«Дай Бог дожить до хорошего». Еврей, которого пытали в Винницком МВД, так и не смог уехать в Израиль

Всему миру известны фотографии, запечатлевшие издевательства гитлеровцев над религиозными евреями в оккупированной Польше. В числе прочего нацистские молодчики заставляли евреев публично молиться на потеху публики. Трудно поверить, но те же картины в точности повторились весной 1953 года в Винницкой внутренней тюрьме МВД.

Жертвой стал переплетчик бухгалтерских книг из Жмеринки Эль Лившиц. Арестованный за сионизм Лившиц однажды ночью был вызван на очередной допрос. Оперуполномоченные МВД (так после очередного переформирования стал называться НКВД) Ткаченко и Задорожнюк, страдая от скуки, устроили себе развлечение: повязав Лившицу принесенный откуда-то тфилин и вручив тому свиток Торы, парочка велела арестованному молиться. Не успел Эль Лившиц произнести молитву, как чекисты начали хохотать, позвав насладиться представлением сотрудников из других кабинетов. Так и молился 57-летний Лившиц, пока винницким операм не надоело.

Над арестованным Лившицем издевались методично и изощренно, пытаясь выбить из него показания о принадлежности к еврейскому подполью. Его дело было на контроле в самом Киеве, поэтому от региональных чекистов требовался результат – раскрытие очередного «еврейского заговора».

Репатриация

На своем веку арестованный Эль Лившиц повидал многое. Он родился 10 января 1897 года в местечке Волковинцы, пережил там ужасы Первой мировой, Гражданской и советско-польской войн в родных Волковинцах, а потом в их районе разразилась эпидемия тифа. В 1920 году скончалась отец, и Элик уехал в местечко Браилов.

После волны еврейских погромов в военные годы молодое поколение семьи Лившиц пришло к выводу, что единственным безопасным местом для еврейского народа может быть только Земля Израиля. Особенно сионизмом вдохновились младшие братья Эля. Самым первым, в 1919 году, в Палестину через Бессарабию уехал Мешилом, сменивший в Эрец-Исраэль фамилию на Явниэли. Вслед за ним в 1924 году уехал Шмуль, но для репатриации это было самое неподходящее время: после подъема экономики в подмандатной Палестине наступила тяжелая рецессия. И Шмуэль вернулся в Советский Союз, публично покаялся в своих «грехах» и занялся шитьем шапок. Вскоре после его возвращения репатриировалась сестра Броня.

Хотя формально Эль Мордкович Лившиц не был сионистом, он разделяя идею возрождения еврейского государства и оставался религиозным человеком, не особо верящим в коммунистические эксперименты. Ему хотелось уехать в Сион, но шел 1931 год, и из Советского Союза уже почти не выпускали. Женился повторно, стал отцом, в 1937 году семья переехала в Жмеринку, а вскоре до него дошли трагические вести: в Браилове НКВД «вскрыл» сионистскую организацию, в которой якобы состоял его брат Шмуэль; следствие назначило его главарем антисоветчиков, и 15 мая 1938 года он был расстрелян.

Оккупация

Когда на СССР напали гитлеровцы, Эль остался с родными на оккупированной территории, надеясь на гуманность захватчиков. Степень их гуманности и цивилизованности стала понятна уже 17 июля 1941 года, когда немцы на мотоциклах ворвались в местечко и сразу же начали бесчинствовать. Через неделю в Жмеринке появилось еврейское гетто, расположенное в одном из пригородов.

Когда город перешел под власть румынских войск, это принесло евреям определенное облегчение: румыны над евреями издевались, но повально, как немцы, не убивали. А евреям из соседнего Браилова повезло меньше. В 1942 году там были зверски убиты 69-летняя мать Эля, Ита Янкелевна, старший брат Айзик и сестра Мирьям вместе с их семьями.

Когда в начале марта 1944 года войска Красной Армии подошли к Жмеринке, по гетто поползли слухи, что отходящие немецкие солдаты собираются уничтожить всех выживших евреев Транснистрии. Лившицам на помощь пришел пожилой украинец Петро Хомик. Две недели он прятал в подвале своего дома Эля, его жену и детей.

