Беларусь после Лукашенко: «Шансы, что новый режим будет менее жестоким, велики»

Беларусь после Лукашенко: «Шансы, что новый режим будет менее жестоким, велики»

Несмотря на то что недавние сообщения о необратимых проблемах со здоровьем белорусского лидера Александра Лукашенко оказались ложной тревогой (для кого-то – ложной надеждой), они подняли на поверхность то, что до сих пор всерьез почти не обсуждалось: Лукашенко – пожилой и не очень здоровый человек, и придет время, когда его не станет. Что ждет страну после его смерти и как она повлияет на Россию и Украину? 

Этот вопрос волнует не только обывателей, но наверняка обсуждается и в высших кругах белорусской власти, и в Кремле. «Система не готовилась к такому развитию событий, – сказал в интервью «Деталям» белорусский политический аналитик, основатель консалтингового агентства Sense Analytics и приглашенный эксперт Центра Карнеги Артем Шрайбман. – Несмотря на то что конституцией какой-то путь прописан, реально никто за почти 30 лет правления Лукашенко всерьез не готовился к его уходу».

Беларусь после Лукашенко: «Шансы, что новый режим будет менее жестоким, велики»
Артем Шрайбман, фото: «Позірк»

Конституция страны предусматривает процедуру на случай смерти Лукашенко от естественных причин. Власть тогда переходит главе верхней палаты парламента – сегодня эту должность занимает Наталья Кочанова, одна из самых лояльных Лукашенко персон в белорусской номенклатуре. Она, в свою очередь, должна будет в течение 70 дней провести выборы нового президента.

Но одно дело – конституция и совсем другое – реальность, в которой, по мнению Шрайбмана, события, вероятно, будут развиваться по узбекскому сценарию: смерть лидера некоторое время держат в тайне от населения, давая элитам время прийти к консенсусу в отношении преемника. Но в случае с Беларусью есть еще один фактор – Россия. 



Спонтанный неподготовленный транзит власти – это не то, чего хочет Россия, – говорит Шрайбман. – В целом в окружении Лукашенко, я думаю, сегодня нет людей, которые бы по какой-то причине Россию не устраивали. Россия была бы довольна почти любым, если не любым, из сегодняшних белорусских генералов или высших чиновников, потому что все они более-менее пророссийские и никогда не давали повода в своей пророссийскости сомневаться. С точки зрения преемника, на мой взгляд, там просто нет фигур, которые были бы опасны для России.

– Насколько смерть Лукашенко повысит шансы полноценного участия Беларуси в войне против Украины? 

– В самой Беларуси есть консенсус как власти и правящих элит, так и оппозиции, и нейтральной части общества, что белорусская армия не должна участвовать в войне. Кто бы ни был у власти в Беларуси, этот консенсус, скорее всего, сохранится, и для Путина это будет нетривиальной задачей – принудить страну, которая не хочет участвовать в войне, в ней участвовать.

Да и не факт, что в этом есть необходимость, учитывая, что Россия не предпринимает какие-то наступательные действия и собственного человеческого ресурса пока вроде бы хватает без того, чтобы еще несколько тысяч белорусов зачем-то кидать в топку и рисковать дестабилизацией очень надежного союзника. Пока я таких интенций не вижу, но если они вдруг появятся, то, наверное, «продавить» слабого преемника будет проще, чем самого Лукашенко. Но, повторюсь, это не ключевой фактор. Ключевой фактор – в наличии или отсутствии желания самого Путина, и пока мы не видим серьезного давления на Минск, чтобы вступить в войну. 

– В какой степени открываются возможности для белорусской оппозиции? Сможет ли она в каком-то формате встроиться в этот транзит: если не получить власть, то хотя бы занять «место за столом»?

– Возможности для оппозиции откроются не автоматически – потому что Лукашенко умер, а в зависимости от того, приведет ли его смерть к дестабилизации режима, то есть будет ли функционировать нормально координация разных органов власти, будут ли приказы исполняться, не расшатается ли вертикаль. 

– А протесты? Какова вероятность, что начнется новая волна?

