Бывшие израильтяне говорят, что здесь хорошо. И эти наглецы правы

«Хорошо здесь». Не понял, я, наверное, ослышался. «Хорошо здесь». Что вы сказали? «Хорошо здесь». Что?! «Хорошо. Здесь». Повторите, пожалуйста. «Хорошо здесь». Вы это не всерьез, вы, конечно, шутите. Минуту, вы смеетесь надо мной? «Нет. Хорошо здесь». В самом деле? «Да. Здесь хорошо». Вы неверно трактуете реальность. Вы живете в мире грез. Вы бредите. Вы ничего не понимаете в собственной жизни. Как это может быть? Что «здесь хорошо»? Как это вообще возможно. «Очень просто. Хорошо здесь».

«Хорошо здесь» – короткая и неожиданная фраза, которую в течение последнего времени мне приходится слышать часто, причем в одной и той же ситуации.  Ее произносят израильтяне и израильтянки, живущие за границей и приезжающие навестить родных и друзей во время отпуска.

Они проводят здесь неделю-другую, снимают квартиры, и живут в родных краях как туристы. Однако, в отличие от обычных приезжих, у них совсем иной взгляд на страну. С одной стороны, это взгляд «бывших израильтян», с другой, они никак не могут отрешиться от места, где родились и выросли.

Они эмигрировали и живут теперь в Париже, Берлине, Барселоне, Лондоне, Брюсселе или Лиссабоне. Прекрасные города, красивые и современные. Живущие там израильтяне смотрят на нас оттуда, извне. И эти наглецы настаивают на том, что «хорошо здесь».

Да, хорошо здесь, в Израиле. Страна переживает самый ужасный период своей истории. Фактически это зона катастрофы. Даже во время перемирия у нас нет ни минуты облегчения. Ведь в любой момент извержение вулкана может начаться вновь.

Заложники еще не вернулись и продолжают мучиться в плену. Улицы полны мужчин с посттравматическим синдромом, некоторые из них имеют при себе оружие. Глупые и коварные политики угрожают трансфером и геноцидом. Безразличный ко всему премьер-министр ведет себя, как марионетка Дональда Трампа и наших правых радикалов. Наши открытые раны по-прежнему кровоточат, все плохо, абсурдно и непредсказуемо. Каким образом может быть, что «здесь хорошо»?

Я пытаюсь посмотреть на место, где я живу, глазами друзей и знакомых, приехавших сюда погостить. Они прекрасно знают, с каким государством им приходится иметь дело. У них нет иллюзий. Они ведь бежали отсюда, чтобы не жить здесь. Можно сказать, они спасались. Но, возвращаясь, они прозревают. Они смотрят на нас сквозь незамутненное стекло. Пусть как гости, но безжалостные. А мы, по сути дела, достойны их жалости. А они, как будто нарочно, говорят: «Хорошо здесь».

Хорошо здесь потому, что есть свобода. Да, свобода, несмотря ни на что. Вопреки тоске и постоянному напряжению, здесь присутствуют энергия и страстное желание наслаждаться жизнью и быть свободными. Мы учились этому, начиная с 1948 года, и стали настоящими мастерами этого дела.

И после 7 октября нам было нужно срочно расправить плечи. И от катастрофы к катастрофе, медленно, но верно, наши улицы оживали. Радость добралась до каждого уголка. Люди не скованы и не зажаты. И есть счастье. Да, счастье. Потому что наряду с общей катастрофой существуют отдельно взятые люди, и они не обязаны навсегда предаваться чувству собственной вины и мукам совести, и до конца дней своих влачить груз пережитого кошмара и несправедливости. Это не для них. Иногда нужно уметь освобождаться от теней.

Приезжие обнаруживают все еще остающиеся у нас положительные свойства. Красоту, скрывающуюся за уродством. Здесь есть культура – музыка, живопись и современный танец, здесь есть на что посмотреть, здесь можно хорошо выпить и закусить, найти наркотики и мимолетную любовь, здесь есть креативные, жизнелюбивые молодые люди и прекрасная погода, просто прекрасная. Восхитительное средиземноморское солнце. Я не знаю, стоит ли это всех пережитых нами несчастий и пролитых слез, но все равно это дорогого стоит. Право находиться под этим солнцем. Когда у моих друзей в Европе мерзнет задница, я нежусь на солнышке под голубым небом. И после бойни в поле распускаются цветы, и птицы поют, и дети смеются.

Хорошо еще и потому, что здесь, стыдно сказать, не нужно скрывать, кто ты такой, прикрываться апологетикой или ввязываться в неприятные споры с антисемитами или просто занудами и ханжами. Мои левые друзья приезжают сюда и для того, чтобы избавиться, хоть ненадолго, от головной боли галута, чтобы побыть немного дома. Этот дом горит, он рушится, но все равно это – дом.

Вернувшиеся ненадолго эмигранты ходят по гостям, ночуют у родителей, гуляют в лесу на горе Кармель, сидят в барах и клубах, ужинают в ресторанах, едят шварму – это обязательно, и еще полпорции, и нет никакого сомнения в том, что им хорошо. Что тут плохого? На неделю-другую они воссоединяются со своей бывшей возлюбленной, и выясняется, что она была не так уж дурна.

Разумеется, слово «хорошо» нужно снабдить сноской. Мы уплатили высокую цену за то, что здесь хорошо. Нам в течение долгих лет было слишком хорошо, и мы предпочитали не замечать оккупацию, расизм и насилие, применяемое от нашего имени. Мы слишком глубоко погрузились в отвратительный декаданс и не видели ничего происходящего вокруг и внутри нас самих. Когда нежелание замечать становится политикой, возникает серьезная проблема. «Хорошо» – это не программа действий. Когда государство скатывается к апартеиду на Западном берегу, к вечной войне, к фундаменталистскому фашизму, это «хорошо» становится дымовой завесой для наших грехов. Это чечетка на борту гибнущего дирижабля «Гинденбург».

Но что до всего этого ему, эмигранту, бывшему израильтянину, который приехал совсем ненадолго у, и уже готовится к возвращению. Он живет нашей жизнью неделю-другую, и чувствует нашу боль, но это уже не его проблемы.

Он сосредотачивается на маленьких радостях жизни, а таких здесь сколько угодно. Не из-за того, что он просто соскучился и не из-за токсичного оптимизма. Это как раз проявление реализма. Да, в Израиле плохо – дорого, печально, невыносимо, тяжело, отдельно от всего мира.  Как можно объяснить, что «здесь хорошо»? Не знаю.

Есть вещи, которые невозможно выразить словами. Видимо, невозможно опровергнуть то, что «здесь хорошо». Может быть, через месяц уже не будет так хорошо, а может быть, через год или сто лет. Но пока что так же, как здесь скверно, так же и хорошо. И это не я говорю. Это они говорят.

Нисан Шор, «ХаАрец», Б.Е. Фото: Иоан Асаяг ∇