Что бы я делал, если бы это мой ребенок был заложником в Газе

Как я ни пытался отогнать от себя эту страшную мысль, мне все равно не удалось от нее отделаться. Что бы я делал, если оказался бы на их месте? Что бы я делал если бы, не дай Бог, мои сын или дочь стали заложниками ХАМАСа?

Наверное, я плохо мог бы действовать в таких условиях. Вряд ли у меня нашлись бы душевные силы для того, чтобы давать интервью, встречаться с кем-то, ходить на демонстрации. Мне наверняка пришлось бы прибегнуть к помощи медикаментов. Я не знаю, откуда черпают силы родители тех, кто уже больше года находится в плену в Газе. Возможно, они сделаны из другого теста.

Циники говорят, что, на счастье правительства, люди, похищенные в пижамах из своих домов, были вежливыми кибуцниками. «Если бы это случилось со мной, я бы уже все тут сжег», — это предложение очень часто звучало в нынешнем году в кнессете. Но что значит: «сжег»? Насколько это эффективно для достижения цели?

Денег хватает. Штаб родных похищенных собрал десятки миллионов шекелей, если не больше. Доступ к СМИ у них есть. Они пользуются всеобщим сочувствием. Добровольцев – слава Богу. Специалистов и советников – больше, чем достаточно. Перед некоторыми из них нужно снять шляпу. Почему же столь широкая кампания за освобождение заложников принесла лишь частичные результаты?

Каким образом порог нашей чувствительности вырос в высокую стену?  Как произошло, что заложники стали «препятствием» на пути к победе вместо того, чтобы стать самой победой? Что нужно было сделать по-другому?

• Читайте также: 
• Раскрыто: ХАМАС готовил «уничтожение Израиля» два года
• «Хизбалла» запросила перемирие: о чем это говорит?

Разбираясь с самим собой в канун Судного дня, я попытался ответить на вопрос, что бы я сделал, оказавшись на месте родителей похищенных или возглавив работу их штаба.

Например, я никогда не видел смысла в том, чтобы «вывести на улицы миллион человек». Это были впечатляющие гражданские акции, но я так и не понял, каким именно лидерам они адресованы.

Демонстрации на улице Каплан напоминают скорее сеансы терапии для переживших коллективную травму. Я никогда не замечал, чтобы они производили какой-то эффект на правых избирателей или на членов правительства. Из более чем 30 министров только 2 живут в Тель-Авиве. Какое им дело до людей, жгущих костры на шоссе Аялон? С их точки зрения, пусть сгорит хоть вся деревня.

Если небольшая группа людей принимает решение – добиваться освобождения заложников или продолжать войну до абстрактной полной победы, то именно на нее и следует пытаться оказать влияние. Когда я представил себя на месте родителей похищенных, передо мной сразу же возникли четыре цели. И это не рекомендации, и не руководство к действию, а просто плод моих размышлений.

Спонсоры

Одним из самым впечатляющих результатов борьбы против судебного переворота в Израиле стало прекращение финансирования правоконсервативного форума «Коэлет».

На первом этапе удалось узнать имена «анонимных жертвователей» в США.  На втором – они были названы публично. Эти люди оказались под общественным давлением (шейминг, организация пикетов и т.д.) Иными словами, следите за деньгами, оставаясь при этом в рамках закона.

В результате поднявшегося в Филадельфии шума миллиардер Артур Данчик прекратил финансовую поддержку форума «Коэлет». Для того, чтобы выжить, форуму пришлось прибегнуть к краудфандингу. Какая тут связь с похищенными?

Некоторые министры от «Ликуда», а может быть, и от ШАС, в том числе – члены военно-политического кабинета, тоже пользуются поддержкой анонимных спонсоров.

Потому что закон о финансировании праймериз накладывает сильные ограничения, и тот, кто буквально следует ему, вряд ли сможет занять высокое место в предвыборном списке своей партии. Для того, чтобы пробиться в кнессет, нужны серьезные деньги. А для того, чтобы содержать свой электорат, требуется настоящий капитал.

Поэтому у политиков есть спонсоры, которые оплачивают работу активистов и подрядчиков, собирающих для них голоса, финансируют печать плакатов и листовок, а также аренду залов для проведения собраний и доставку граждан на избирательные участки.