– Новая волна протестов возможна, если вместе со смертью Лукашенко происходит какая-то более общая дестабилизация и экономической ситуации, и отношений с Россией, и самой белорусской государственности. Если такие вещи происходят в моменте, то да, тогда волна протестов может стать реакции людей на кризис. Но это не автоматическая ситуация, никакого такого эффекта домино, что он умер – и через два дня люди на улице, нет. 

Кроме того, нельзя забывать, что общество задавлено репрессиями, и если эти репрессии продолжатся и после смерти Лукашенко, то ничего в этом смысле не поменяется. Узбекское общество не вышло на улицу, оттого что умер их президент. Если общество задавлено, то только смягчение репрессий может побудить людей воспользоваться моментом. Поэтому все зависит не столько от пульса Лукашенко, сколько от способности белорусского режима после него поддерживать тот же уровень насилия, что и сейчас.

– А сможет ли – и главное захочет ли – режим после Лукашенко поддерживать этот уровень насилия?

– Я думаю, что шансы, что новый режим будет менее жестоким, чем позднелукашенковский, высоки. Новая власть не обязана будет заниматься настолько же интенсивными репрессиями, если она будет видеть, что, условно говоря, особых протестов нет и можно попробовать за счет какой-то внутренней либерализации ослабить или снять хотя бы часть западных санкций. Это не исключено.

– Но захочет ли Запад сделать шаг навстречу новой белорусской власти, если она будет состоять, по сути, из тех же лукашенковских функционеров? Или он посчитает это возможностью отделить Беларусь от России? 

– Для Запада смена лидера может означать меньше токсичности в отношениях. Даже если это будет кто-то из лукашенковского круга, это все равно человек с меньшим багажом проблем и недоверия в отношениях с Западом, а значит, можно попробовать осторожно общаться, в том числе для того, чтобы попытаться дистанцировать Беларусь от России, попытаться помочь белорусской власти, если у нее самой будет такое желание, как-то уменьшить влияние России. 

Как конкретно это может происходить? Очевидно, это должно быть связано с заморозкой хотя бы некоторых санкций в обмен на какие-то уступки, например освобождение политзаключенных. Это не моментально выведет Беларусь из российской орбиты, но хотя бы даст возможность как-то диверсифицировать экспорт, уйти от такой логистической монозависимости от России, и так далее. 

Большой вопрос, как Россия будет на это реагировать. Она в принципе может начать агрессивно давить на новую белорусскую власть, чтобы она такими вещами не занималась. Здесь многое зависит от того, в каком состоянии будет российский режим на тот момент, будет ли у него энергия, ресурсы для того, чтобы еще и Беларусью заниматься активно. Этого всего мы предугадать не можем. 

У ЕС и США нет никакого рычага давления, чтобы разорвать этот союз. Ресурс для влияния даже на Россию, а тем более на Беларусь, – он мизерный. ЕС и США приняли почти все санкции, которые у них были в арсенале против белорусского режима и Беларуси в целом. Тем не менее экономика Беларуси присосалась к российской и вполне нормально себя чувствует, в этом году она даже растет, и признаков того, что будет какой-то обвал, нет. 

Поэтому здесь, скорее всего, вопрос в том, чего будет хотеть сама новая белорусская власть – и этого мы не знаем. 

Александра Аппельберг, «Детали». Gavriil Grigorov, Sputnik, Kremlin Pool Photo via AP. Фото внутри: «Позірк», предоставлено Артемом Шрайбманом √

Новости

В больнице "Шифа" в секторе Газа ликвидированы порядка 200 террористов
Ирландия примет участие в слушаниях по обвинению Израиля в геноциде в Международном суде
Хайфа: на месте военной базы построят сотни квартир

Популярное

За два дня до войны приехал торговец из Газы, заплатил наличными и… исчез

Я спрашиваю фермера Офера Селу из мошава Гева-Кармель, как война повлияла на его отношения с торговцами из...

Мы ошибаемся, если думаем, что в Израиле низкие пособия. В будущем их еще больше урежут

Сообщение о будущем и неизбежном банкротстве Службы национального страхования в Израиле («Битуах леуми»)...

МНЕНИЯ