Как это может быть, спрашивают все, что общественная периферия видит в Биньямине Нетаниягу, большом поклоннике Тэтчер, политического идола? Ответ прост: этот парадокс вовсе не парадокс – надо просто сменить очки.
Недавнее интервью с социологом Нисимом Мизрахи, отвергнувшим тезис, что восточные евреи голосуют за Нетаниягу, потому что они глупы, и преинтересная статья Алуфа Бена о прямой корреляции между социо-экономическим положением и политическими пристрастиями снова привлекают наше внимание к тому, что классические идеологические ярлыки «левых» и «правых» больше не служат объяснением того, что происходит в израильской политической системе, и тупика, в котором она находится.
Почти десять лет назад мне уже приходилось писать, что израильская политическая система все больше и больше отражает исторические противоречия, основанные скорее на этнической идентификации, нежели идеологических различиях. Отсюда вполне естественно вытекает, что в израильской племенной типологии есть большое сходство с Америкой, где культурная, этническая и расовая идентификация тоже объясняет характер голосования, а вовсе не конфликт между «либералами» и «консерваторами».
Казалось бы, большой политический парадокс состоит в том, что избиратели среднего и низшего класса, в большинстве своем – «синие воротнички», отдают свои голоса партиям, ратующим за свободный рынок, компактное правительство и сокращение социальных пособий, в то время как избиратели высшего и верхнего среднего класса в большинстве своем поддерживают социал-демократические партии, солидарные с интересами профсоюзов.
Как это может быть, спрашивают все, что общественная периферия видит в Биньямине Нетаниягу, большом поклоннике Тэтчер, политического идола? Как может быть, что в Рамат-Авиве и Рехавии поддерживают левых?
Оба эти вопроса можно задать и в Америке: как объяснить, что в двух самых бедных штатах, Миссисипи и Вирджинии, которые обанкротились бы без федеральной помощи, всегда была самая большая поддержка Республиканской партии, союзницы капитала и врага государства всеобщего благосостояния? Почему в богатых центрах Восточного и Западного побережья голосуют за Демократическую партию, выступающую за увеличенное налогообложения всех богатых?
Ответ в том, что этот парадокс – вовсе не парадокс, надо просто сменить очки, через которые на него смотрят. Это – не экономика, дурень, а племенная связь. Социо-экономическая принадлежность к тому или иному классу давно перестала быть единственным или главным фактором, определяющим политическую ориентацию. Национальная, религиозная и этническая идентификация, порожденная историей и культурой – она-то и задает тон, становясь основой для переворотов. Тому, кого это удивляет, или кто думает, что глобализация превращает весь мир в одну большую деревню без всяких государственных, этнических и культурных границ – стоит вспомнить, как в канун Первой мировой войны интеллектуалы-марксисты отказались поверить, что английские шахтеры и немецкие рабочие будут сражаться друг с другом вместо того, чтобы объединиться против «капиталистов».
Если мы проверим политическую историю в США, то обнаружим, что по сути нет ничего нового под солнцем. Историк Дэвид Хэккет Фишер утверждал, что американская политика отражает противостояние между коалициями, созданными четырьмя племенами/народами-основателями из первых волн иммиграции: пуритане из Восточной Англии поселились в Массачусетсе, бывшие аристократы – в Вирджинии, квакеры – в Пенсильвании, а шотландцы и ирландцы – на Юге, а потом – на Западе. Война за Независимость (1775-1783) отразила столкновение пуритан и аристократов с квакерами. Массовая иммиграция из Ирландии в начале XIX века породила усиленное поселенческое движение на Запад, усилила южные штаты, привела к созданию Конфедерации и гражданской войны.
В культурном аспекте победа республиканского Севера над демократическим Югом стала победой светской и терпимой повестки дня с торгово-промышленной ориентацией – над консервативной, фермерской, милитаристской и расистской повесткой дня. Эта картина перевернулась во время периода борьбы за права граждан в 60-е годы прошлого века, и сегодня южные штаты и часть средне-западных штатов видят в республиканцах свой политический дом, в то время как северо-восточные штаты Америки и Западное побережье контролируют демократы.
В Израиле структура тоже отражает исторические противоречия, больше основанные на культурно-этнической идентификации, нежели на идеологических различиях.
Люди Первой алии и их потомки были важной электоральной базой для светского лагеря и общих либералов (позже – Либеральной партии), которые заключили союз с «Херутом» (позже – «Ликудом») по пути к перевороту 1977 года. В том же перевороте рухнул лево-центристский блок, созданный людьми Второй и Третьей алии. Этому перевороту также способствовала крутая перемена электоральной ориентации тех, кого когда-то называли «восточными общинами» и «религиозным лагерем».
Тот факт, что многие репатрианты из Северной Африки и их потомки, относящиеся к низшему-среднему классу, по сей день продолжают голосовать за партию, выступающую за приватизацию и сокращения, связана с их принадлежностью к племени, которое ощущает дискриминацию. Это ощущение никак не связано с экономической концепцией. Поэтому есть нечто жалкое в многолетних попытках левого лагеря доказать восточным евреям, что его повестка дня полностью соответствует их интересам. Так же жалко выглядят попытки республиканцев в Америке заручиться поддержкой чернокожего населения. Ведь именно Авраам Линкольн, республиканец, был тем, кто освободил их предков из рабства.
Смысл всего сказанного в том, что не нужно следовать принципу детерминизма: племенные коалиции подвержены изменениям, которые приводят к электоральным переворотам. В этой связи ослабление союза между «Ликудом» и «русским племенем», которое представляет НДИ, как раз и стало причиной нынешнего политического тупика и трех избирательных кампаний в течение года.
Однако намного больший тупик в раскладе сил в Израиле вызван в значительной степени стабильностью главных составляющих тех самых межплеменных коалиций, и особенно – нежеланием восточных евреев бросить свой политический оплот.
Если посмотреть на действительность через правильные очки, можно понять, почему Дональд Трамп, чья экономическая политика вносит малую лепту в улучшение уровня жизни его белых сторонников в штатах вроде Охайо, Мичиган или Миссисипи, продолжает получать их поддержку. Он защищает белое племя от латиноамериканских и китайских иммигрантов, которые якобы крадут их заработок. С другой стороны, избиратели в Калифорнии, Нью-Йорке и штатах Новой Англии, которые выиграли на политике Трампа, продолжают питать к нему отвращение из-за той угрозы, которая по его вине нависла над их культурными ценностями.
Результатом стало то, что Трамп – без большого успеха – пытается придать республиканцам образ «партии рабочих Америки». Со своей стороны, демократы пытаются вернуть домой тех белых, которые покинули их в 2016 году, но весьма сомнительно, что они в этом преуспеют до тех пор, пока продвигают политику открытых границ и самоидентификации.
Перед той же проблемой сейчас стоит израильский левоцентристский лагерь в его попытке ослабить союз «Ликуда» с восточными евреями, чтобы изменить расклад политических сил. «Белое племя» в Израиле, которое сегодня в большой степени представлено партией «Кахоль-лаван», находится в безвыигрышном положении. Оно не в состоянии сформировать долгосрочную коалицию с арабским или ультраортодоксальным племенем, и при отсутствии перемен в характере голосования восточного племени – демографическая слабость призывает его сотрудничать с «Ликудом».
Ли-Он Хадар, «ХаАрец», Р.Р.
На фото: Нетаниягу в тель-авивском квартале Ха-Тиква. Фото: Моти Мильрод