Красноармейцы освободили Жмеринку 20 марта 1944 года. Вот только не все местные жители были рады возвращению евреев, привыкнув за годы оккупации к мысли, что те никогда уже не потребуют назад свое имущество. Квартиры освобождали с большой неохотой, не говоря уже о возврате украденных вещей. Но со временем Лившицы смогли заселиться в небольшой кирпичный дом, на две комнаты, по улице Октябрьской революции.

Работал Эль Мордкович бухгалтером, и вскоре был был вызван в прокуратуру: якобы, вел расчеты неправильно, чем нанес урон государству. Дали полтора года трудовой колонии. В 1947-м он вышел на волю. Из бухгалтеров пришлось переквалифицироваться сначала в заведующего складом кирпичного завода, затем – в дежурного на складе древесины станции Жмеринка. В конце концов, не удовлетворенный заработками и условиями труда, Лившиц приобрел специальность переплетчика бухгалтерских книг.

Живя после войны неприметной и тихой жизнью, пожилой человек не мог и предположить, что уже несколько лет за ним по пятам ходят советские спецслужбы…

Агент «Охотная»

В их поле зрения Лившиц попал в апреле 1948 года из-за своей переписки с сестрой Броней Ноткин и братом Мешиломом, уехавшими до войны в Палестину. Все письма зарубеж подвергались тщательной перлюстрации, и пока соответствующий сотрудник, владевший иностранным языком, не узнавал, о чем написал гражданин СССР адресату, письмо никуда не отправлялось. Эль Мордкович писал родне на иврите, которым владел не хуже израильтян, а у местных чекистов была проблема с сотрудниками, знающими древний язык. Но когда они такого всё же нашли, – им стал контролер-переводчик по фамилии Марьянчик, – на горизонте сразу замаячила перспектива получить очередные звездочки на погоны.

«Вот мои дети, хотя и растут в еврейском доме, религиозном доме… разговаривают исключительно по-русски», – сетовал в декабре 1948 года Лившиц в письме, отправленном сестре Броне в Рамат-Ган. – «Поэтому я завидую вам, что ваши дети воспитаны в другом духе». И далее философски рассуждал: к своим 50 годам он пришел к выводу о том, что человек не должен концентрироваться лишь на удовлетворении своих материальных нужд. «Вспоминаю те времена, когда Хасмонеи боролись за нашу свободу, когда нашему народу тоже грозила опасность потери собственной религиозной культуры и ассимиляции с другой, чужой культурой, но… герои нации рискнули жизнью и отстояли святость веры и свободу еврейского народа». Сравнивал Теодора Герцля с Матитьягу Хасмонеем, лидером восстания древних иудеев. Провозглашение Государства Израиль 14 мая 1948 года Эль Мордкович встретил с небывалым восторгом. Он снова написал сестре и брату. «Сердце дрожит, слыша о том, что наконец исполнилось пророчество… было создано еврейское государство… Хочется самому вмешаться в толпу евреев… которые наконец-то добились успехов и достигли своей цели». Заодно Эль Мордкович критиковал Советский Союз. Описывая взаимоотношения граждан в СССР, он употребил известное латинское изречение «человек человеку волк». Об отношении к евреям не стоило и говорить.

Брат Эля, Мешулем Лившиц-Явниэли, был знаком с личным секретарем Голды Меер и вызывался содействовать брату с репатриацией. Из этого ничего не вышло. Советская власть никого из своих граждан за железный занавес выпускать не собиралась. А в апреле 1949 года Жмеринский районный отдел МГБ, на основании этих писем, завел на Эля Мордковича Лившица дело-формуляр под кодовым названием «Фанатик», и поручили разработку Лившица своему агенту «Охотной».

Агент «Охотная», она же Ева Львовна Глизер, была коллегой Лившица по работе на станции Жмеринка. До войны служила учительницей, в 1940 году была завербована НКВД для выявления антисоветски настроенных учителей и учеников собственной школы. А в середине марта 1949 года чекисты послали шпионить за Элем Мордковичем. Тот, ничего не подозревая, раскрывал ей душу. Из бесед с Лившицем агент выяснила, что он был «антисоветски националистически настроен» и пользовался авторитетом в жмеринской религиозной еврейской общине.

