Что значит быть сыном Барбры Стрейзанд?

Джейсон Гулд похож на своих родителей. Детям знаменитостей говорят такое всю жизнь. Мы беседуем накануне презентации сингла World Gone Crazy, одной из песен с его нового альбома Sacred Days.

Песня своевременная, учитывая состояние планеты. В ней есть такие слова: «Это крик о боли, о потере в мире, сошедшем с ума по вине людей». В видеоклипе использованы картины различных катастроф последнего времени: войны России против Украины, массовых демонстраций в США, изменения климата, а также бойни 7 октября и последовавшей за ней войны в Газе.

Однако Джейсон Гулд утверждает, что написал песню до 7 октября: «В том, что происходит в мире, нет ничего нового. И это не только в Израиле и не только в Украине – это происходило всегда. И даже в Америке мы так разобщены и дискурс так уродлив. Я пытаюсь взглянуть на картину в целом и спросить: «Действительно ли мы такие? Действительно ли это то, кем мы хотим быть? Я опечален, зол и убит горем из-за всего этого».

57-летний музыкант говорит, что никогда не ставил перед собой цель написать политическую песню. «Если оглянуться на песню Марвина Гэя What’s Going On 50-летней давности, он тоже отражал время, что попытался сделать и я. Песня о грусти и гневе по поводу мира, который не уважает жизнь, не уважает различия и не уважает наших братьев и сестер».

• Читайте также:
• Барбра Стрейзанд впервые выпустит мемуары о своей жизни и карьере
• Кинорежиссер Глеб Осатинский: «Я боялся, когда слышал фразу: хороший ты парень, хоть и еврей»
• Рояль в кнессете: купят – не купят

«Невероятно больно от того, что мы делаем друг с другом, как страдают дети по обе стороны конфликтов. Это просто душераздирающе, – говорит он. – Все, что я делаю, – просто указываю на это. Но какая-то часть меня надеется, поскольку возможность мира и уважения существует. Выберем мы это или нет, еще предстоит увидеть, но я выбираю мир».

– Это прекрасно, но вы еврей, а война в Газе очень сильно поляризует Америку, особенно американских евреев. Многие говорят, что из-за нее они чувствуют угрозу. Вы тоже так считаете?

– У меня есть друзья, которые чувствуют себя более уязвимыми. Я понимаю эту точку зрения, но я так не чувствую. Может быть, потому что я вижу себя прежде всего человеком, и моя музыка указывает на это. Для меня мой Бог – это не только еврейская вера. Моя интерпретация Бога охватывает всех нас.

– Но ведь вы выросли евреем?

– Я прошел бар-мицву, но семья не была религиозна. Иногда мы зажигали ханукию, но у нас была и рождественская елка. Моя бабушка была гораздо более религиозной, чем все остальные родственники, но моя мать не была.

– Помните ли вы свою бар-мицву?

– Конечно. Я был болен, кажется, у меня была температура. Это было в очень маленькой синагоге в Калифорнии, а потом была вечеринка у мамы. Я был в ужасе от всего этого.

Гулд также объясняет, что ему никогда не нравилось быть в центре внимания: «Я всегда был очень сдержанным. Меня никогда не тянуло к блеску и гламуру».

Ребенок на миллион долларов

В месяцы, предшествовавшие его появлению на свет 29 декабря 1966 года, Гулд был, пожалуй, самым обсуждаемым плодом в мире. Барбра Стрейзанд готовилась отправиться в турне по 20 городам, которое должно было принести ей миллионный гонорар, когда обнаружила, что беременна. Она отменила турне, а таблоиды окрестили ее будущего ребенка малышом за миллион долларов.

Хотя его родители никогда не делились с ним этой историей, он узнал о ней позже, а недавно вновь вспомнил, читая бестселлер своей матери «Меня зовут Барбра».

«Мы рождаемся у тех родителей, которые есть, чтобы выучить те уроки, которые нам нужно выучить, или же становимся теми учителями, которыми нам нужно быть, – размышляет Гулд. – Я думаю, что дети могут быть прекрасными учителями для своих родителей, но не уверен, что родители всегда это признают».

Когда его спрашивают, признают ли это его родители, он на секунду замирает. «Вау, я не знаю… Я могу говорить только о себе. Я знаю, что всю жизнь боролся со своими родителями. Я не помню своих родителей вместе. Я не помню, чтобы мы были семьей. Они разошлись, когда я был совсем маленьким. Первые пять лет своей жизни я почти не видел отца, а потом оба стали много работать. Я не чувствовал себя важным для них, и в детстве это было болезненно».

«Это сложно, когда люди смотрят на тебя и думают: боже мой, как же тебе повезло. И при этом не знают, каково на самом деле по ту сторону забора. Как одиноко там может быть», – говорит Гулд, выросший в мире, о котором многие могли бы мечтать, но мало кто мог представить настоящую жизнь отпрыска всемирной знаменитости.

