Без присущего сионизму гена раздвоенности Государство Израиль развалится

«Мы держим в руках оружие не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы защищать жизни», – писал Ицхак Садэ, забытый герой, командир ПАЛМАХа, педагог и генерал, который был одновременно и гуманистом, и националистом.

Эти несовместимые, казалось бы, идеалы отражают дух современного еврейского национального опыта. Этот двойственный подход присущ тем, кто стремится к общему благу, осознавая, что его не достичь без разумного компромисса.

Он необходим, учитывая дующие здесь дурные ветры и последствия того, что случится «на следующий день». Это попытка сохранить одновременно национальные и универсальные ценности; соединить вынужденное применение силы и гуманизм, соблюдение моральных и юридических норм и ограничений.

Боль может сдерживать, это неотъемлемая часть такого подхода. Есть тяжелое осознание того, что ничего и никогда не будет однозначным, и с этим придется жить. Хаим Гури писал: «Я сам – «гражданская война»… И все противоположности сошлись во мне».

Осознание собственной боли облегчает понимание боли другого. Таково и согласие на уступку части родной земли, и признание другого нарратива, если он не призывает к твоему уничтожению. Это боль человека, вынужденного убивать во имя общества, полагающегося на его защиту.

• Читайте также:
• Чтобы обеспечить свое будущее, Израиль должен перейти на версию 2.0
• После победы над ХАМАСом Израилю придется выбирать из двух зол
• Израилю надо преодолеть иллюзию, что будущее как-нибудь наладится

Сионизму изначально была присуща раздвоенность. Без понимания этого гена невозможно объяснить, каким образом сионистское движение сумело добиться своих целей спустя всего 50 лет после возникновения. Сионисты, как правило, сочетали решимость с осознанием своих провалов и ошибок, они упорно хранили верность и национальным, и социалистическим идеалам или «просто» буржуазному гуманизму.

«Наши промахи заставляют нас задуматься, и мы категорически против их заметания под ковер», – провозглашал Берл Кацнельсон. Таков был дух сионистского предприятия. С 1967 года он начал иссякать и тонуть в национально-религиозной риторике, не знающей извинений. Исчезновение этого гена может привести к разрушению сионистского Израиля. И это отнюдь не преувеличение.

При возникновении сионизм был идеологически двойственен: он ориентировался на европейскую модель тех лет, предусматривавшую объединение нации на основе языковой и территориальной общности. С другой стороны, сионизм пытался опираться на еврейскую историю, на еврейское национальное движение, слишком многие представители которого отказались тогда принять новую идею.

Эта духовная, культурная и религиозная раздвоенность была более существенной, чем раздвоенность политическая и практическая. Теодор Герцль в свое время отказался входить в вопросы религии и культуры, так как понял, что религиозный подход не сможет ужиться с национальной идеей.

Не случайно первой и единственной оппозицией Герцлю стала «демократическая фракция», требовавшая заявить о приверженности сионизма свободному светскому национализму наряду с глубокой связью с историей народа и его культурой.

Связь с еврейством и свобода от религии представляли собой противоречие, лежавшее в основе сионистской революции.

Лишь незначительное меньшинство смогло сочетать соблюдение заповедей иудаизма с практическим национализмом – как, например, движение «Мизрахи», превратившееся впоследствии в Национально-религиозную партию (МАФДАЛ), ныне покойную.

Вновь и вновь сталкивались друг с другом воинственный подход, отказывавшийся от любого компромисса с Великобританией, и подход, в основе которого лежал компромисс, осознающий суть столкновения интересов.

Сионизм стремился к еврейскому суверенитету в рамках Британской империи, которому тогда не было альтернативы, и был готов ждать подходящего часа для провозглашения независимого национального государства. Здесь правые и левые смогли объединиться для борьбы с инфантильными националистическими маргиналами.

Сионисты стремились укрепить свою власть на территории, которую они контролировали лишь символически. Даже очертить ее границы было невозможно. Тогда многие сионисты придерживались принципа «земля без народа для народа без земли». Но на эту иллюзию «пустой земли» поддавались не все.

Большинство сионистов к 1930-м годам осознали существование парадокса и сформулировали постулат, в соответствии с которым признание права арабов Палестины на суверенитет – залог создания независимого еврейского государства.

Время Войны за независимость (1947–1949) было торжеством этого двойственного подхода. Сионистское движение смогло добиться решения о разделе страны, пойдя на болезненный компромисс в вопросе об Иерусалиме как столице еврейского государства. При этом игнорирование постигшей палестинцев катастрофы повлекло за собой то, что произошло впоследствии. Но в тот момент все общество, включая мечтавших о «единой и неделимой Эрец-Исраэль» правых и левых, согласилось удовлетвориться «тем, что есть». Так было по крайней мере до 1967 года.

Летом-осенью 1967-го возникло Движение за единую и неделимую Эрец-Исраэль, к которому присоединились многие видные деятели культуры. Это стало ярким проявлением отклонения сионизма от присущей ему двойственности и его выходом на орбиту, где не остается места для сомнений.

Его языком начала становиться агрессивная мессианская проповедь. «Вся эта земля – наша», – считали Шмуэль-Йосеф Агнон, Натан Альтерман, Моше Шамир, Аарон Амир, Хаим Гури, Хаим Хазаз и Йегуда Бурла (список частичный) еще до того, как передали эстафету ученикам раввина Цви-Йегуды Кука. Они исповедовали одномерный подход, начисто лишенный «гуманистической слабости» и исполненный презрения к любой многосложности.

В 1967 году на арену вышли молодые кибуцники, призвавшие к «диалогу бойцов». Сегодня это выглядит как попытка дать бой за сохранение сионистской двойственности. Но очень скоро к кибуцникам приклеилась кличка «стреляем и плачем», а «диалог бойцов» вылился в трагическую встречу между теми, кто мучился пережитым во время войны, и теми, для кого она стала праздником, – представителями йешивы «Мерказ ха-рав». Присущий сионизму нравственный и гуманистический разрыв проявился здесь во всей своей тяжкой полноте.

После этого двойственный подход время от времени еще пытался поднять голову. Так, в 1970 году появилось «письмо старшеклассников», адресованное премьер-министру Голде Меир. Они были готовы отдать свои свободные от националистического яда души и погибнуть за родину только в том случае, если действительно не останется иного выбора.

В том же духе было выдержано и «письмо офицеров», призывавшее к миру с Египтом. Так вел себя и Менахем Бегин, пошедший на мирные переговоры с Анваром Садатом. Так же он повел себя, когда увидел, к чему пришла в 1982 году Ливанская война. Так вел себя и Ицхак Рабин – и накануне Шестидневной войны, и подписав мирный договор с Иорданией и опороченные противниками любого компромисса Норвежские соглашения.

Начавшаяся в 2023 году кампания общественного протеста вновь поднимает на щит двойственность. Люди, принимающие в ней участие, глубоко обеспокоены судьбой Израиля. Они преисполнены решимости защитить его от внешних врагов и от самого себя. Речь идет о беззаветной верности своей стране наряду с осознанием того, что в ней нет места неограниченному применению силы и доминированию мессиански-религиозного подхода. Если мы, конечно, хотим продолжить жить как единый народ.

Профессор Моти Голани, «ХаАрец», Б.Е. На снимке: раввин Моше Левингер Ханан Порат, лидеры движения «Гуш-Эмуним». Фото: Моше Мильнер, GPO √

Автор — историк, руководитель Института по изучению сионизма и Израиля при Тель-Авивском университете