Лившиц действительно был прихожанином единственной сохранившейся в городе синагоги. Потеряв на войне 18 близких и дальних родственников, Эль Мордкович еще чаще стал обращаться к Богу. В синагоге собирались единомышленники, любящие свой народ и всё еще читающие книги на иврите. Агент МГБ Глизер утверждала, что Лившиц в синагоге неоднократно зачитывал полученные им из Израиля письма и водил дружбу с известными в городе религиозными евреями.

Чекистам все эти люди были подозрительны. Среди них значились «известные органам еврейские националисты», на которых тоже собирали компромат. А Эль Лившиц продолжал излагать свои «антисоветские» взгляды не прекратил. В одном из них он просил сестру выслать ему талес, в другом резюмировал, что унижения еврейского народа в СССР продолжались и после Холокоста: иврит находился под запретом, более десяти лет почти никто не говорил на идиш, в стране не было ни еврейского радио, ни еврейских газет, ни синагог, ни иешив. «…От Волочиска до Киева мы имеем всего… 5 синагог: в Проскурове, Жмеринке, Славуте, Бердичеве и Одессе», – сокрушался Лившиц. – «Поэтому клад еврейского народа, молодежь, которая нам дороже всего, ассимилируется… не зная того, что наши предки завещали не забывать своего языка».

Получив от сестры на праздник Рош ха-Шана открытку с изображением израильских солдат и членов израильского правительства, Лившиц принес ее показать в синагогу. Что тоже сразу было зафиксировано сборщиками компромата.

Арест

12 февраля 1953 года в дом к Лившицам требовательно постучали. На пороге стояли старший оперуполномоченный Винницкого УМГБ старший лейтенант Задорожнюк и сержант милиции Павленко. Предъявив главе семейства ордера на арест и обыск, чекисты перевернули весь дом, а Лившица отвезли во внутреннюю тюрьму Винницкого МГБ. Во время обыска нашли список членов еврейской религиозной общины. Были изъяты 164 книги на иврите и идише.

Ему было предъявлено обвинение в том, что он, примкнув в послевоенный период к националистической группировке, проводил в ее составе антисоветскую работу, а также, поддерживая письменную связь с заграницей, клеветал на Страну Советов и ее режим. Отдельно в обвинении упоминалось систематическое прослушивание Лившицем радиостанции «Коль Исраэль», зачитывание им открыток и писем из-за границы в жмеринской синагоге и неоднократно высказанное желание арестованного выехать в Израиль.

Но Эль Мордкович отрицал обвинения в антисоветской агитации и отказываясь давать показания на своих знакомых. И тогда в ход пошли излюбленные методы эмгэбэшников – издевательства и пытки.

• Читайте также:
• «За будущее никто ручаться не может»: около 100 лет назад чекисты преследовали бабушку Евгения Ройзмана
• «Мы будем с вами в любых условиях»: последний бой Хавивы Рейк
• «Их истребить невозможно»: ученый, которого советская власть считала своим врагом

Глумлением над Торой и еврейской религией, описанным в начале нашего повествования, дело не ограничилось. Как правило, Лившица вызывали на допрос после 9 часов вечера, не давая отдыхать днем. На допросе сидеть запрещалось – только стоять, без возможности хотя бы прислониться к стене.

Чекисты звали Лившица в лучшем случае «бандит», остальные прозвища были еще унизительнее. Теряя терпение на допросах, старший лейтенант Задорожнюк и заместитель начальника 2-го отделения Винницкого УМГБ Ткаченко валили Эля Мордковича на пол и били ногами. Расследовавший впоследствии дело старший следователь УМВД капитан Пучкин также не отличался деликатностью. Однажды, отправившись в рабочее время в кинотеатр, садист запер Лившица в холодном подвале. Арестованного через несколько часов, сжалившись, выпустила сотрудница управления. Пучкин любил повторять, что все евреи отсиживались во время войны в тылу. «Ваши жены, толстоз.дые еврейки, не дают людям покупать продукты на базаре», – так пояснял арестованному свой взгляд на национальный вопрос следователь. – «А ваши горбоносые евреи, как копнуть, и грабят правительство и государство».

Вытягивая информацию из арестованного, Пучкин то и дело угрожал ему: «Ти звідси не вийдеш». На вопрос обессилевшего Эля Мордковича, почему Пучкин над ним так издевается, тот однажды простодушно ответил: «Это мой хлеб. Я могу тебя просто застрелить в своем кабинете, и мне ничего за это не будет».

