Сегодня в банке данных израильской полиции хранится свыше 300 тысяч образцов ДНК. Их число постоянно растет, и это внушает надежду на то, что настоящие преступники не уйдут от ответа – пусть даже через много лет, но доказать их причастность и вину все еще возможно.
Например, в декабре 2019 года окружной суд Иерусалима, на основании анализа ДНК, осудил жителя территорий за изнасилование и содомитские действия, совершенные им в 2007 году. В прошлом году он попался на аналогичном преступлении, и, сравнив образцы ДНК, следователи доказали его вину. Подобных случаев уже немало.
Как скоро все окажутся под колпаком государства
«Раньше ДНК проверяли только в особых случаях – в зависимости от тяжести совершенных преступлений, при убийствах или изнасилованиях. Но год от года спектр преступлений расширялся, и сейчас ДНК проверяют почти во всех случаях, при любых подозрениях насильственных действий. И это безусловно значительно повысило раскрываемость преступлений. Со временем технология совершенствовалась, и если раньше для проверки требовалось много биологического материала, сегодня достаточно даже крошечных следов», — рассказал «Деталям» адвокат Яшар Якоби.
Впервые анализ ДНК в судебной практике стал применяться в конце 80-х годов. Для примера можно вспомнить одно из самых громких дел того времени: в Англии семнадцатилетнего юношу обвинили в изнасиловании и убийстве двух девушек. Но, взяв с места преступления пробу ДНК и сличив ее с ДНК обвиняемого, следователи доказали, что он не имеет к преступлению никакого отношения. И в 1987 году суд оправдал его – впервые в истории криминалистики, благодаря упомянутому анализу.
Анализ ДНК позволяет раскрывать преступления, сколь бы давно они ни были совершены. Около месяца назад израильская полиция арестовала человека, которого подозревают в изнасиловании, совершенном в Раанане десять лет назад. Дело удалось раскрыть после того, как следователи смогли добыть образец ДНК подозреваемого. Когда за ним пришли, он был потрясен, будучи уверен, что уже никто и никогда о нем не узнает.
Якоби говорит, что сегодня израильская полиция располагает аппаратурой, позволяющей оперативно проводить анализы ДНК и сличать их с образцами в базе данных. Хотя в начале нулевых многие всерьез возражали против объединения больших массивов генетической информации в единую базу. Однако возражения были сняты, и в 2007 году полиция начала создавать банк ДНК.
— Как проводится стандартная проверка на ДНК?
— Обычно на анализ берут волосы, кровь или мазок с внутренней стороны щеки. Словом, если достаточно слюны и волос не поврежден, то можно получить профиль ДНК с точностью до одного на несколько миллиардов людей, определяющий личность человека. Эта проверка вполне состоятельна, ее результаты принимают в суде.
Анализ ДНК позволяет не только рассматривать дела давно минувших дней, но и пересматривать их. И в США уже появился проект «Невиновен». Его инициировал адвокат Питер Нойфельд, который требует пересмотра ряда приговоров, по которым, начиная с 80-х годов, были осуждены невиновные, на его взгляд, люди. В результате работы Нойфельда уже около четырехсот человек были оправданы. Но, к сожалению, кто-то не дождался оправдания, оказавшись на электрическом стуле или получив смертельный укол.
— Значит ли это, что проверка ДНК дает стопроцентную гарантию раскрываемости преступления?
— Анализ ДНК – это, конечно, очень сильный инструмент в руках следователя, но все же нельзя полностью исключать возможность ошибки. Лет шесть назад в Манчестере расследовали дело об изнасиловании. Взяли, как положено, мазок из половых органов потерпевшей, обнаружили следы спермы. Один из анализов совпал с профилем ДНК некоего Адама Скотта. Причем эксперт, изучавший образец, утверждал, что вероятность случайного совпадения исключена – один на миллиард. Все бы ничего, но проблема заключалась в том, что в момент преступления Скотт находился в Плимуте, его родном городе – за двести миль от Манчестера! Его задержали, но потом обнаружили запись его разговоров по мобильному телефону из Плимута — всего через два часа после того, как в Манчестере сообщили об изнасиловании. В результате Скотта освободили из-под стражи.
— Почему же анализ ДНК указал на него?
