До войны Фуад работал в израильском хайтеке. Его ноутбук остался под развалинами в Газе

В конце февраля я встретился с Ю., моим близким другом, который работает в американском стартапе, имеющем команду в Израиле. Мы сидели в офисе компании в центре Тель-Авива с видом на знаменитые башни Азриэли. Но мои мысли были о другом. Ю. рассказал мне, что до 7 октября у него в команде был сотрудник из Газы. И моя друг до сих пор поддерживает с ним контакт.

Компания занимается социальными сетями и криптовалютами и никак не связана с войной на юге. Но можно себе представить, что переживает Фуад (это не настоящее имя).

Ю. рассказал мне о своих смешанных чувствах: с одной стороны, Фуад потерял свой дом, с другой – его соотечественники устроили резню, в которой погибли столько израильтян. А с третьей стороны, Фуад находится всего в нескольких десятках километров отсюда, но мой друг не может ему помочь.

Я попросил друга связать нас. Я хотел поговорить с человеком, который надеялся, что высокие технологии помогут ему преодолеть границы израильско-палестинского конфликта.

Фуад согласился, но настоял на псевдониме: «В нынешней ситуации в секторе Газа небезопасно называть свое имя. Вооруженные группировки здесь убивают без суда и следствия, если заподозрят в разговоре с ЦАХАЛом или взаимодействии с кем-то из Израиля», — сказал он.

Фуад сейчас находится в центральной части Газы. До 7 октября он жил на севере, недалеко от КПП «Эрез». Ему за 30, он женат, у него трое детей.

• Читайте также: 
• С начала войны десятки граждан Израиля выбрались из сектора Газа. Кто они?
• Вышел за продуктами – и потерял всю семью. Истории мирных граждан, погибших в секторе Газа
• Ракета ХАМАСа попала в музей Холокоста. Такое невозможно придумать

«Я работаю в израильских компаниях с 2017 года, — говорит он. — Начинал с Mellanox, продолжил с Nvidia, когда они приобрели Mellanox, и оттуда перешел в компанию Y (американский чип-гигант Nvidia приобрел израильского разработчика чипов Mellanox в 2019 году). В Mellanox попал через местное агентство по трудоустройству, оно работает с компанией Asal с Западного берега, сотрудничающей с Mellanox с 2010 года».

— Имело ли для вас значение, что это была израильская компания?

— Когда мне предложили работу, было ясно, что это израильская компания, и, конечно, это было прекрасно. Мой отец работал с палестинским правительством в Рамалле, а до этого — в Израиле. Мои соседи и родственники работали с израильтянами.

Фуад принадлежит к старинной семье из Газы. Его родители, братья и сестры — «белые воротнички» в государственных учреждениях. Сам он получил степень бакалавра в компьютерной инженерии.

«С детства я интересовался компьютерами, Интернетом и программированием. Хотел стать компьютерным инженером, и когда в 2011 году появилась программа по разработке софта, воспользовался возможностью. Это было новое направление для Газы, и его продвигали разные организации, пытавшиеся познакомить Газу с миром технологий», — вспоминает он.

Несмотря на годы работы Фуада с израильтянами, он впервые посетил Израиль лишь за несколько месяцев до войны. В 2018 и 2020 годах его приглашали, но оба раза вспыхивали конфликты с Газой, переходы закрывались, и визит отменялся.

— Год назад я пересек границу с разрешением на 10 дней, которые я проработал в тель-авивском офисе, а мои коллеги вдобавок показали мне множество мест в Израиле».

— Что вас больше всего удивило в Израиле?

— Все. Я впервые в жизни покинул Газу — прожил 30 лет на одном месте. Я даже в Рафиахе бывал всего дважды или трижды. Так что в Израиле я впервые увидел другой мир — людей, святые места и достопримечательности, Иерусалим, Яффо и Вифлеем. Меня удивили цены. В супермаркете все дорого. Я на свою зарплату не смог бы прожить в Израиле и недели вместе с семьей.

— Почему вы не посещали другие районы Газы?