Счета за эти услуги бесследно растворяются в бухгалтерии принадлежащих спонсорам предприятий. Они получают вознаграждение, когда поддерживаемый ими кандидат получает министерский портфель. Например, спонсоры могут усадить своего человека в кресло заместителя гендиректора министерства или юридического советника профильной государственной компании.

Здесь, в отличие от форума «Коэлет», нет никаких идеологических мотивов. Чистый бизнес. Поэтому, если я бы я оказался одним из родителей похищенных, я сразу бы обозначил кого-то из спонсоров в качестве общей цели. Только так можно расшевелить тех, кто сидит за столом правительства.

Давить на министров – это нормально, но не слишком эффективно. Кого волнует то, что Мири Регев опоясывает земной шар своими поездками? Такие сообщения только добавляют ей очков среди ее электората: «Все сделала, как надо», «Здорово поддела этих кислых».

Разоблачение коррупции неэффективно в деле освобождения заложников. Возможно, стоило бы спросить ее, почему большинство новых работников минтранса – жители Ашдода. Это могло бы произвести на нее большее впечатление.

За полторы копейки каждый делец, который крутится на этом рынке, предоставит полный список спонсоров и их подопечных. К каждому из них я приставил бы частного детектива, их фотографии распространил во всех министерствах, а газеты наводнил журналистскими расследованиями по этому поводу. Около принадлежащих им предприятий я организовал бы демонстрации и пикеты.

Девочка, которую вы растили 20 лет, погибает в туннелях Газы, с чем тут считаться?

Министры от «Ликуда» никогда не уйдут в отставку по собственной воле. Разумеется, не ради чужих детей. И даже, если они захотели бы сделать это, то вряд ли бы смогли – ведь еще нужно погашать долги.  Поэтому я попытался повлиять на этих министров с помощью тех, кто отправил их в кнессет. Я бы поднял такой шум, что мало бы не показалось. И в этом нет ничего личного – только бизнес.

Ультраортодоксы

Есть картинки, которые надолго запечатлеваются в памяти. К их числу относятся фотографии, поступившие на прошлой неделе из маленького аэропорта в Румынии. Сотни молодых людей в черных шляпах и кипах бреславских хасидов возвращались со своего фестиваля в Умани, куда они отправились вместо того, чтобы сражаться плечом к плечу со своими братьями.

Как можно воспринимать реальность, в которой одни граждане хоронят своих сыновей, павших в Ливане – настоящих героев, соль земли, залог нашего будущего на этой земле, а другие, образно говоря, мочатся на их могилах? Как это возможно?

Как во время войны за существование можно жить в параллельной реальности, где дела идут как обычно? В этой второй реальности нет ни армейской службы, ни учебы, ни работы. Нет ни сочувствия, ни ощущения общности судьбы. Зато здесь есть массовые празднества и поездки за покупками в Венгрию и Швейцарию. И все это происходит за счет государственного бюджета: хитрых субсидий и комбинаций со Службой национального страхования.

Таково избирательное применение Торы. Оно позволяет не замечать крови ближнего и игнорировать заповедь выкупа пленников. Эта современная вариация иудаизма — отвратительная, презирающая законы, сепаратистская и антисионистская. И фактически именно такой иудаизм держит в своих руках ключ к коалиции по возвращению похищенных. Просто невероятно.

Оглядываясь назад, можно сказать, что единственное, что могло повлиять на правительство – это угроза конструктивного вотума недоверия. И выступить с ней могли только ультраортодокосы. (Вязанные кипы не в счет, всем понятно, что на следующий день после выборов их не ждет ничего хорошего).

Но в отсутствие мощного общественного давления, ультраортодоксы в своих политических расчетах думают только о деньгах. Других соображений у них нет. Поэтому 101 заложник останется заживо погребен в секторе Газа.

Демонстрантам надо было перекрывать не улицу Каплан, а вход в синагоги, колели, миквы и религиозные советы. Нужно было осаждать дома раввинов, приковывать себя цепями к Стене плача и каждую субботу наводнять улицы Бней-Брака и Иерусалима толпами шумных демонстрантов. Если наших детей приносят в жертву во имя Бога, у нас больше не будет свободы религии.