— Человеческий фактор, который всегда надо учитывать: произошло случайное заражение образцов биоматериала с места преступления. За день до работы с ними в лаборатории обрабатывали ДНК-образец Скотта, и одноразовую пластиковую пластину, уже использованную для анализа, взяли повторно. Так и получилось, что преступник – Скотт.
Итак, хотя анализ ДНК – это верная возможность выявить подозреваемого или преступника, но он не отменяет полностью окончательные выводы следствия. А задача самого подозреваемого и его адвоката – доказать, почему и по какой причине он мог оказаться на месте преступления, и откуда там его ДНК.
— Значит, итоги проверки ДНК тоже стоит оспаривать?
— Вряд ли, потому что случай со Скоттом – это исключение, а как правило, эта проверка очень качественная. Иногда начинают утверждать, что предпосылки к проверке могли быть ошибочными: плохо хранили образец, везли не в герметичной упаковке, не проводили проверку так, как положено по протоколу, довольно жесткому и вполне определенному. Но подобные возражения принимаются крайне редко.
Правильнее – доказать, как именно образец ДНК мог оказаться на месте преступления, без связи с ним. Случались и оправдательные приговоры. К примеру, нашли образец ДНК на тумбочке в квартире, которую ограбили. Но оказалось, что этот человек – грузчик, он эту тумбочку где-то перетаскивал или загружал в машину. Или кто-то принес на место преступления газету, на которой ранее остался отпечаток другого человека…
Я однажды защищал обвиняемого в том, что он ограбил ночью курьера, привезшего пиццу. Пострадавший рассказывает, что на него напали двое в масках и, угрожая пистолетом, забрали мотоцикл, выручку и уехали. На месте преступления нашли пластиковый стаканчик, на нем обнаружили ДНК, которая совпала с ДНК моего клиента. Я выяснил, где все это случилось, пошел туда, сфотографировал окрестности, а затем, обсуждая с подзащитным ситуацию, сказал ему: конечно, можно сказать, что этот стаканчик туда занесло ветром или еще каким-то образом, но чем конкретнее ты будешь, тем больше вероятности, что суд тебе поверит! И мы доказали, что недалеко от места происшествия, буквально метрах в тридцати, собирается по вечерам молодежь. Там нередко пьют пиво из пластмассовых стаканчиков, оттуда он и прикатился. Полицейские на него давили, требовали признания, говорили — мол, тебе ничего не поможет, раз твое ДНК нашли на месте преступления – но суд принял наши доводы.
В Америке, которую мы нередко считаем за образец, проверка ДНК доведена до совершенства. Там полицейские снабжены специальными аппаратами, наподобие маленьких компьютеров, которые позволяют провести анализ ДНК всего за полтора часа. Это повысило раскрываемость, но возникла другая юридическая проблема – столь оперативная проверка может нарушать установленный законом регламент, и в полицейскую базу могут вноситься образцы тех, кто не должен был в нее попасть.
— А такой сбор личной информации не ведет к тотальной слежке за всеми?
— К этому рано или поздно придет, потому что это легко, а государству еще и выгодно: нажал на кнопку — и сразу все узнал про человека. В израильской судебной практике был любопытный случай: расследовали какое-то преступление, и в ходе расследования у группы людей взяли образцы ДНК для анализа, предупредив, если они не совпадут с данными преступника, эти образцы уничтожат. Вдруг, через какое-то время, находят одного из тех, кто проходил проверку, но был исключен из числа подозреваемых — и предъявляют ему обвинение в совершении другого преступления. Однако, когда дело дошло до суда, там был поднят вопрос о законности использования образцов, которые обещали уничтожить! Чтобы выкрутиться, приняли на веру совершенно абсурдное объяснение: якобы, женщина-эксперт, сделав ту проверку, образцы уничтожила, но случайно запомнила данные именно этого конкретного подозреваемого! А потом вспомнила, что она их уже видела! И суд ей поверил, была назначена официальная проверка его ДНК, и на ее основании этого подозреваемого осудили.
— Значит, мы все под колпаком? А этот всеобщий сбор образцов ДНК в полицейские базы данных не противоречит нашему основному закону о чести и достоинстве человека?
— Там есть оговорка, что можно забыть о чести и достоинстве, если все делается по закону и преследует праведные цели в мере, не превышающей установленные границы. Это извечный спор, который, кстати, касался и базы отпечатков пальцев — тоже были противники ее создания. Но генетическая информация куда обширнее. И если проверка ДНК помогает изобличить виновного, а невиновного освободить, даже если это вступает в противоречие с законом о чести и достоинстве, что предпочесть? – говорит адвокат Якоби.