— Из города, в котором я жил, мы ездили в Газу, но не в Рафиах или Хан-Юнис. Нам просто нечего было там делать. Я там никого не знаю. Когда я был студентом, мой университет находился в центре Газы, и по окончании учебы моя жизнь проходила от дома до работы и обратно.

— Что значит жить на такой маленькой территории? У вас был отпуск? Вы путешествовали? Ездили в Египет?

— Даже в обычное время покинуть Газу не так-то просто. Необходима веская причина, чтобы получить визу: я должен нуждаться в лечении или доказать, что мне нужно учиться, — и затем получить разрешение от университета. И посетить Египет тоже нелегко. Сейчас власти Египта берут 5 000 долларов со взрослого и 2 500 долларов с ребенка, желающих пересечь границу. Даже до войны они брали от 500 до 700 долларов с человека. Это слишком дорого.

— Вы когда-нибудь думали об эмиграции из Газы?

— В первые дни войны мне было очень грустно. Я построил здесь жизнь — женился, у меня есть дети — а потом началась война, и мой дом разрушили в первые же дни. Я сказал себе: «Я покину это место, как только откроется пропускной пункт Рафиах». Но куда мы поедем? В Египет? В Марокко? В Ливию? В Европу? Я не уверен, что там хорошо. Я слышал о людях, которые эмигрировали и хорошо живут, но эмигрировать в место, о котором я ничего не знаю, — очень страшно.

«7 октября было шоком»

Вскоре после начала войны Фуад начал онлайн-кампанию по сбору средств для своей семьи. Он показывал фотографии своего разрушенного дома и детей, которым надо учиться. Ему нужно было продолжать выплачивать ипотеку. Знакомые по работе помогли ему собрать неплохую сумму; вопрос заработка беспокоит его больше всего. На своей работе он получал от 1000 до 1300 долларов в месяц — в четыре раза больше средней зарплаты в Газе. Но он работал через местную компанию, которая брала большие комиссионные — тоже около 1000-1300 долларов.

— Часть этих денег уходила ХАМАСу?

— Нет. ХАМАС даже не берет регулярные налоги с наших зарплат.  ХАМАС не контролирует банки в Газе.

Основатель Mellanox Эяль Вальдман как-то сказал, что на зарплату одного инженера в Израиле он может нанять пять инженеров в Газе. Он заботился о том, чтобы наши условия были такими же, как у других сотрудников, включая акции компании.

— Были времена, когда такие люди, как Вальдман, говорили о возможном будущем Газы: она могла стать «гаванью высоких технологий», как Сингапур.

— Да, Вальдман — один из тех, кто хотел работать с Газой.

— Его дочь убили 7 октября.

— Я знаю. Мне очень жаль. 7 октября было шоком. Никто не заслуживает смерти. Ни в Израиле, ни здесь.

— А как с работой сейчас?

— Сейчас ничего нет. Я ищу, обращаюсь в компании как фрилансер. В первые месяцы даже это было невозможно, поскольку не было ни интернета, ни электричества. В последние несколько недель ситуация стала стабильнее, и с помощью солнечной энергии я могу работать по девять часов в день.

— В Израиле высокие технологии означают высокий статус. Каждый хотел бы работать в этой индустрии.

— Здесь хай-тек тоже имеет высокий статус. У многих жителей Газы есть цели в жизни, одни хотят чего-то добиться, поэтому стремятся работать в сфере высоких технологий. Другие просто хотят работать, чтобы прокормить свои семьи.

— Скольких вы кормили со своей зарплаты?

— У моих родителей есть доход. Мой отец получает пенсию, а мать работает, поэтому они не нуждаются в моей поддержке. Вся моя зарплата уходила на содержание жены, детей и выплаты по ипотеке. Вы не представляете, как я был счастлив, когда у меня появился дом!

Для молодого человека в Газе купить дом на свои деньги — большое дело. Стоимость дома в Газе начинается от 50 000 долларов и доходит до 200 000. В 2019 году я купил дом с небольшим садом, и у меня впереди еще семь или восемь лет выплат. До войны я думал купить машину в ближайшие несколько лет.

— Где вы и ваша семья сейчас?