Несмотря ни на что, пожилой еврей так и не оговорил членов еврейской жмеринской общины и других своих знакомых, которых чекисты хотели подвести под дело о сионистской подпольной организации. Из-за чего в итоге Пучкин, оставив ранее предъявленное Лившицу обвинение по статье 54-10 ч.2 УК УССР («Пропаганда или агитация с использованием религиозных или национальных предрассудков масс»), вынужден был исключить обвинение об участии в антисоветской группе.

Пользуясь показаниями агента «Охотной» и прикрепив к делу 17 писем Лившица, конфискованных на почте, следствие подготовило для суда целый букет фактов, доказывающих «несоветские» взгляды обвиняемого. Так, в одном из писем Лившиц, как человек религиозный, сокрушался, что еврейские юноши всё чаще женились после войны на нееврейках, что строго запрещают законы иудаизма. Чекисты трактовали эти строки как националистические. «Пришили» Лившицу и передачу за границу конфиденциальных сведений. Современного читателя удивит, но в качестве таковых в деле фигурировали строки из письма Эля Мордковича о количестве еврейского населения по городам и местечкам Украины: «Спасенные остатки нашего народа сконцентрированы в большинстве случаев в больших городах, например: в Киеве – 125 тысяч, в Одессе – 70 тысяч, в Проскурове – 10 тысяч, в Виннице – 15 тысяч, в Жмеринке – 10 тысяч…»

На следствии выяснилось, что Эль Мордкович писал не только в Израиль, но и в США. В Милуоки с 1912 года жил его дядя, Пейсах Лихтер, которому он точно так же описывал разрушение еврейских общин в Советском Союзе.

Суд над Элем Мордковичем Лившицем состоялся 20 апреля 1953 года. В здании Винницкого областного суда пожилой человек публично подтвердил свое желание уехать в Израиль, мотивируя это отсутствием какой-либо еврейской «народной искры» в СССР. По совету адвоката, Лившиц «признал ошибку» и попросил суд снисходительно к нему отнестись, смягчив меру наказания. Но никакого снисхождения не последовало. Его осудили на 25 лет исправительно-трудовых лагерей с конфискацией всего имущества и 5-летним лишением избирательных прав и отправили в Карлаг.

Даже по советским меркам приговор был чудовищным, но и Верховный суд УССР оставил приговор в силе. Лишь позднее Верховный Суд СССР снизил приговор инвалиду по зрению, страдавшему от эмфиземы легких и гипертонической болезни, до 10 лет лагерей с конфискацией и поражением в правах.

Впрочем, вышел он раньше. Умер Сталин, и Карагандинская областная прокуратура освободила его 4 октября 1954 года. С реабилитацией тянули — лишь в конце марта 1960-го года председатель Верховного суда Горкин в очередной раз рассмотрел дело Лившица. Анализируя материалы следствия и тексты писем Эля Мордковича, высшая судебная инстанция пришла к выводу, что по своему содержанию они не являлись контрреволюционными. Религия в Советском Союзе официально была не запрещена, и религиозный взгляд на вещи никак не мог квалифицироваться как антисоветская агитация. Уголовное дело в отношении Лившица за отсутствием в его действиях состава преступления было прекращено, а приговор отменен.

В одном из изъятых в 1950-х годах писем Эль Лившиц писал: «Дай Бог дожить до хорошего. Хотя я уже не молодой, но всё же я надеюсь и хочу жить свободной жизнью. Но кто знает, доживем ли до этого?»

К сожалению, дождаться счастливого дня репатриации в Эрец-Исраэль он так и не смог. Когда это вновь стало возможным, Эль Мордкович подал прошение на выезд, но в 1978 году получил отказ. Его не стало 1 сентября 1981 года.

«Детали» в сотрудничестве с проектом «Еврейские герои»

Сотрудники проекта «Еврейские герои» работают в архивах стран, находящихся на территории бывшего Советского Союза. Их цель – увековечить имена евреев, чей поступок незаслуженно стерся из человеческой памяти. В этой рубрике «Детали» продолжат публиковать рассказы о жизни евреев, чей вклад в цивилизацию и борьбу с различными формами тоталитаризма стал фактом истории.

Для контакта с проектом вы можете обратиться на страницу «Еврейские герои» в Facebook или отправить письмо на электронную почту Anna.jewish.heroes@gmail.com