Дело Задорова: есть ли свет в конце тоннеля?
Адвокаты Романа Задорова требуют сейчас проведения нового судебного процесса, поскольку выяснилось, что найденный на месте преступления образец ДНК может принадлежать настоящему преступнику. Кому – неясно (и может вообще не относиться к делу), но доподлинно известно, что не Задорову.
— Почему же все эти технологические достижения, о которых вы говорите, не применили наши криминалисты в деле Романа Задорова?
— Интересная тема! Начнем с того, что во взятых с места преступления пробах следов ДНК Задорова не обнаружили. Правда, проводили другую экспертизу, которая не дает прямой идентификации преступника, но показывает его сходство с кем-то другим. Однако прокуратура считает, что это обстоятельство не следует принимать в расчет, поскольку схожий хромосомный набор может оказаться примерно у 0.5 процента населения Израиля. В том числе и у другой фигурантки данного дела — но это ничего не доказывает.
— Может быть, прокуратура права?
— Отчасти. Потому что из этих 40 тысяч человек, у которых схожий набор хромосом, можно вычесть тех, например, кто живет в Эйлате и на юге – вряд ли кто-то оттуда поехал в Кацрин, чтобы убить Таир Раду. А на Голанских высотах из людей с похожими ДНК десять процентов – это дети до семи лет, их тоже убираем. В результате подобных действий круг подозреваемых можно сузить примерно до восьмидесяти человек. Если тщательно изучить их данные, останутся 20-30 человек, в том числе и упомянутая фигурантка. А это, согласитесь, совсем другое дело. Но, опять-таки: мы говорим о генетической экспертизе митохондриальной ДНК, которая недостаточно точна.
— Значит, ситуация тупиковая?
— Нет. Во-первых, Верховный суд признал, что улика, которой так долго щеголяло следствие, – отпечаток обуви – не имеет никакого значения. Во-вторых, я считаю, что Задорова вообще нельзя было осуждать.
— Почему?
— Потому что были нарушены главные правила игры, если так можно выразиться: Задорова осудили, не найдя хотя бы одного образца его ДНК на месте преступления — капельку крови, слюну, волосок…
— А его признание?
— Ни для кого не секрет, что люди нередко себя оговаривают. Вспомним дело о похищении и убийстве Олега Шойхета, там тоже трое палестинцев признались, что это сделали они. И если бы не нашли настоящих убийц, то сидеть бы им пожизненно. Оговаривают себя по многим причинам. Возможно, оговорил себя и Задоров. Скажем, он говорил, что убил японским ножом, а оказалось, что лезвие совсем другое, с зазубринами. Осудить человека можно только тогда, когда нет разумных сомнений в его невиновности.
Рассуждая о деле Задорова, надо меньше поддаваться эмоциям и больше внимания уделять фактам. Отпечаток обуви тридцать седьмого размера — это детский размер. Не были учтены многие детали. Нарушены и базовый принцип составления обвинительного заключения, и базовый принцип судебного слушания, гласящий, что свидетель должен быть непременно заслушан в суде.
— Как могут развиваться события?
— Пока что есть просьба о повторном судопроизводстве, а не о повторном рассмотрении дела. Это – единственное, что может изменить ситуацию, но прокуратура не заинтересована.
— Понятно, почему прокуратура против - такой удар по репутации…
— Не просто удар, а черное пятно на всей судебной системе! Я думаю, что со временем дело Задорова будет изучаться на юридических факультетах, как пример глубочайшего провала и безобразия.
— В чем тут главный прокол?
— Подготовленное к рассмотрению дело на стол судьи, образно выражаясь, выкладывают полицейские. Они решают, какие улики подлежат рассмотрению в суде, а на какие не стоит обращать внимание. И тут полиция почему-то решила, что судье неинтересно знать, что есть мобильный телефон Таир, по которому за неделю до ее гибели ей угрожал какой-то парень.
А Задоров сидит уже 10 лет, так что же делать сейчас прокуратуре? Там теперь больше защищают свою репутацию, чем борются за установление истины.
Марк Котлярский, «Детали». Фото: Гиль Элиягу˜