— Когда началась война, мы переехали в центр, в убежище, которое подготовили в качестве меры предосторожности. Но через несколько дней его пришлось покинуть, и мы перебрались в дом родителей моей жены. Нам пришлось уйти, когда ЦАХАЛ вошел в этот район, и мы переехали жить в палатки, но через несколько дней ЦАХАЛ ушел, и мы вернулись.

— Работают ли магазины?

— Нет. Мы покупаем еду у людей на улице. Часть продуктов поступает из помощи, которую доставляют в Газу, а часть — со складов, оставшихся до войны.

— Кто вообще управляет жизнью в Газе?

— Трудно сказать. Кое-где кажется, что кто-то управляет, но полиции на улицах нет уже два месяца. Гражданские группы молодых людей организуются в социальных сетях; например, следят за ценами на товары, продаваемые на улице. Я не знаю, связаны ли они с ХАМАСом.

— Что с вашим домом на севере Газы?

— Разрушен. Я не был там с начала войны, но мой друг ездил туда и прислал фотографии. Компьютеры разбиты, кое-что украдено. У меня было два ноутбука — один украли, а второй похоронен под обломками. И фотоаппарат украли.

— Кто украл?

— Не знаю. Я платил за дом 5 000 долларов в год, и я до сих пор не закончил оплачивать землю, на которой он стоит. Боюсь, что даже если кто-то возьмет на себя ответственность за восстановление разрушенных домов после войны, это мне не поможет. У меня не будет документов, подтверждающих право собственности. Мы уже сталкивались с подобным — в 2014 году были похожие разрушения, и нам потребовались месяцы, чтобы заполнить все формы, требуемые организацией, связанной с UNRWA, которая занималась ремонтом домов. Война сожрала всё…

— Как складывались ваши отношения с израильтянами во время вашего прошлогоднего визита?

— Мои работодатели познакомили меня со своими семьями, коллеги — со своими друзьями, мы обсуждали конфликт и перспективы мира. Говорили как нормальные люди — как найти решение, и о том, что однажды они смогут приехать в Газу и не бояться. Хорошие люди есть и в Израиле, и в Газе. Мой дед рассказывал мне о своем еврейском друге Якове. Они дружили до войны 1948 года, а после 1967 года, когда граница между Газой и Израилем была вновь открыта, Яков навещал деда на севере Газы.

Конфликт происходит не между мусульманами и евреями. Среди палестинцев есть хорошие люди, которые не хотят воевать. Те, кто хочет воевать, не составляют большинства в Газе.

Мне повезло работать с израильскими компаниями. Десятки наших сотрудников из Газы работали с Mellanox, Nvidia и HP, еще несколько команд — со стартапами в Израиле. Но все израильские компании расторгли эти контракты 7 октября из-за войны.

В первые несколько дней было ясно, что израильское руководство думает только о мести Газе. Подход был такой: «Давайте уничтожим все. Давайте нанесем ущерб Газе и сделаем войну еще тяжелее для тех, кто там живет — ведь то, что случилось, произошло из-за людей, живущих там».

Я считаю это большой ошибкой, потому что отношения между инженерами с нашей стороны и инженерами в Израиле были не просто рабочими отношениями. Это была дружба. Со многими из тех, с кем я работал в Израиле, удалось сохранить близкие отношения, но отношения со многими другими закончились в один миг. Хотя сейчас как раз то время, когда мы, программисты, могли бы работать во благо мира.

— Если бы жители Газы посетили Израиль, изменило бы это их отношение к израильтянам?

— У большинства жителей Газы родители или другие члены семьи работали в Израиле 20 лет назад. Они могут рассказать молодым людям, что израильтяне хорошие, мы работали с ними, у нас были хорошие отношения с ними и их семьями. Я думаю, это могло бы способствовать возможности мира в будущем.

— В глазах Израиля нападение ХАМАСа было внезапной агрессией без всякой провокации. Понятно ли жителям Газы, что войну начал ХАМАС?

— Я знаю, что израильтяне думают, что на них напали без всякой причины. С нашей стороны есть два мнения о войне. Такие как я, и пожилые люди в возрасте 60-70 лет, например, мой отец и тесть, считают нападение ХАМАСа совершенно неприемлемым шагом, нападением на невинных гражданских лиц, которого не должно было быть. Они против убийства невинных — будь то враг или собственный народ.

