«Быть онкологическим больным – это работа на полную ставку»

Как и многим онкологическим больным, мне тоже приходится иметь дело не только с серьезным заболеванием, но и со многими трудностями, которые создает наша система здравоохранения. Борьба с бюрократией больничной кассы – это фактически полная ставка. Я на собственном горьком опыте убедился, что получить то, что мне нужно от системы – каждый раз целая история.

Год назад у меня во сне случился эпилептический припадок. Через два дня я очнулся в больнице, потом узнал от жены, что врачи сообщили ей, что у меня эпилепсия. На основе моих жалоб мне назначили операцию и удалили опухоль мозга. После операции анализы показали, что опухоль вернулась, и мне пришлось начать серию лучевой терапии и химиотерапии. Последующее наблюдение снова выявило отклонения от нормы, и полтора месяца назад меня снова прооперировали. По крайней мере, в период лечения мне удалось отпраздновать свадьбу сына, а моя дочь тоже вскоре выходит замуж.

Я ежедневно сталкиваюсь с очень проблематичной системой здравоохранения, которая не только не пытается облегчить мое состояние, но и устраивает бюрократические барьеры везде, где только может. К примеру, мой лечащий врач, онколог, просит меня записаться на прием через полтора месяца после МРТ. Но его секретариат не может назначить мне очередь, а когда наконец мне это удается, то оказывается, что следущая очередь к нему – через 6 месяцев. Для онкологического больного разница между полутора месяцами и шестью – огромная. Что система пытается таким образом показать? «Этому больному уже некуда торопиться», так? В итоге можно выбить очередь с помощью больших усилий. Почему кто-то считает, что у больного раком есть силы на это?

Во время интенсивного лечения, которое я прохожу, мне нужно принимать очень точные дозы лекарств. Здесь тоже процедура максимально усложнена. Онколог в больнице прописывает мне лекарства, которые мне нужно принимать, но на самом деле мне их дает семейный врач, который уже несколько раз ошибался, хотя ему просто нужно сделать «копию» с рекомендации онколога. В конце концов, через неделю я получаю рецепт, иду в аптеку и там мне говорят, что доза неправильная, потому что врач ошибся. Конечно, есть разница между рецептом онколога и семейного врача, не разбирающегося в этой области.

Я возвращаюсь в поликлинику, чтобы сказать, что произошла ошибка в дозе. Мне говорят прийти через несколько дней, а пока что у меня нет лекарства, которое мне необходимо. В другой раз, после очередного визита в аптеку мне сказали, что этих лекарств нет в наличии, мне нужно их заказать, и они прибудут через две-три недели, хотя мне они нужны именно сейчас.

Такие проблемы возникают на каждом шагу. К примеру, МРТ может быть назначена на пять утра или 2 часа ночи. Аппаратов МРТ в стране не хватает. Каждая стадия, которую мне приходится преодолевать – это полоса препятствий. Например, я не ожидал, что получить пособие по инвалидности будет таким сложным делом. Я плачу в «Битуах леуми» каждый месяц в течение многих лет, и был уверен, что когда что-то случится, обо мне позаботятся. Но в итоге это я должен позаботиться обо всем.

В трудные моменты, при каждом обнаружении новой опухоли, онколог говорит мне, что они не могут вылечить меня, потому что, к сожалению, от этой болезни нет лечения. Но они могут отсрочить развитие болезни и немного увеличить продолжительность и качество жизни. А у меня нет выбора, кроме как бороться за свою жизнь – в том числе, с системой  здравоохранения.

Йосеф Дувер, «Давар», Н.А. Иллюстрация: Nir Kafri

Автору 58 лет, он живет в Ашкелоне и получает поддержку от организации «Яд Тамар» для онкологических больных˜.