отдельные города для себя и замыкаться там. Ребенок, рожденный в светской или ультраортодоксальной семье, ходит в школу, где учатся только ему подобные. В других развитых странах могут быть отдельные районы, которые развиваются подобным образом, но изначально они не были созданы для определенных групп населения. И уж точно там нет таких городов.

Вот почему меня больше всего беспокоит, что мы по-прежнему позволяем общинам отделяться одна от других. Если мужчина и женщина из ультраортодоксального населения решат работать, они будут сталкиваться на работе с представителями других секторов, но если они живут в городе или поселке, населенном исключительно ультраортодоксами, у них практически не будет контактов с «чужими».

— Может быть, вследствие повышения плотности населения повысится и открытость «израильских племен» друг к другу?

— Я не разделяю Ваш оптимизм. Пока власти не перестанут поддерживать раздельное строительство, у нас будут проблемы.

Ротем Штаркман и Анат Джорджи, TheMarker. На снимке: Алекс Вейнрав. Фото: Эмиль Салман