Другие говорят, «до этого израильтяне убивали наших родственников на Западном берегу». Они видят, что в Израиле есть группы, стремящиеся уничтожить именно арабов, и считают, что война якобы началась из-за провокации Израиля против палестинцев на Западном берегу. Они объясняют нападение ХАМАСа убийствами палестинцев на Западном берегу и нарушением договоренностей между Израилем и ХАМАСом о том, чтобы не посягать на святыни мечети Аль-Акса.

— Как Газа относится к тому факту, что Западный берег в настоящее время не участвует в войне?

— В Газе считают, что Западный берег в состоянии войны, и что война ведется не против ХАМАСа, а против палестинцев, и что ее начали не палестинцы. Это мнение подкрепляется тем, что в войне погибло так много мирных жителей. Здесь убито так много невинных, что люди начинают верить, что это война не против ХАМАСа, а против палестинцев в целом.

— Как вы думаете, был ли у Израиля выбор 7 октября, кроме как начать войну?

— Поверьте, когда израильское правительство говорит о ХАМАСе, оно имеет в виду от 25 000 до 40 000 человек. Это менее 10% населения Газы. Даже если добавить членов семей и сторонников, более половины жителей Газы не связаны с ХАМАСом.

— ЦАХАЛ обнаружил туннели ХАМАСа, выходящие из школ, больниц и жилых домов….

— СМИ постоянно говорят о туннелях ХАМАСа. У «Исламского джихада» тоже есть туннели. Просто у ХАМАСа хорошие инженеры с креативными идеями, и больше денег на их строительство, и они более организованы. Возможно, туннели проходят под школами, но это могут быть и туннели «Исламского джихада», у которого есть военные отряды в Газе и который может запускать ракеты в Израиль даже сейчас. ХАМАС не контролирует другие организации.

— Туннели, о которых вы говорите, служат укрытием для боевиков ХАМАСа.

— Никто в Газе не знает, где они прячутся. В наших школах невозможно что-либо спрятать. Это просто комнаты, где живут люди, которых выселили из их домов. Я знаю, что несколько месяцев назад полиция ХАМАСа планировала занять одну из комнат в одной из школ, но работники школы выгнали их, так что в школах нет людей, связанных с ХАМАСом.

Все школы здесь находятся под управлением UNRWA и проверяются раз в месяц. Сегодня, если кто-то из сотрудников UNRWA пишет в социальных сетях о политике или Израиле, его предупреждают, а если он снова выскажется, его увольняют.

Обычный житель Газы не видит, как здесь действуют военные группы, как они тренируются или перебрасывают ракеты с места на место. Никто не знает, где спрятаны ракеты, но этого не может быть в университетах. Я учился и посещал многие школы и университеты здесь; мы слышали заявления о том, что ХАМАС использует школы, но мы не видели этого своими глазами.

— Как вы относитесь к тому, что ваши дети учатся в школе ненавидеть Израиль и не признавать его существование?

— О преподавании в наших школах много врут. UNRWA не разрешает преподавать эти идеи в своих школах. То, что показывают в СМИ — что они учат наших детей убивать израильтян — неправда. Все регулируется UNRWA и ООН. В детских книгах иногда не рассказывают о катастрофах, которые пережили палестинцы. Этому учат в университете.

Дети учатся по рассказам старших или по событиям, которые они переживают. Многие дети живут этой войной — и у них нет информации о корнях конфликта. Они не сталкиваются с настоящими израильтянами. Не все здесь хотят только воевать.

— Есть ли шанс, что жители Газы откажутся от стремления уничтожить Израиль?

— СМИ лгут вам. Большинство людей в Газе хотят мира. Я знаю людей, которые здесь живут. Как и везде, здесь есть люди, которые хотят только воевать. Такие группы есть и в Египте, и в Иордании, и в Саудовской Аравии — но 80-90% просто хотят хорошей жизни.

Хагай Амит, «ХаАрец», Н.Б. На фото: Хан-Юнис, 8.3.2024. AP Photo/Hatem Ali ∇