Как, черт побери, здесь возникла автономия, абсолютно безразличная к судьбе всей страны, но продолжающая выживать все соки из ее скудеющего бюджета? Когда это стало нормой, вершащей нашу судьбу?

Если кто-то из моих детей находился в туннеле в Газе, я бы организовал агрессивную кампанию против ультраортодоксов. Я бы проел им всю плешь, чтобы они поняли: отсутствие сделки по освобождению заложников им невыгодно. И они быстро произвели бы верный политический расче т-  несмотря на то, что в их школах не изучают математику.

Арье Дери

Председатель партии ШАС любит плести паутину различных комбинаций. Но, когда ситуация усложняется., он предпочитает бежать. Как только Арье Дери понимает, что делать больше нечего и ему угрожает опасность – он сразу же исчезает.

Если бы, не дай Бог, был отцом кого-то из похищенных, я бы не позволил бы Дери сбежать. Он «отец» этой коалиции, и он же смог бы ее демонтировать. Для того, чтобы заставить Дери сделать это, скромных пикетов под его домом недостаточно.

Я бы расклеил в ультраортодоксальных кварталах листовки со списком земель, которыми владеет его брат Момо Дери в Иерусалиме. Я отправлял бы протестующих на каждое заседание комиссии по планированию, посвященное проектам в сфере недвижимости, которые продвигает Дери.

Я бы опубликовал в газетах аршинные сообщения о квартирах, зарегистрированных на имя его зятя в Тель-Авиве, и о подробностях проекта, продвигаемого его дочерьми в квартале Ха-Тиква. Я бы нанял бухгалтеров для проверки общественных организаций, которыми управляет Дери. Они подсчитали бы количество сотрудников и детей в каждой из школ и сверили бы их с суммой пособий, перечисляемых на них министерством просвещения.

Я бы нанял армию частных детективов, чтобы задокументировать происходящее в образовательной сети «Мааян ха-Тора», и собрал бы письменные показания  бывших учителей и учащихся о связи их школ с партией ШАС.

Я бы не дал Дери вздохнуть до тех пор, пока он не перевернет стол в кабинете министров, не прольет скупую слезу и не сообщит, что рассматривает возможность создания альтернативного правительства во главе с Бенни Ганцем.

Сильман и Шикли

В кампанию за освобождение заложников были вложены миллионы шекелей, тысячи часов работы и огромное количество души. Но правительство, тем временем, только ужесточается, а коалиция укрепляется.

Два года назад правому лагерю хватило 6 миллионов шекелей, чтобы свергнуть правительство перемен. Это – цена министерских портфелей для Идит Сильман и Амихая Шикли и должности начальника управления для Нира Орбаха. Вот и все.

В этом году для того, чтобы оказать давление на коалицию и заставить ее заключить сделку по освобождению заложников, потребовалось 5 голосов. То есть всего 13 миллионов шекелей. А как насчет дополнительных целей? Таких много.

Система прймериз в «Ликуде» подталкивает партию регулярно обновлять свои ряды. Депутаты кнессета, избранные на забронированные места (для представителей различных секторов, регионов или по личной брони председателя), не могут претендовать на них вторично. Они должны участвовать в выборах на общих основаниях. А таким образом попасть на реальное место в предвыборном списке очень сложно.

«Ликуд» представляют в кнессете не менее 21 министра и депутата, места для которых перед прошлыми выборами были забронированы. Это означает, что после следующих выборов они легко могут стать безработными.

Из  этих 21 депутата и министра нужно выбрать пятерых,  которые наверняка останутся без работы, и направить им 13 миллионов шекелей. Этого было бы достаточно, чтобы поставить целостность коалиции под угрозу и заставить правительство заключить сделку.

И все это, как я уже сказал, отнюдь не руководство к действию. Я никого не призываю к нарушению закона. Это лишь разговор с собственной совестью, как и положено в Судный день. И простите меня за то, что я как журналист не смог ничего сделать для возвращения заложников.

Ави Бар-Эли, TheMarker, Б.Е. Фото: Итай Рон