«Если я ехал в лимузине с мамой, мне это совсем не нравилось – а все говорили: «Господи, это так круто». Для меня это было ужасно. Но я проделал огромную работу над собой, чтобы научиться просто приходить к маме, и мы очень близки. Я же был в ее животе. Кроме того, мы очень похожи во многом, и между нами есть безусловная любовь, хотя были трудности, но в нас есть уважение. Я могу быть с ней абсолютно честным, и она способна это услышать. А это все, что мне нужно в любых отношениях: способность честно выражать свои мысли и быть услышанным».

Как бы спокойно ни относился Гулд к своим родителям и своей публичной жизни, ему явно пришлось потрудиться, чтобы достичь этого уровня. Заголовки таблоидов, преследовавшие его всю жизнь, в том числе и его выход в свет в начале 1990-х годов, не облегчили ему задачу.

Именно в те годы, когда он был актером и играл сына своей матери в номинированном на премию «Оскар» фильме 1991 года «Повелитель приливов», СМИ вывели его на чистую воду: «Мои родители уже знали, что я гей, так что это не было проблемой. Но публичное разоблачение было тяжелым. В то время были геи, преследовавшие свои цели. Это было время СПИДа, люди умирали, не было лечения и так далее. И я думаю, что были те, кто хотел публичности: мы делаем вашу музыку, мы делаем ваши прически, мы снимаемся в ваших фильмах, мы живем среди вас. Сегодня я уже не обижаюсь на это».

Может, он и забыл об этом, но это определенно повлияло на актерскую карьеру Гулда. Фильм «Повелитель приливов» не был его дебютом в кино: еще до того, как ему исполнилось 25 лет, он снялся в таких картинах, как «Скажи что угодно» Кэмерона Кроу и «Большая картина» Кристофера Густа (обе 1989 года).

Но после его каминг-аута посыпались предложения. «Как только меня раскрыли, меня стали рассматривать только на роли геев, – вспоминает он. – Многие из этих ролей были стереотипными, очень женственными и мне не подходили. К тому же я не предполагал целью своей жизни стать актером. В то время я просто пытался ухватиться за что-то, найти свой творческий потенциал».

Это путешествие в конце концов привело его к другой стороне семейного бизнеса – музыке. На вопрос о том, сколько лет прошло, прежде чем он почувствовал себя комфортно во время пения, он признается, что довольно много: «Я начал в 2012 году, мне было, наверное, около 40. Сейчас я даже думаю, хорошо ли это и стоит ли мне петь. Вначале я не был уверен в себе. В последней коллекции музыки я отнюдь не чувствую себя неуверенно. Я даже горжусь. И это значит, что я вырос».

Дуэт с мамой

Гулд говорит, что, когда он начал серьезно заниматься музыкой, он увидел в ней свое призвание, как и его мать. Несмотря на сомнения, он принес свою первую песню маме – ведь именно так можно поступить, если твоя мама – Барбра Стрейзанд. Ее реакция была более чем неожиданна.

«Я исследовал ту часть себя, которую подавлял большую часть жизни, – вспоминает он. – И мне было очень страшно делиться той записью, а это была песня «Как глубок океан» – с мамой, которая никогда раньше меня не слышала. И первое, что она сказала: «Я хочу спеть это с тобой». А когда она решила отправиться в турне, то спросила, не присоединюсь ли я к ней с этой песней. Так я прошел путь от никогда не певшего ни перед кем до стадиона в 18 тысяч человек».

«Конечно, я был в ужасе. Но в то время я уже начал практиковать медитацию. Поэтому я медитировал перед каждым выступлением с мамой – без этого я не знаю, получилось бы или нет. Но я подумал, что это отличный вызов, возможность развиваться и пройти через свой страх», – вспоминает он. Прошло десятилетие с тех пор, как Гулд оказался в центре внимания во время американского турне своей матери. В отличие от нее он пишет песни сам и сочинил или был соавтором в большинстве композиций. Это его третья пластинка.

Однако в отличие от большинства музыкантов он не собирается отправляться в турне для ее продвижения: «Я не люблю гастроли, потому что, опять же, мне не нравится быть в центре внимания. Я предпочитаю делать это по-своему. Я помогал снимать видео и наслаждаюсь этим процессом, потому что я еще и режиссер, и у меня нет амбиций поехать в тур. Я, возможно, разозлил некоторых людей, поскольку не сделал этого. Но, в конце концов, я должен быть верен себе».

«Пока я жив, я надеюсь, что буду творить и устанавливать человеческие связи через собственную музыку. Я был очень рад увидеть, что этот новый альбом занял 11-е место в списке предварительных заказов на Apple в Америке, – говорит Гулд. – Кроме того, когда я создаю музыку, я делаю это на деньги, которые я заработал на своих других альбомах. То есть, по сути, я потратил все деньги, которые заработал на музыке, на то, чтобы делать больше музыки, и это прекрасно для меня. И это то, на что многие творцы могут только надеяться».

Яэль Лави, «ХаАрец», Н.Б. Фото: снимок экрана √